— Да в тебе — добрая сажень росту! — с неудовольствием сказал Александр. — Сразу приметят — и в петлю.
— И хорошо, если приметят, князь. Я у ливонцев год служил, многих кнехтов знаю, даже рыцарей. И по-ихнему говорю. Скажу, что от своих отбился, от новгородцев бегу.
— А если тех встретишь, кого я в Копорье отпустил? — помолчав, спросил Невский.
— В улей не залезешь, так и меду не поешь. Поверь мне, Александр Ярославич. Я себе клятву дал до смерти тебе служить.
— Поехали! — вдруг решительно сказал князь.
— А подковы как же? — оторопел Миша.
— Подковы сам откуёшь, — усмехнулся Невский. — Ишь, какие плечи наел…
К рассвету князь вместе с Урхо, Савкой и двумя личными телохранителями вернулся в свою дружину и велел тотчас же разыскать Якова. Чудина он до времени велел Савке спрятать, а заодно подыскать ему положенное кнехту оружие. А как только появился Полочанин, сразу же рассказал ему о новом лазутчике.
— Скажешь чудину о своих людях. Вместе — сподручнее.
— И хочется, и колется, Ярославич, — вздохнул осторожный Яков. — Он год у ливонцев служил, а ну как опять послужит? И моих людей погубит, и тебе Пскова не видать.
— Мне его и так и так не видать. — Невский помолчал, сказал твёрдо: — Верю я ему. И Миша верит: мы с ним поговорили, пока Урхо копоть с себя смывал. Да и выхода иного у нас нет, Яков. А Псков брать надо, без Пскова я эту войну, считай, проиграл…
Урхо благополучно переправили в Ливонию, где все ещё помнили нашествие новгородцев, хотя они и отошли в свои земли. Засылкой лазутчика кружным путём лично руководил недоверчивый Яков Полоча-нин, который и доложил Невскому об успехе задуманного.
— Наблюдал я за ним, Ярославич, сколько мог. На моих глазах к нему ещё семь кнехтов пристали. Я в кустах хоронился, но видел сам.
Ждать пришлось долго, почти что до Рождества Христова. Морозы стояли настолько свирепые, что Невский был вынужден разрешить костры.
— Только в шалашах и шатрах.
— Угорят, Ярославич, — усомнился Домаш.
— А татары почему не угорают? Потому что над костром в юрте — дырка. Дым вытягивает, а тепло остаётся.
Невский жадно подмечал все полезное не потому, что видел в учении некую самоцель, а потому, что по-иному поступать не мог. Стремление перенести чужой опыт на собственную почву всегда опережало в нем расчётливую оценку: интуиция срабатывала раньше.
Воины его грелись у костров и спали в тепле. Правда, шестеро новгородцев Домаша угорели насмерть, а в Мишиной дружине запылали два шалаша, но люди быстро приладились, обвыкли и уже не мёрзли на лютом морозе. Невский научил своих людей бороться с холодом в тяжких походных условиях, что было чрезвычайно важно для Руси, воевавшей, как правило, только в зимнее время, щадя посевы.
Вести из Пскова пришли, когда никто, кроме самого князя, в них уже не верил: в ночь перед Рождеством. Армия Невского Рождество отмечать не собиралась не только потому, что в ней не было священников, а потому, что сам состав её на две трети был языческим. Завет Христа «не убий» в те времена понимался буквально и никак не сочетался с основной задачей профессионального дружинника. Но Рождество Христово совпадало с днём солнцеворота, древнейшим языческим праздником славян, и к нему — готовились. И мяса раздобыли, и хмельное князь разрешил. Правда, только пиво, но и тому были рады.
— Из Пскова монашек пришёл! — взволнованно прошептал на ухо Яков, ворвавшись в шатёр Невского. — От Белого известия.
Белым они условились именовать Урхо. Поэтому князь без всяких расспросов накинул шубу и вышел вслед за Полочанином.
Монашек в драной рясе был тощ, молод и мал. Присев йа корточки, он грел у костра захолодевшие руки, но тут же встал и низко поклонился, когда вошли Александр и Яков.
— Не вскакивай, грейся, — сказал Невский. — И говори, с чем пришёл да кто послал.
— Послал человек сажённого росту, — как-то особо подчёркнуто ответил монашек, послушно присев у костра. — Велено передать только самому князю Александру Ярославичу Невскому.
— Я — Невский.
Монашек внимательно посмотрел на Якова Поло-чанина, которого, видимо, ему описали точно. Яков кивнул, и только после этого посланец Урхо начал говорить то, что ему было велено.
— С нужными людьми встретился. С воротниками главных ворот договорился. Торговый человек попался с оружием, претерпел все пытки, ничего не сказал и был мученически распят, упокой, Господи, душу его…
Монашек встал, торжественно перекрестился и отдал поклон на восход. Князь и Полочанин перекрестились тоже.
