Июньская ночь коротка. Едва стемнело, польская конница двинулась в рискованный поиск. По берегу реки, скрываясь в камышах, уланы крались, обмотав копыта коней травой. По берегу Всходни повел свой отряд Адам Вишневецкий. Рожинский выступил с гусарскими хоругвями.
Еще днем польские лазутчики высмотрели, как расположены московские войска. На Ходынке стояли Большой и Передовой полки, главные московские силы, в селе Ваганьково расположился царь со Сторожевым полком. Между Ваганьковым и Ходынкой стоял артиллерийский наряд, а за ним обоз с продовльствием.
Адам Вишневецкий и пан Хруслинский прокрались к артиллерийскому наряду и взяли его в клещи. Когда из-за московских полков донесся шум сражения, Рожинский с гусарами атаковал Сторожевой полк.
Стрельцы, что обороняли артиллерийский наряд и продовольствие разбежались, распространяя страх по всему московскому войску. Скопин пытался собрать Большой полк в строй, но ночная тьма, как он и опасался, внесла полное смятение. По всему войску разнеслось известие, что царь взят в плен.
Царская дружина устояла под натиском гусарской хоругви, но дело уже было сделано. Обоз с продовольствием и артиллерийский наряд поляки уводили в свой стан. Роожинский отвел гусар. Едва забрезжил рассвет, поляки везде покинули поле боя и стали в оборону в своем лагере.
8
Разгром под Ваганьковым усложнил Шуйскому переговоры с польскими послами. Они и без того были сложными, длились с октября прошлого года. Василий Шуйский всячески их затягивал, надеясь добиться больших уступок, пользуясь тем, что в Польше длился мятеж. У короля руки были связаны рокошем, вместе с тем, король под давлением родственников заложников был заинтересован в подписании договора о мире или, по крайней мере, перемирия.
Послы требовали немедленного освобождения всех польских людей, задержанных заложниками. Шуйский, чтобы сделать поляков посговорчивее, указал прекратить переговоры.
Отправляя брата Дмитрия в Болхов, царь пребывал в полной уверенности, что московское войско рассеет воровские шайки польских налетов и покончит с новым Дмитрием. Поражение под Болховым разверзло перед царем бездну. Король Сигизмунд не имел сил начать войну, но и Шуйский был бы не в силах отразить его нашествие. Польские послы, узнав и болховском разгроме, стали настойчивее. Требовали доставить в Москву из ссылки Гонсевского и Олесницкого, а так же Юрия Мнишка и его дочь.
Ночная битва на Ходынке вынудила Шуйского на уступки. Он возымел надежду, что мир или перемирие с королем понудят поляков уйти от Москвы. Не забыл поставить условие, чтобы Марина Мнишек отказалась от титула Московской царицы. Как в свое время Годунов, так и Шуйский забыл мудрую поговорку: «не вызывай волка из колка».
Шуйский предлагал возобновить двадцатилетнее перемирие подписанное между Годуновым и Сигизмундом. Ограничились подписанием перемирия на три года и одинадцать месяцев. Послы поручились, что тут же будет повелено королем, чтобы поляки покинули Тушино, что Марина Мнишек снимет с себя титул царицы Московской. Но никто не нашел, как определить форму отречения.
25-го июля 1606 года перемирие было подписано.
9
Едва лишь обоз с Юрием Мнишком и Мариной вышел из Ярославля, Иринарх и Николай Мело отправили Егорку в Москву, чтоб пробился к Марине и ждал от нее поручений. Москва, так Москва. Егока не боялся этого города. Дали ему денег и посыльные грамоты из монастыря. Запряг он свою лошдку Ночку и поехал.
В Москве, чтобы попасть к Мнишкам к хитрости прибегать не пришлось. Держали Мнишков вольно. Передал он письмо от Николая Мело, тут же Юрий Мнишек спросил:
— Хочешь повидать царя Дмитрия? Сказывал ты, что встречал его и был им пожалован.
В монастыре Николай Мело и Иринарх не раз при Егорке, от него не таясь, говорили о новом походе царя Дмитрия, нисколько не сомневаясь, что идет настоящий Дмитрий. К нему Егорка охотно прибился бы, жизнь за него отдал бы. Не вернется ли все на прежнее и опять будут рубить струги, не даст ли Бог, вернуть Екатерину и дочку?
Москва и Тушино противостояли, как два враждующих лагеря, однако, пройти туда и обратно труда не составляло. Ловкие люди и торговцы имели свои лазы мимо стражи.
