Молодой человек исполнил это без видимого усилия. Опустив кресло на землю, он улыбнулся старику и весело крикнул женщинам, чтобы они вышли из лодки и подождали его.
Нефорис, жена наместника, стояла возле мужа, укутывая больного теплым платком.
— Несчастный, — заметил купец Рустему, взглянув на Георгия, — как он должен страдать! Но и самую тяжелую болезнь можно переносить терпеливо, если имеешь такого примерного сына.
Когда молодая девушка, ведя за собой ребенка, вышла из лодки, Гашим не мог налюбоваться ее красотой, и теперь ему стало понятно, почему поутру Орион пренебрег цветами Катерины. Миниатюрной дочери Сусанны было далеко до этой царственного вида красавицы; стройная фигура, плавные движения, мелодичный голос придавали ей необыкновенное очарование. Она указывала девочке на комету и на некоторые созвездия, называя их по именам.
Гашим сидел в тени и мог наблюдать за ней, оставаясь незамеченным. На одной из скамеек был поставлен фонарь, принесенный с лодки, так что купцу было видно, что здесь происходило. Старик был рад неожиданному развлечению, сильно интересуясь всем, касавшимся Ориона. Этот необыкновенный юноша подстрекал его любопытство, а вид девушки, сидевшей на скамье, приводил впечатлительного араба в восхищение. Маленькая девочка с ними была, вероятно, внучкой наместника, Марией. Наконец экипаж тронулся. Копыта лошадей застучали по дороге, и спустя некоторое время Орион вернулся к своим спутницам.
Он, несомненно, отдавал молодой гречанке явное предпочтение перед Катериной. Его глаза, как зачарованные, не отрывались от лица величественной красавицы, и, глядя на нее, Орион нередко прерывал на полуслове свою речь. Их беседа велась, по-видимому, то в шутливом, то в серьезном тоне, потому что не только молодая девушка, но и воспитательница Марии увлеклись ею. Когда девушка смеялась, ее смех звучал так гармонично, в ее манерах было столько достоинства, что эта непринужденная веселость вызывала невольное удивление, как аромат великолепного цветка, которому и без него достаточно одной красоты, чтобы приковывать к себе взоры.
Гречанка слушала юношу так внимательно, что Гашим тотчас понял, как сильно интересуется она и рассказами, и рассказчиком.
— Если эта девушка станет женой Ориона, из них выйдет великолепная пара, — заметил он персу.
Наконец, к посетителям вышла хозяйка гостиницы Таус, проворная египтянка средних лет. Она несла блюдо печенья собственного изготовления, молоко, виноград и фрукты. Ее глаза сияли радостью при виде сына знатного мукаукаса. Всеобщий кумир, гордость Мемфиса, посетил их так скоро по возвращении домой! До своего отъезда в Константинополь он часто катался по Нилу с веселыми друзьями, большей частью греческими офицерами, которые теперь почти все убиты или высланы из страны. Молодежь любила угощаться в трактире Таус пирожками и никогда не проезжала мимо пристани под сенью пальм. Таус словоохотливо рассказывала о том, что и она тоже вместе с мужем ходила встречать Ориона к триумфальной арке у ворот Менеса. С ними была их дочь, Эмау, с маленьким ребенком. Она вышла замуж и назвала своего родившегося недавно сынишку Орионом. Молодой человек спросил, сохранила ли Эмау свою прежнюю красоту и поразительное сходство с матерью. Таус лукаво погрозила ему и заметила, подмигивая, что самому Ориону пора жениться и обзавестись семьей. Юноша поспешил прервать ее, сказав, что он пока свободен, хотя подумывает иногда о браке. Гречанка покраснела, но сын наместника скоро нашелся и, желая переменить разговор, весело заметил, что дочь трактирщицы была самой красивой девушкой в Мемфисе и славилась между молодежью не меньше сладких пирожков, приготовляемых ее матерью. Он просил передать поклон молодой женщине. Растроганная и польщенная хозяйка удалилась, а Орион опять взялся за лютню и, пока другие лакомились плодами, начал петь вполголоса, по желанию молодой девушки, любовную песнь, сопровождая ее искусной игрой на инструменте. Красавица не спускала глаз с его прекрасного лица, а он, казалось, играл для нее одной.
Когда наступило время отъезда, и женщины сели в гондолу, Орион зашел в гостиницу, расплатился за угощение. Через несколько минут юноша вернулся обратно, и Гашим заметил, как он поднял платок, забытый девушкой на столе, поднес его к губам и направился к лодке.
Баловень судьбы поступил сегодня утром совершенно иначе с подаренными ему цветами. Его сердце, очевидно, принадлежало девушке, приехавшей с ним. Она не могла быть его сестрой, но в таком случае, каковы были их отношения? Араб дал себе слово осведомиться об этом, и ему не пришлось долго ждать ответа. Египетский проводник, вернувшись обратно, сообщил купцу подробные сведения о семействе Георгия.