— О семье узнай, — буркнул Александр Якову. — Продолжай.
— Оружие понемногу достают сами Стражу перережут и ворота откроют, когда ты повелишь.
— В Рождество не успеем. — Невский задумался. — Какие ещё праздники отмечают рыцари?
— Праздник Обрезания Господня
— На какое число приходится?
— На шестое января.
— Вот в этот день пусть и открывают. Как только мои трубы услышат. Вели накормить его, Яков. Горячего, горячего дай
— Благодарствую, — монашек поклонился. — Прозяб я сильно А путь неблизкий, во тьме проскользнуть надобно.
— Как ты из Пскова выбрался?
— Протоиерей отец Арсений добрый совет дал. Миро, дескать, у нас кончилось, а как без него богослужение творить? Иуду проклятого Твердилу Иван-ковича пришлось о помощи просить. Уговорил он фогта меня, хилого раба Божия, за миром послать.
— А коли на возврате миро показать потребуют? — спросил Яков
— Так ведь оно у меня с собой, — робко улыбнулся монашек. — Отмолю пред Господом грех сей. Может, отпустит мне его.
— Отпустит — Невский вдруг шагнул к монашку, обнял его, поцеловал в лоб — Ступай с миром.
А вернувшись в свой шатёр, сказал Савке
— Скажешь Гавриле, чтоб немедля точна к Яруну в Новгород слал Пора ополчение к Пскову подтягивать
В ночь на б января Невский выдвинул все три дружины к самому Пскову Взяв на себя центральные ворота, приказал остальным оцепить крепость, а как только ливонцы откроют ворота для бегства, врываться в город и бить врага нещадно, пока оружие не бросит и наземь не ляжет
— Трубить мои трубы будут, поэтому свои оставьте, чтоб ошибки не вышло
Рёв княжеских труб застал рыцарей на заутрене в соборе, превращённом ими из православного в католический. Пока ливонцы соображали пока выбегали из собора да искали своих оруженосцев с лошадьми, Невский уже ворвался в город через распахнутые ворота, и для рыцарей начался воистину ад кромешный Город был враждебным, узкие улочки его вели неведомо куда, и на каждой улице, в каждом переулке ливонцев ожидали засады, завалы, внезапные нападения псковичей, а то и просто жерди, вовремя просунутые сквозь забор под ноги рыцарских коней
Удар был внезапным, стремительным и беспощадным. Семь десятков отборных ливонских рыцарей пали в битвах на узких улочках, множество ратников и кнехтов из чуди и вожан Победители встретились с ликующим народом на вечевой площади в звоне колоколов и восторженных криках псковичей
А Невский задержался, высматривая с седла кого-то среди толп ликующего народа И, увидев сажённую белоголовую фигуру, махнул рукой и спешился
— Прими мой поклон, богатырь, и вечную благодарность. — Он трижды расцеловался с Урхо. — Цепь ты заслужил, а чтоб ждать её веселее было… — Он с трудом сорвал с пальца отцовский перстень и попытался было надеть его на палец Урхо, но перстень никак не влезал.
— Не трудись, Ярославич, я его на груди носить буду. И два богатыря расхохотались столь оглушительно, что вдруг притихла даже шумная вечевая площадь. И взревела ещё оглушительнее, когда князь Александр Ярославич поднялся на паперть собора.
— С победой вас, соратники мои! — Трубный его голос перекрыл шум, все затихли. — Псков свободен, и вы, псковичи, свободны отныне и навсегда!
Вновь ликующе взревела площадь. Невский поднял руку, и шум сразу стих.
— Пленных рыцарей беру с собой — новгородцам показать. А добыча — вам. Отощали вы за время ливонского господства. Пленных фогтов вам отдаю. Сами решайте, что с ними делать.
— На виселицу их!… — дружно ответила плошадь.
— Значит, так тому и быть. Но погодите, успеете ещё повесить.
Князь повернулся к стоящему на коленях Твердите Иванковичу. За ним услужливые псковичи поставили и его семью. Жену, двух дочерей и сына. Невский долго смотрел на них, а народ ждал, затаив дыхание.
— С сыном изменника вопрос ясен: дурное семя щадить нечего. А женщины в чем провинились? Отпусти их, Псков. Будь великодушным в первый день своей свободы.
Женщинам тут же развязали руки. Но не позволили матери проститься с сыном и мужем, и все трое ушли, рыдая навзрыд. А площадь продолжала молчать, выжидающе глядя на князя.
— Что вы на меня уставились? — тихо спросил Александр и неожиданно рявкнул во всю мощь: — Сами решайте, псковичи!…
