Как и прежде, Фазыл раньше других собирал ханский налог, первым отвозил его в Хиву. Не отставать от него в этом старался разве только Саипназар.
Как-то они возвращались вместе из Хивы. Саипназар болтал без умолку, перескакивая, по своему обыкновению, с одного на другое. Добрался и до Алакоза, принялся клеймить его, охаивать. Фазыл рассердился и буркнул:
— Да ты, похоже, перестал быть мужчиной.
— Почему это? — вскинулся Саипназар.
— Пустомеля ты, пена наносная! Простить не можешь, что Алакоз велел на «ага-бии» слегка тебя поколотить! А над тем не задумываешься, что Ерназар Алакоз страшен нам не этим! Его за другое следует ненавидеть. Ведь он ведет народ и нас вместе с ним к погибели…
— То есть как это? — растерялся Саипназар.
— А ты сам пошевели мозгами, может, и дойдет до тебя! — поморщился, как от зубной боли, Фазыл.
Это заявление Фазыла, человека, не любящего бросать слов на ветер, заставило Саипназара задуматься и, кажется, что-то понять. И хотя оба они не пускались больше в объяснения и откровенности, но стали держаться ближе друг к другу, стали чаще вместе ездить в Хиву.
Сегодня они собирались в путь, чтобы отвезти налог за осенний урожай. Они уже тронули было коней, как показались и пронеслись мимо них разгоряченные быстрой ездой соколы.
— Ну и ну! Кожа да кости остались! Из-за бессердечного этого Алакоза! — проскрипел Саипназар. — Чего скалишься, чему радуешься?! — вдруг сорвался он на крик, завидя отставшего всадника.
— Нас ждет семидневный отдых, страдалец ты наш! — насмешливо откликнулся всадник.
— А потом, после отдыха? — равнодушно осведомился Фазыл.
— Потом уйдем далеко-далеко на учения, примерно на месяц! — бодро сообщил молодцеватый складный парень.
— У какого десятника служишь? — поинтересовался Фазыл.
— Десятник у нас самый лучший — Генжемурат! — гордо отозвался парень и поскакал догонять товарищей.
Фазыл вздрогнул, гневно стиснул кулаки: «Эх, проклятье! Жаль, дрогнула тогда у меня рука! Попасть-то я попал ему в спину, да не уложил наповал!»
— Что это ты помрачнел, брат? А, Фазыл? — полюбопытствовал Саипназар, сверля его глазами.
— Я всегда мрачнею, когда эти ликуют! Куда они направляются? Зачем? Что-то здесь не чисто! Завернем-ка к Каракум-ишану, — разволновался Фазыл.
Они увидели Каракум-ишана возле юрты с тремя незнакомыми всадниками. Судя по всему, они спорили. Фазыл и Саипназар сочли неудобным приближаться к ишану верхом и спешились.
— Вот те, кто нам сейчас нужен! — обрадовался ишан и знаком поторопил их приблизиться.
Всадники, что находились рядом с ишаном, были одеты как казахские воины, но в одном из них Саипназар, к великому своему удивлению, признал Касыма, того самого, которому по приказу Алакоза за воровство отрезали ухо.
— А ну-ка полюбуйтесь на поживу этих доблестных воинов! — призвал Фазыла и Саипназара ишан и протянул руку в направлении загона.
Там лежали связанные по рукам и ногам двое русских.
— Вах, отволочь бы этих русских Алакозу и его соколам, — прошамкал суфи в чалме, напоминающей стог сена. — Пусть бы вместо чучел из камыша метали копья в этих безбожных гяуров.
— Как вы с ними поступите, как распорядитесь их головами — нас не касается! Нам нужны деньги! Выкуп за них! — хрипло рявкнул всадник на вороном коне. — Ясное дело, пришлось намять им бока, проклятущим! Уж больно непокорные, дьяволы! И сильные! Из них отличные рабы получатся!
— Мой ишан, дозвольте — я поторгуюсь? — вежливо осведомился Фазыл.
— Ох, не наступим ли мы змее на хвост с этими русскими? — усомнился Саипназар.
Каракум-ишан и Фазыл гневно уставились на него.
— Ты, я вижу, еще не до всего дорос, Саипназар! Не сообразил, что я хочу во всем — во всем! — идти Алако-зу наперекор! Хочу повести наш народ за собой по пути, противоположному тому, что избрал Алакоз! — внушительно произнес Фазыл. — Мне ли бояться чего-то?
