В городе осели кузнецы — оружейники и мастера по трудовому снаряду, стекловары, литейщики колоколов, ткачи, сапожники. В знакомой мастерской постукивал молоточек златокузнеца. Часто-часто, словно дятел на сухой сосне. И лишь ее не было — той, что стояла перед глазами Юргиса все проведенные на чужбине годы.
Юргис помогал отцу, звонил в тонкоголосые, дешевого литья колокола во временной церковке, поставленной ка пепелище, и вслушивался в толки стариков о том, что предвещают облака на заходе солнца и крики ранних птиц, о чем шепчет листва на кладбищенском холме. И ждал…
А потом пережил еще одну жуткую, в вихрях пламени, ночь. На этот раз тевтоны напали из-за Даугавы, откуда всегда приходили литовские друзья, родичи жены Висвалда. Налетели на замок неожиданно, как осенняя буря. Палицы и мечи косили и мужей, и стариков, петли, пеньковые веревки душили женщин и детей. Душераздирающе кричали ограбленные и бросаемые в огонь. Однако церковный домик сразу не тронули, и пастырь воспользовался этим. Вместе с Юргисом втиснулся он в полуобвалившийся подземный ход, что шел от сожженного прежде висвалдова дворца; был этот ход вырыт в давние времена для спасения людей правителя в грозный час. Проползя под землей, пастырь с сыном выбрались на поверхность уже по ту сторону укрепления, на берегу реки. Пользуясь темнотой, добрались до лесного селения на краю большого болота, где собрались уже уцелевшие от полона люди из знатных родов, из купцов, из литовских поселенцев — торговых гостей с их челядью. Спасшиеся были как бы не в своем уме и почти сразу же начали препираться: кого винить в беде? И почему тевтоны преступили мирный договор?
— На кресте клялись, на святой воде клялись, перед иконой католической богоматери и перед светлым образом православного чудотворца, — возмущались люди познатнее. — Как это рижский епископ допустил разбой?
— Это тевтоны мстят Герциге за то, что Висвалд слишком уж дружен был с Литвой. Меченосцы орденские, вот кто жжет Герциге, — некий литовский вотчинник знал, видимо, более прочих.
— Тевтонский орден — под римской церковью. А власть римской церкви здесь в руках рижского епископа. И орден должен повиноваться епископу.
— На словах повинуется. Но не на деле.
— Не может быть такого, чтобы орден подчинялся епископу лишь по видимости!
— Может или не может, а только так оно и есть. Орденские немчины посулов епископа не выполняют. Хлынувшие из-за моря крестоносцы — не матери небесной воинство, а ворье. И старшины ордена самое большое препятствие делам своим видят в действиях рижского епископа. В его мирных договорах с правителями латгальских и русских земель, с литовскими кунигайтами, — гнул свое литвин. И не скупился на упреки.
— В приключившемся, в тевтонских бесчинствах более всего виноваты сами правители герцигских замков. Разохотившись до заморского серебра, ластились к заморским нечестивцам и в жадности своей продали и собственный род и отчизну.
— Где измена, долго искать не надо. Это каждый видит, кого не поразила слепота.
— Вспомните: кто помог тевтонам первый раз вломиться в Герцигекий замок? Кто нашептал епископу о договоре Висвалда с тестем, кунигайтом Даугерестом, которого немчины схватили, когда возвращался он из Новгорода, а после уморили?..
— Кто оставил под Ликсной копейщиков и лучников из поселений и с островов, собравшихся для священного боя? И задержал там, пока тевтонские псы не собрали немалое войско латников? Кто?
Ерсикские богатеи схватились за дреколья. И как знать, может, отправили бы литвина на тот свет, не вмешайся тут смельчаки, что готовились в долгий путь — на Русь. Они выручили литвина и пошли на Полоцк. И Юргис примкнул к ним.
— Буря валит те деревья, что высохли или корнями слабы. Здоровые же хоть и гнутся, но снова выпрямляются, — сказал на прощанье отец. — Твое место, сын, там, где правда. Иди и возвращайся домой с силой. Полоцкие святые — они и наши святые.
За время пути Юргис сдружился с Лабисом, гонцом литовского кунигайта. Несколько лет назад Лабис возглавлял литовский отряд, что шел под полоцким стягом на татар. Раненного в схватке Лабиса полочане привезли к жившему на Руси целителю из великого Царьграда. Врачуя раны телесные, решил лекарь исцелить и рассудок литовского знаменщика. Мир велик, прекрасен и богат, поучал он. И венцу творения, человеку, негоже жить во тьме, пробираясь словно по кротовым норам. Человек призван к великому. Он должен умножать благо, накопленное его родом и всеми иными родами. То благо, которое посланцы всевышнего, отцы веры, вложили в мудрые письмена. В монастырских книжных хранилищах можно обрести наимудрейшие тайны и пророчества всего мира.
