Моше ждал Богданку около церкви. Когда Богданка вышел, подошел к нему и прошептал:
— А теперь не забудьте сотворить молитву нашему Богу! Он тебя ведет, а не тот, что нарисован на доске.
Наверстывая потерянное время в Можайске, Рожинский довел войско в один переход до Звенигорода. В Звенигороде его встретил посланный Шуйским пан Борковский, королевский посол на переговорах в Москве. В Москве только что был подписан мирный договор между Шуйским и Сигизмундом. Шуйский задержал королевских послов, потребовав, чтобы они вернули из-под Москвы польское войско.
Пан Борковский предложил созвать войскового коло. Рожинский отговаривал:
— Кто же тебя, пан посол, послушает? Люди сюда пришли королю и Господу
Богу не послушные. Король сам по себе, каждый пан — себе пан. И как им вернуться в Польшу, когда многих из них ждет королевский суд?
Борковский удивлялся.
— Не кружится ли у тебя голова, князь? Ты известен, как мудрый воитель. Не думаешь ли ты с горсткой, хотя бы и храбрых рыцарей, воевать с Московией? Не пришлось бы королю поднимать посполитое рушение, чтобы спасать вас от позора и гибели.
— Мы, пан Борковский, на службе у законного московского государя. Король в свое время поддержал его и признал московским царем.
— Да тот ли этот человек, за которого себя выдает?
Рожинский усмехнулся.
— А был ли тот человек, которого король признал Дмитрием истинно царевичем?
— Король его поддержал, но на престол его посадили русские люди.
Борковский настоял на созыве коло. Выслушали его терпеливо и спокойно. Ответить в круг вышел седой шляхтич.
— Пан Борковский пришел к нам от Шуйского. А кто таков Шуйский? Самозванный царь и убийца. Шуйский грозит задержать посольство. Одно посольство он задержал, не надо было посылать других. То королевское дело. Мы сюда пришли по своей воле, на короля не ссылаемся и не оставим своего дела, пока не посадим на престол того с кем пришли.
— Безумцы! — воскликнул Борковский. — Неужели надеетесь взять Москву? Вы все здесь погибнете!
— То наши головы, нам о них и думать.
На том переговры с послом и кончились.
От Звенигорода до Москвы один переход. Вышли на рассвете. В полдень стали на Воробьевых горах супротив Ново-Девичьего монастыря.
Первый день лета, 1-го июня, выдался солнечным, теплым. Ослепительно сияли купола московских храмов. Сады в цвету. Из-за потемневших крыш высились стены Кремля, будто шлем на голове богатыря. Виднелась опояска города земляным валом. На валу и на улицах ни души. Город то ли вымер, то ли насторожился. Лазутчики искали броды.
Рожинский, Адам Вишневецкий, пан Валавский и пан Хруслинский, полковники и ротмистры смотрели с высокого берега на Москву в удивлении, что так легко доступили к ней, чего не смог сделать самый воинственный из польских королей Стефан Баторий.
— Панове, жду ваших суждений! — прервал молчание Рожинский.
— Москва запутанный город, — молвил с сомнением в голосе Адам Вишневецкий. — Улицы, переулки, переулочки, закоулки. Наше войско запутается в этой хитро сплетенной сети.
— В городе нам делать нечего! — ответил Рожинский. — Сразу надо брать крепость.
Адам Вишневецкий не оставил своих сомнений.
— Кремль защитят пушки и стрельцы. Я видел его стены. Разрушить нам их нечем. Таких пушек не найдется и у короля.
Рожинский усмехнулся.
— А почему нам не спросить нашего царика?
— В ратном деле он плохой повар.
— У каждого, князь, своя судьба. А вдруг у него судьба стать московским царем? Хотя бы на час. Кто мог из нас поверить, что мы с нашими малыми силами разгоним царские войска?
Позвали Богданку. Рожинский попросил панов соблюдать ритуал положенный в общении с царской особой. Без тени насмешки спросил:
— Государь, твоя столица у твоих ног! Повелишь ли вступить в нее?
Богданка принял слова Рожинского за насмешку. Сделал вид, что раздумывает. Рожинский угадал его состояние, но необъяснимо тянуло покуражиться, оттягивал куражом необходимость решать судьбу похода.
— Государь, — продолжал Рожинский, — мы люди рыцарского сословия. Нам предназначено рассуждать о ратных делах. Решать тебе, государь! Твоя душа говорит с Богом.
Богданка, все еще опасаясь насмешки, пристально взглянул в глаза Рожинскому. Насмешничает пан, но сам же в колебаниях и сомнениях. Не лучше ли скорый конец всем унижениям, а быть может, исполнения Господней воли?