Когда Егорка объявил польским властям, что у него письмо от Юрия Мнишка к царю Дмитрию, его без особых задержек поставили перед паном Валавским. Валавский прочитал письмо и спросил Егорку, почему именно ему доверили такое письмо? Егорке было, что рассказать, не выдумывая. О том, что он лично известен царю Дмитрию из осторожности умолчал. Валавский призвал на совет Рожинского, Вишневецкого и Хруслинского. Валавский спросил, есть ли смсыл передавать письмо царику? Тесть просил зятя отбить его от русской стражи, когда его повезут в Польшу.
— Да, точно ли письмо от Мнишка? — усомнился Вишневецкий. — Я погляжу. Руку его я знаю.
— Кому нужны такие забавы? — заметил Хруслинский.
— Игра серьезная! — согласился Вишневецкий, возвращая письмо. — Писал Юрий Мнишек. Его рука, его хитрость. Он делает вид, что верит будто бы его Дмитрий с нами. Пребывал он в ту ночь и в те дни в Москве. Видел своими глазами, что произошло. В интригах он превеликий искусник.
— С Мнишком все ясно, — заключил Рожинский. — Как быть с Мариной?
— Вот именно — с Мариной! — подхватил Вишневецкий. — Юрий Мнишек не достоин нашего внимания, но его дочь польская княжна и венчаная царица. За ее честь мы в ответе. Она не перепутает своего Дмитрия с нашим. Польской княжне и московской царице ложиться в постель с безродным жидовином непристойно.
Рожинский махнул рукой.
— Постель ничего не значит. Наши княгини с кучерами спать ложились и жидами не пренебрегали. У меня о другом думы. Нашего царика я не вижу царем московским. Быть может, мы и доведем его до царского трона, но на троне он и дня не досидит. За Мариной освященное русской церковью право на престол. Она по Божескому праву — царица!
— О ее праве никто не спорит. А вот кто его поддержит?
— Князь, Адам! Вы уловили главное. Царик — это карета, а в карете — царица Марина. Ныне кто-то из московских людей верит, что наш царик и есть царь Дмитрий, кто-то хочет в это верить, зная, что он не тот, кому-то все равно тот он или не тот, но стоит против Шуйского, а вот когда войдет в Москву — все переменится. Те, кто верил, что он прежний Дмитрий разуверятся, уже не найдется тех, кто хотел бы в это верить, ну а те, кто шел против Шуйского пойдут против нашего Дмитрия. Рассудите, признает ли король этого Дмитрия царем? Даже если бы и захотел не посмеет этого сделать на глазах всей Польши. Признать же Марину царицей — это восстановить то, что дано ей по праву. Здесь и Рим скажет свое слово за верную дочь апостольской церкви.
Пан Валавский поддержал Рожинского.
— Король, когда сядет на русский престол, забудет о наших трудах. Надо ли нам таскать для него каштаны из огня голыми руками. Царица Марина наших трудов не забудет.
Рожинский свернул письмо Мнишка, и, подержав его на ладони, как бы взвешивая, заключил:
— Надо панове передать письмо царику. Чтобы никого в это дело не замешивать, пусть передаст письмо тот, кто его принес.
Перед посланным от Мнишка, Богданку постарались представить в царском виде. Заставили его надеть царский кафтан и бобровую шапку. Лавку покрыли ковром.
Егорку ввели в избу. Он поднял глаза. Перед ним странно наряженный господин, но не царь Дмитрий.
— Подай письмо! — повелел Богданка.
Рында сделал шаг к Егорке и протянул руку. Природная смекалка спасла Егорку. Упрись он, скажи, что письмо предназначено царю Дмитрию, а не этому ряженому господину, на том бы ему и конец. Егорка отдал письмо. Рында передал его Богданке, Богданка прочитал его и спросил:
— Сверх письма, что велено передать?
— Ничего не велено
— Невежа! — прикрикнул на него рында. — Надо отвечать, как положено! Перед тобой государь!
Егорка содрогнулся, но вида не подал. Поговаривали в Москве, что в Тушино сидит вовсе не Дмитрий, а всклепавший на себя его имя. Не обличать же вора ценой жизни. Поправился:
— Ничего более не велено, государь.
— В глаза видел Мнишков?
— Вот, как тебя, государь.
— У них служишь?
— Служу в монастыре. Монахи меня пересылали к ним с пересылками.
— Монахи? Какие монахи?
Егорка, как на горячих углях. И молчать нельзя, а отвечая как бы не сказать лишнего.
— Монахи меня посылали верные тебе, государь.
— Вот оно! Есть мне верные люди люди в Московии! Будут тебя паны расспрашивать, о верных мне людях не забудь сказать.
И распорядился.
— Пересылки с тобой не будет. Иди к моей супруге, а твоей царице, скажи, что меня видел в здравии на пороге Москвы.