Юргис слышал и раньше, что в Полоцком монастыре хранятся списки киевских и иных мудрых русских книг, а также сочинений древних греков и византийских мудрецов. Хотя в годы учения Юргиса к ним не допускали.
Если бы сдружиться с хранителем иноземной мудрости… Если бы святой отец доверился Юргису… То есть — если бы Юргис обрёл доверие самого отца игумена…
Так и сталось.
Его католическому преосвященству комтуру айзкраукльскому. От пастыря ликсненской округи брата Бенедикта всепокорнейшее и почтительное послание.
Да славятся господь бог наш Иисус Христос и пресвятая дева Мария, дарующие верным служителям своим силы одолеть язычников, дабы приходили они в покорности и страхе принять святое крещение католической церкви. Да постигнет кара огнем и мечом тех, кто приносит жертвы чужим богам, оставаясь глухими к призывам Рима. Да будут прокляты те, кто леностно делает дело господнее, а также и те, кто не омывает свой католический меч в крови нечестивых.
Восемь раз уже миновали дни рождества Христова с той поры, как я, смиренный брат Бенедикт, понес бремя миссионера нашей святой церкви, стараясь приобщить жителей языческой Ликсны к свету веры, искоренить все, что пришло из тьмы и во тылу же канет. Забочусь о добрых конях для воинства госпожи нашей, пречистой царицы небесной, о тучном скоте, солоде и всем прочем, что к тому полагается. Сею семена послушания среди землепашцев, охотников, рыбаков и бортников. Молюсь о помощи господней рыцарству Христову. Хотя во всех делах своих встречаю такое обилие препятствий, что изложить трудно. Не проходят опасения, как бы не объявился какой-нибудь языческий проповедник, кто станет собирать смертную дань с людей истинной веры и соберет богатую поживу. Подобно погрязшим в безверии выходцам из Литвы, из Полоцка, Пскова и иных славянских земель, которые уже учиняли такое. И хотя господь всемогущий в неисповедимом долготерпении своем еще позволяет князю тьмы споспешествовать язычникам в их воинских успехах — что криво, то не выпрямится, и чего нет, то нельзя узреть.
Высокородный комтур и святой отец!
В послании этом, которое, скрепленное печатью, доставит твоей светлости известный тебе гонец, наряженный нищим, доношу тебе о сатанинской хитрости, выношенной в Полоцке, о коей стало известно только сейчас. Вопреки скрепленному клятвой обещанию блюсти мир и честную торговлю с Кокнесе, Ригой и иными тевтонскими городами на побережье Восточного моря и воздерживаться от действий, враждебных католическому Ордену меченосцев, как было договорено между епископом, магистром ордена и русским князем полоцким с его вассалами — правители славянских земель и их еретической церкви тайно послали из Полоцка всадников вооруженных и в кольчугах. Послали будто бы доставить латгалам книги церкви греческой, на деле же — возбуждать неблагодарных, дабы они подняли языческое ерсикское знамя и двинулись освобождать владения Висвалда, коего рижская церковь содержит в плену.
Накануне дня вознесения господа нашего Иисуса Христа направился из Полоцка в Ерсику совместно с двумя телохранителями обучавшийся в еретическом монастыре дьявольской премудрости некий Юргис, начало слов коего есть ложь и безумие есть конец слов его.
Но слава всевышнему! Дела господни непостижимы для людей, ни начала, ни концы их. И господь бог повелел ехать в Ликсну одному из приспешников нечестивого Юргиса, по имени Пайке, родом из Ерсики. Господь и дева Мария просветили меня, и пришло мне на ум сказанное святым мучеником: кто роет яму, упадет в нее, и кто разрушает ограду, того ужалит змея. Я приказал протащить Пайке сквозь раскаленную печь, и вселившийся в него сатана отступил. После чего Пайке сознался, что из Полоцка в земли датгалов идут подстрекатели. Они станут разыскивать след клятвопреступника Висвалда и собирать воедино тех, кто таит в груди вражду против католической церкви и ордена Христова.
Высокородный комтур и отец святой!
Не мне, ничтожному, поучать твою светлость, что предпринять, ибо, как сказано у Соломона премудрого, «не позволяй рту своему вводить в грех плоть свою» — но преданность моя орденскому братству побуждает высказать смиренные мысли.