— Город перед нами, гетман, как до него дошли, так в него и войти. Не пришли же мы с горки на него посмотреть?
Адам Вишневецкий собирался что-то сказать, Рожинский остановил его жестом руки.
— Государь, теперь мы рассудим ратное дело. Отойду я и поразмыслю.
Отошел к обрыву. Нестерпимо манила Москва. Сколь великой славой на многие годы покрылось бы его имя, если бы взять ее с налета. Сигизмунду пришлось бы покинуть Вавельский замок и уступить его завоевателю Московии. Такого и не снилось Стефану Баторию. Вот она! У его ног. Один взмах руки и уланы первыми перейдут реку в брод на московский берег никем не оберегаемый. Называли его в Речи Посполитой воителем, поддерживал он среди своих славу полководца, но сам о себе знал, что весь его ратный опыт исчерпывался наездами на соседей, погромами в корчмах, поединками на сеймиках и на сеймах. Буйное его войско похвалялось победой под Болховым. Поддерживал и он эту похвальбу, понимая, что под Болховым состоялась не победа, а необъяснимое бегство московского войска. Имя Дмитрия притупило мечи москвитян. Волк дважды в одну овчарню не ходит, но брать Москву в осаду с его ли воинством? Рожинский себе в ободрение произнес про себя: «Ну Богданка, неугасима ли твоя свеча?»
Рожинский отошел от края обрыва, чтобы дать сигнал для вступления в Москву. Паны ждали в полном молчании. Разум молчал, вело вдохновение, но сколь тяжек каждый шаг к роковому слову. Шаг, еще шаг. Вот он уже перед панами. И неожиданно для себя, будто из души вырвались слова:
— В городе мы погибнем, панове! Оградим Москву от подвоза продовольствия, выморим их голодом!
Рожинский увидел, как посветлели лица его сотоварищей, понял, отдай он приказ войти в Москву, не послушали бы приказа.
Переправились через реку. Обойдя город вышли к селу Котлы. Здесь можно отсечь Москву с юга, да оставались тогда в нее дороги из замосковных городов, с Суздальской и Новгородских земель и со всей Волги. Вышли на Ярославскую дорогу. Постояли в селе Тайнинское. Далеко, чтобы пересекать дороги с Ярославля, а еще дальше дороги для связи с польской землей. Двинулись далее в обход города. На Тверской дороге не нашли удобного места для лагеря. Продвинулись к реке Всходня и остановились. Приглянулось место при впадении Всходни в реку Москву. Реки сливались под косым углом. С двух сторон водная преграда, с третьей стороны решили возвести валы и острог.
Не успели возвести укрепления, как лазутчики донесли, что в селе Ваганьково накапливаются московские войска. «Казалась Москва пустой с горы» — подумалось Рожинскому. Не подвела осторожность.
На этот раз Василий Шуйский сам возглавил московское войско, в коем были собраны все ратные силы, что оказались в Москве и поблизости от Москвы. В Ваганькове поставили царский шатер. Пришли на совет думные бояре и воеводы. Большой полк был отдан Михаилу Скопину. Вспомнил дядя в грозный час о военной удаче племянника. Обошел на этот раз незадачливого брата Дмитрия. В Передовой полк поставил князя Ивана Воротынского. Сторожевой полк поручил князю Ивану Черкасскому.
Подсчитали свои силы и прикинули численность противника. Получалось над поляками внушительное превосходство. Василий Шуйский довольно посмеивался.
— Бог захочет наказать, так разум отнимет! Воистину безумцы!
Михаил Скопин молод. Ему говорить бы последним, но он спешил, считая, что всякое промедление идет на благо противнику.Он молвил взволнованно:
— Государь, время не терпит!Нам надобно немедленно наступать. Еще до ночи. Полякам остается одно: или ночью сняться и уйти,или ночью на нас ударить.
— Помолчал бы! — возмутился Дмитрий Шуйский. — Молод, чтоб указывать. Такого не бывало, чтобы мышь на кота сама бросалась.
— Под Болховым кто был кот, а кто бы мышью?
В спор вмешался Шуйский:
— И мы — не кот, и поляки — не мышь! Надо думать как бы их не спугнуть. Уйдут, лови ветра в поле. А здесь между реками мы их, как в мышеловке передавим.
Никто из воевод не поддержал Скопина. Одни ревновали к молодому воеводе, другие не хотели сердить царя.
Июньская ночь коротка. Едва стемнело, польская конница двинулась в рискованный поиск. По берегу реки, скрываясь в камышах, уланы крались, обмотав копыта коней травой. По берегу Всходни повел свой отряд Адам Вишневецкий. Рожинский выступил с гусарскими хоругвями.
