…Сколько же лет прошло с тех пор? — подумал он. — Семь, десять? И сколько сейчас царице лет? Жрец говорил, что тогда она была совсем еще девочкой…
Словно безусый юнец, ожидающий свою первую любовь, нервно ходил царь по опочивальне, лихорадочно соображая, какой наряд лучше надеть сегодня, где достойней встретить таинственную принцессу — на ступенях своего дворца или сидя на троне, в окружении многочисленных слуг и царедворцев. Давно, много лет уже, не испытывал царь такого юношеского возбуждения.
Он, пресыщенный невиданной роскошью и бесконечным почитанием всех, с кем сталкивала его жизнь, избалованный изысканными ласками тысячи женщин, краснел и бледнел в ожидании чего-то, что должно было скоро, уже сейчас, изменить его ставшую рутинной в недосягаемости и величии жизнь.
Соломон взял себя в руки, вышел к бассейну, где уже дожидались его с десяток искусных цирюльников с многочисленными благовониями и бальзамами, распространяющими вокруг дурманящий аромат. Царь погрузился в ванну, закрыл глаза, полностью отдавшись умелым рукам своих слуг и сладким фантазиям, проносившимся вихрем в его голове.
Незадолго до полудня во дворец вбежал скороход.
— Процессия поднялась уже в Верхний город и вышла на дорогу, ведущую ко дворцу! — выкрикнул он.
Соломон, облаченный в роскошные белые одежды, искусно отделанные золотом и жемчугом, вышел на ступени дворца. Царь точно угадал время: ему не пришлось ждать и минуты. Как только перед Соломоном широко раскрылись двери, процессия вступила в дворцовый парк.
Впереди, по пять в ряд, тяжело топтали землю толстыми, как колонны, ногами экзотические слоны. На ярких коврах, покрывающих их могучие спины, были устроены легкие навесы, где теснились черные, как смола, карлики — по десятку в каждом. Карлики, важно раздувая грудь, изо всех сил трубили в длинные, расширяющиеся к концу трубы. Слоны вытянулись в шеренгу перед царем и его свитой, разом опустились на колени, припав головой к земле, и спустя несколько мгновений, тяжело поднявшись, отошли в сторону. Их место немедленно заняли огромные, лохматые, тяжело нагруженные тюками верблюды. Они шли нескончаемой колонной, ведомые под уздцы с двух сторон белокурыми великанами. Соломон пытался их сосчитать, сбился на третьей сотне, а они все проходили и проходили… Следом за верблюдами выступили воины, облаченные в передники из золотых пластин. Они шли группами по десять человек, неся на плечах открытые носилки, в которых, наряженные в пестрые одежды, полулежали на мягких подушках молодые женщины. После небольшой паузы, освободившей место перед царским дворцом, в окружении кованых золотом колесниц появился белоснежный верблюд, бережно несущий между гигантскими горбами шатер, покачивающийся от тяжести жемчуга, щедро рассыпанного по его ткани.
Верблюд остановился прямо перед ступенями дворца, гордо осмотрелся по сторонам и, с поистине царским величием, медленно преклонил колена, практически сравнявшись с землей. К нему немедленно подскочили светловолосые великаны, сняли со спины шатер, бережно поставили его на землю. Воцарилась тишина. Долгие минуты сменяли друг друга, но полог шатра оставался плотно задернутым. Соломон инстинктивно спустился на одну ступень, и в то же мгновение из шатра появилась молодая женщина.
— Приветствую тебя, великий царь великой страны! — низким грудным голосом произнесла она. — Я Билкис, царица страны Сава, что находится в далекой земле Офир. И я приехала, чтобы приобщиться к великой мудрости твоей, слава о которой облетела весь мир. Прими же в знак уважения эти скромные дары, — царица повела рукой в сторону каравана, заполнившего все обозримое пространство.
Во время этой короткой речи Соломон пристально, по-мужски рассматривал царицу. Билкис была одета в белоснежный наряд из тонкой, ниспадающей до земли широкими складками ткани. Подол и рукава, искусно расшитые золотом и сапфирами, оттенялись нитями ярко-красных кораллов. На груди царицы тяжелыми кольцами, словно заснувшая змея, покоилось невиданной красоты ожерелье, составленное из крупного белого и черного жемчуга. Тонкую и гибкую талию, подчеркивая высокую грудь, охватывал золотой пояс, увенчанный огромным, кроваво-красным рубином. Длинные черные как смоль волосы, украшенные павлиньими перьями, были заплетены в многочисленные косички, щедро перевитые золотыми нитями. Сквозь тончайшую ткань, прикрывающую лицо, просвечивала смуглая бархатная кожа, пухлые капризные губки, темные и бездонные, как ночное небо, раскосые глаза…
У Соломона засосало под ложечкой. Красива, дьявольски красива, — подумал он. — Да, земля эта богата не только золотом…
Пауза становилась неприличной. Соломон спохватился, спустился со ступеней и, подойдя совсем близко к царице, с широкой улыбкой ответил:
— Я рад приветствовать тебя, посланница великой страны, на земле Израиля. Все рассказы о неземной красоте твоей, которые слышал я от торговцев своих, меркнут перед тем, что вижу я сейчас перед собой.
