Поднявшись по лестнице и пройдя полутемными галереями дворца, гонец направился прямо к дверям императорского кабинета. Здесь, у входа дорогу ему вновь преградили скрещенные алебарды. Остановившись, он повернулся к сидящему в кресле начальнику караула.
— Его величеству императору срочное послание от Феофана Никейского.
Капитан гвардейцев узнавающе глянул на него, встал, приблизился к дверям, осторожно постучал и прошел в помещение. Вскоре дверь распахнулась перед гонцом.
— Император примет тебя.
В просторной зале, одну из стен которой полностью занимали три больших арочных окна, к нему повернулись двое. Один из них, стоящий возле высокого секретера, был долговяз и сухопарен, с острой козлиной бородкой на костистом лице. В правой руке он держал гусиное перо, ладонь другой придерживала развернутый список пергамента. По-видимому, его только что оторвали от доклада и он был недоволен помехой.
В другом человеке безошибочно угадывался правитель. Крупную, широкую в кости фигуру венчала массивная голова с высоким, благородной формы лбом; волевое лицо обрамлялось аккуратно подстриженной бородкой, зачесанные со лба каштанового цвета волосы красиво оттеняли необычную белизну кожи. В его жестах и во взгляде проступала спокойная, уверенная в себе сила. И властность, внушающая уважение окружающим.
Темные глаза из-под сдвинутых густых бровей императора испытывающе взглянули на вошедшего.
— Что привело тебя к нам?
Он хорошо знал склонившегося перед ним человека — Алексий, доверенное лицо Феофана Никейского, искусного дипломата и главы разведывательной службы, не раз служил посредником между ними.
— Досточтимый Феофан поручил мне передать вашему величеству послание, добавив при этом, что оно имеет чрезвычайную важность.
Константин кивнул секретарю. Тот принял из рук Алексия свернутую в трубку бумагу, сломал печать и развернул послание.
— Читай, Георгий.
Секретарь слегка прокашлялся и приблизил бумагу к глазам.
«Его величеству василевсу Константину ХI Опасность надвигается, государь. Сегодня мною получены достоверные сведения о начавшемся по приказу турецкого султана возведении на левобережной, западной стороне Босфора сильной крепости. Угроза, связанная со строительством, достаточно очевидна и не скрывается врагом — будущая
крепость способна в любое время перекрыть движение судов по проливу, отрезав Константинополь от привозного зерна…..»
Лицо василевса окаменело, пальцы непроизвольно сжали край туники. Он повернулся, приблизился к окну и глядя в невидимую точку, скрестил на груди руки.
— Почему ты остановился? Читай! — донесся оттуда его голос.
«….Помимо этого спешу сообщить, что перехваченные нами турецкие гонцы, а также люди из окружения султана указывают на концентрацию османских войск в Анатолии. В большинстве своем это мобильные части, способные двинуться в поход по первому приказу.»
Секретарь свернул послание и замер в выжидательной позе.
Император медленно повернулся, сделал несколько шагов в направлении стола и остановился возле него.
— Поначалу султан шлет нам послов с почтительной просьбой уступить ему эти земли, затем самовольно захватывает их, даже не потрудившись дождаться от нас ответа. Его наглость начинает переходить все границы, но мы положим этому конец!
Константин склонился над картой. Не поднимая головы, обратился к секретарю.
— Подготовь послание, Георгий. В котором мы, правитель Империи ромеев, заявляем протест против захвата исконно византийских земель, возведения на них каких-либо укреплений и требуем объяснений данного поступка султана.
Секретарь поклонился и вышел из кабинета. Император повернулся к Алексию.
— Ступай и ты. Передай нашу благодарность Феофану и пожелание и впредь незамедлительно получать все сведения о событиях, имеющих прямое или косвенное отношение к государству.
В опустевшей зале василевс долго всматривался в расстеленную на столе карту. Где-то там, у кривой бирюзовой ленты, где берега пролива смыкаются на расстояние пушечного выстрела, уже начинают закладываться первые камни форта, способному подобно тромбу в артерии блокировать подвоз провианта в столицу, поставив ее тем самым на грань катастрофы.
Каждое утро, с наступлением рассвета, оживали прибрежные скалы. Дым разжигаемых костров начинал стелиться по земле. Груженные битым камнем подводы цепочкой тянулись вверх по укатанной дороге; возницы на них кричали и хлопали бичами, пытаясь ускорить неторопливую поступь волов. У кромки берега уже слышались людские голоса, отдельные выкрики и звуки сигнальных рожков.