Красавица была Паулой, дочерью Фомы, отважного греческого полководца, упорно защищавшего город Дамаск против превосходящих сил халифа. Она была племянницей мукаукаса Георгия. Отец ее пропал без вести. Все старания найти его живым или мертвым не принесли успеха, и осиротевшую девушку приютили в доме наместника.
Герменевт презрительно называл ее мелхиткой, осуждая к тому же за чрезмерную гордость. По его словам, никто из окружающих не любил Паулу, кроме маленькой Марии, которая была сильно привязана к ней.
— Всем известно, — прибавил он, — что даже добрая Нефорис, жена ее дяди, терпеть не может надменную племянницу и держит ее у себя только в угоду мужу. Ей, действительно, не место в почтенном якобитском доме, — заключил египтянин.
Каждое слово проводника дышало неприязнью предубежденного человека. Однако прекрасная, величавая девушка, дочь храброго воина, необыкновенно понравилась Гашиму несмотря на неблагоприятные отзывы о ней. Врач Филипп, приведенный герменевтом, наоборот, превозносил ее до небес. Ежедневно посещая дом наместника, он хорошо знал Паулу и считал ее одним из тех существ, которые Провидение создает в часы особенной благодати на отраду людям. Однако бедная девушка несмотря на свои редкие совершенства была обречена на суровую долю. Жизнь в доме родственников давно обратилась для нее в тяжелое бремя.
Осмотрев пациента, Филипп обещал облегчить его болезнь. Они так приглянулись друг другу, что разговаривали до поздней ночи и расстались добрыми друзьями.
Лодка макаукаса, направляемая сильными гребцами, медленно скользила против течения реки, на ней слышался сдержанный шепот и раздавалось пение. Маленькая Мария заснула на коленях Паулы. Воспитательница сидела молча; она то рассматривала комету, пугавшую ее суеверное воображение, то с тайной завистью переводила глаза на Ориона и молодую девушку. Настала превосходная тихая ночь, навевавшая сладкие грезы: луна, вызывающая морские приливы, обладает свойством волновать также и человеческие сердца.
Орион пел по просьбе Паулы то одно, то другое, как будто ему были известны наизусть все песни греческих поэтов, и чем дольше он пел, тем выразительней звучал его голос и тем сильнее действовал он на сердце девушки. Паула невольно поддалась сладкому очарованию. Когда певец опускал лютню, то начинал расспрашивать двоюродную сестру: нравится ли ей Египет в лунные ночи, какую песню больше всего любит она и догадывается ли о том, как ему было приятно встретить ее в родительском доме?
Молодая гречанка явно не могла устоять против его речей, произносимых страстным шепотом, и отвечала ему, в свою очередь понизив голос. Когда же их лодку осенили деревья дремлющего сада, юноша поднес ее руку к своим губам, и она не отняла ее.
Пауле пришлось пережить немало горя. Врач Филипп говорил совершенную правду: гордая дочь воина ежедневно сносила жестокие обиды. Хотя она не была бедна, но зато совершенно беззащитна, и жизнь в доме богатых родственников, куда девушку приняли из жалости, давно стала для нее тернистой. Однако со вчерашнего дня все переменилось. Орион приехал из Константинополя; весь дом и даже целый город торжественно праздновали его возвращение; Паула также разделила всеобщую радость. Она приветствовала юношу при свидании с величавым видом знатной женщины в полном расцвете красоты; и одиночество, и горькая зависимость были забыты ею в ту минуту. Ласковое обращение Ориона согрело ее сердце; она мгновенно ожила, как цветок, вынесенный на свежий воздух из темноты и душной комнаты.
Живой ум и веселость молодого человека заставили ее встрепенуться. В душе девушки вдруг воскресла вера в свои силы, наполнив ее горячей благодарностью. Она так давно не испытывала столь отрадного чувства! Блаженный сегодняшний вечер довершил происшедшую в ней перемену. Паула вспомнила, что она молода и имеет право быть счастливой, наслаждаться жизнью, пожалуй, даже любить, сама внушая земную любовь. Поцелуй Ориона горел на ее правой руке, когда она вошла в прохладную комнату, где Нефорис сидела за прялкой возле постели больного мужа. Георгий имел обыкновение поздно ложиться спать, и они вместе поджидали молодежь. Растроганная Паула нежно поцеловала руку дяди, поцеловала даже тетку, когда подошла к ней с маленькой Марией пожелать доброй ночи. Однако Нефорис очень сухо приняла ее ласку, причем посмотрела на девушку и на своего сына испытующим взглядом. Очевидно, она догадалась об их чувствах, но находила неуместным заговорить об этом в настоящую минуту.