Билкис посмотрела на царя быстрым, заинтересованным взглядом, ее нежные губы приоткрылись в загадочной улыбке.
— О, великий царь, щедрость слов твоих достойна мудрости твоей, — прошептала она.
* * *
Соломон поселил посольство Савы в доме Давида, который после постройки нового дворца оставался практически свободным. Самой же Билкис вместе с ее прислугой царь отвел целое крыло своею дома.
Два дня царица Савская отдыхала от долгой дороги, после чего Соломон принял ее в Тронном зале.
Билкис восторженно, с почти детским восхищением, долго рассматривала трон Соломона, а царь с самодовольной улыбкой наблюдал за ней. Трон был его особенной гордостью, наверное, не намного меньшей, чем Иерусалимский Храм. Созданный гением лучших египетских и финикийских механиков и ювелиров, он представлял собой величественное и роскошное сооружение. Собственно трон был вырезан из цельного куска красного дерева, отделанного вставками из слоновой кости. Высокую резную спинку венчал отлитый из золота голубь, держащий в клюве свиток Торы.
К подножию трона вели шесть бронзовых ступеней, в которых, словно звезды на небе, сверкали драгоценные камни. С левой стороны каждую ступень охранял искусно сделанный в натуральную величину золотой лев, а с правой, напротив, расположились гордые хозяева неба — орлы. Подножие трона было устроено так, что когда царь касался ступеней, под давлением его тела приводился в движение скрытый механизм, и львы протягивали лапы, на которые он опирался, а орлы приветственно взмахивали крыльями, издавая при этом резкие гортанные крики.
Когда Билкис, устав удивляться, уселась на малом троне напротив царя, Соломон учтиво спросил:
— Хорошо ли ты отдохнула, все ли необходимое есть у тебя?
— О, да! Все устроено, как нельзя лучше, — улыбнулась царица.
— Надолго ли пожаловала к нам?
— Это во многом зависит и от тебя, царь Израиля.
— Значит, навсегда! — засмеялся Соломон и, увидев удивление на лице Билкис, пояснил:
— Красота царицы Билкис еще более поразительна, чем подарки, привезенные ею. Весь Иерусалим вот уже два дня только и говорит о том и о другом. А город этот чем-либо удивить трудно. Вот и я уже грущу, что наступит время, когда придется расставаться.
— Ну, это будет еще не скоро, я хочу многое увидеть, если царь соблаговолит мне уделить время… Расскажи о своей стране, об устройстве ее, как тебе удалось добиться такого процветания?
— О! Тогда мне придется рассказать о всей своей жизни, — рассмеялся Соломон. — Пойдем в парк, эти стены не способствуют задушевной беседе…
* * *
Вечером того же дня состоялся пир по поводу приезда царицы Савской. Девушки, привезенные ею, оказались танцовщицами, и Соломон, полулежа на мягких подушках, с блуждающей улыбкой наблюдал за их чувственным танцем. Царь, вопреки обыкновению, сегодня выпил много вина, и оно вместе с дурманящим запахом, исходившим от Билкис, кружило ему голову.
— Нравятся ли тебе девушки? — наклонившись совсем близко к Соломону, прошептала царица.
— Они прекрасны, но все познается в сравнении, а в сравнении с тобой любая из них меркнет, как луна перед солнцем, — громко рассмеялся царь.
— Тсс, тише… — Билкис игриво прикоснулась пальцем к его губам. — Мне приятно это слышать, тем более от мужчины, обладающего тысячью женщин. Попробуй вот лучше, это сладости моей страны… Они не только наполняют рот прекрасным вкусом, но и укрепляют мужские чресла…
— А ты полагаешь, что мне уже без этого не обойтись? — Соломон придвинулся совсем близко. — А?
— Что ты, что ты… Я полагаю, что великий царь велик во всем, но наши мужчины не пренебрегают этим с юности, хоть никто из них и не имеет столько жен…