Далеко в стороне, у каменоломен, на обширном открытом пространстве, громко звенело железо — работники обтёсывали извлеченные на поверхность известковые глыбы.
Длинные вереницы невольников с каменной поклажей на спинах струились между скал по направлению к воде; другая часть рабов толкала впереди себя двуручные тачки с песком и известью. У самого берега, всего лишь в полусотне шагов от воды, суетились тысячи умелых каменщиков, согнанных сюда, на берега Босфора, со всех концов подвластных султану земель. Каждому из них выделялся определенный участок застройки и двое рабов-подручных. Контуры намеченных строений, обозначенные колышками и бечевой, постепенно вырастали в стены, прибавляя в день порой по два-три фута.
Время шло. Солнце все выше поднималось над горизонтом, наполняя воздух удушливым зноем. Но стройка, как гигантский муравейник, не останавливалась ни на миг. Хотя полдень еще не наступил, люди уже начинали выбиваться из сил. По лицам работников струился пот, блестели влажные дорожки на голых, покрытых пыльной коростой телах. Немеющие от однообразной работы мышцы сводились в судорогах; легкие, подобно кузнечным мехам, с всё чаще и чаще с натугой втягивали в себя стоячий влажный воздух; подошвы ног в кровь стирались на усыпанных щебнем дорожках.
Пройдет еще немного времени и отлаженный механизм начнет давать сбои. То там, то тут покатятся под уклон тяжелые тачки, подминая под себя изнуренных людей. Все чаще каменный груз начнет вырываться из слабеющих рук. И не останется более сил, чтобы вновь взвалить на спину неподъемную ношу. И тогда голоса надсмотрщиков перейдут в крик, начнут свистеть бичи из воловьих шкур, оставляя на сожженных солнцем спинах длинные кровавые полосы. Крики истязаемых людей сольются с рыком пьянеющих от собственной жестокости надзирателей. Продвижение быстро восстановится, груз будет подобран кем-то другим, а виновный так и останется лежать на земле, пока специальные бригады могильщиков не оттащат крючьями бездыханное тело прочь. Они отволокут его к широким погребальным ямам, над которыми с монотонным жужжанием висят тучи трупных мух и сбросят вниз, на дно, где тела еще вчера убитых непосильной работой людей лишь слегка присыпаны землей.
Стены росли быстро, как трава после дождя. Все выше и выше на скалах вырисовывались башни и укрепления, незамысловатые постройки внутри самой крепости, до самых берегов пролива спускающейся вниз своими зубчатыми стенами. А там, у каменного причала, уже покачивалось на якорях с два десятка барж и феллук под косыми белоснежными парусами.
И так, изо дня в день, порой даже при свете факелов, крохотные фигурки, подобно движущемуся мху, облепляли угрюмые и прежде необитаемые скалы.
Шум многолюдного азиатского базара был слышен издалека. В нестройном гуле сотен и сотен голосов мешались крики торговцев шашлыков, лепешек и жареной рыбы, доносилось ржание лошадей, блеяние коз и овец, перепуганное кудахтанье в птичьих клетках. Потоки людей среди лавок и расставленных прямо на земле товаров пестрели разноцветными пятнами одеяний. В толпе проплывали лица всех оттенков кожи, полотняные чалмы мешались с меховыми шапками и стальными шлемами, туники и халаты — с плащами и долгополыми кафтанами.
Полуголые мальчишки юркой стайкой шныряли среди ног суетящихся, до хрипоты кричащих и спорящих друг с другом людей. Унылые фигуры рабов с веревками на шеях, в ожидании продажи пугливо жались в стороне, топчась в пыли босыми ногами. Небольшие группы стражников уверенно рассекали толпу, выискивая взглядами воришек и прочих нарушителей порядка, а так же беззастенчиво отбирая приглянувшийся им товар. Базарные менялы степенно восседали под навесами на подушках и ловко перебирая пальцами, пересчитывали, взвешивали и обменивали предлагаемые им монеты. Через их руки проходили деньги со всех концов света: монеты с выбитыми на них профилями царей и изображениями фантастических животных, покрытых мелким латинским шрифтом, греческими буквами и затейливой арабской вязью; монеты овальные, круглые, квадратные, с дырочкой для ношения на шнурке или свернутые в кружок.