— Прости меня, нечаянно сорвалось с языка! — смешался Саипназар.
— Бии, послушайте меня! — потребовал внимания ишан. — В волчьей норе всегда есть кости. Помню, когда я впервые встретил этого волка Алакоза в Хиве, он заявил, что каракалпакам, мол, хорошо иметь десять тысяч сильных рабов. Будь он сейчас здесь, он отвалил бы за этих двух большой куш!
— Сколько просишь за этих? — Фазыл метнул взгляд на воина, возвышающегося на вороном коне.
— В Хиве мы наверняка выручили бы за каждую голову по коню, седлу и попоне.
Ишан сделал Фазылу знак: «Бери, не торгуйся!»
— Пошевеливайтесь, бии! — прохрипел всадник. — А не по карману вам, так не задерживайте нас! Мы продолжим наш путь!
Фазыл стал развязывать хурджун, чтобы достать деньги, и мимоходом полюбопытствовал:
— Кто ты будешь, мой друг по сделке?
— В торговых сделках друзей не бывает, — отрезал казах. — Мы воины Кенесары. Если говорить правду, то нас можно считать и друзьями вашими, и врагами. Судьба у нас одна, мы близкие соседи, даже посевы наши и джайляу перемежаются. Среди нас живет много каракалпаков, а среди вас — казахов. Так повелось издавна. Я, например, к вам вражды не питаю, только вот русских не люблю, а вы, ходят слухи, питаете к ним почтение. Уж очень крепко притесняют нас русские чиновники!.. — Всадник почесал плеткой за ухом и доба вил, заметив, как внимательно его слушают:-До того дошло, что Арынгазы — хана Малого жуза — вызвали русские в Оренбург, и оттуда он не вернулся! Даже с ханом расправились, а уж что там вести речь о простом люде! Хан Среднего жуза хотел отделиться от русских, да куда уж!.. Правда, дело его продолжает Кенесары, у него много сторонников… А вообще-то Букей-ское ханство дало большую трещину! Лет семь-восемь назад группа черных казахов состряпала письмо оренбургскому губернатору с жалобой на собственных султанов. Помогите нам, возьмите под свою опеку! Вот и доопекались, теперь и пикнуть не могут против неверных, голоса поднять не смеют! — разглагольствовал казах, все больше входя в раж…
Никто из тех, кто так жадно слушал сейчас казаха, не догадывался, что всадников к Каракум-ишану привел Касым; он же и научил этим речам своего сотоварища по разбою. Одноухий Касым находился в стане Кенесары по заданию Каракум-ишана, чтобы доносить ему обо всем, что там происходит.
Фазыл и Саипназар отсчитали деньги и вручили их казахам. Обе стороны так увлеклись подсчетами, что не сразу поняли, кто издал грозный крик: «Что здесь происходит?» У загона переступал с ноги на ногу конь Ерназара, а сам он впился взглядом в пленников, в одном из которых признал Михайлова.
Что здесь происходит? — Ерназар повернулся к ишаиу и зловещим шепотом повторил:- Что?
— Дали хорошенько неверным — и вся недолга! Уж очень норовистые, дьяволы, брыкучие! — визгливо расхохотался болтливый казах. — Да ты не сомневайся! Они не скоро очухаются!
— А ну слезайте с коней! — завопил Алакоз. — Хватай предводителя, — приказал он Ерназару-младшему.
Казах ловко увернулся и стал наскакивать на Алакоза. Тот попытался поймать его, но казах ускользнул от Ерназара и даже успел оставить на его голове отметину саблей.
— Не упускай их! — крикнул Алакоз Ерназару-младшему.
— Не упускай!
Алакозу удалось повалить своего противника на землю, но тот, падая, ухитрился запустить саблей в одного из русских. Ерназар-младший схватил мертвой хваткой второго казаха; Касым пришпорил коня и был таков. Противник у Алакоза был сильный, тренированный, схватка между ними шла тяжелая, упорная — то Алакоз подминал казаха под себя, то казах его. Кровь и пот застлали Алакозу глаза; это совсем разъярило его, и он рывком бросил казаха навзничь, сжал руками его горло. Каракум-ишан схватил Алакоза сзади за плечи:
— Брось, оставь его, свет мой! Если он умрет от твоей руки, это вызовет вражду между казахами и каракалпаками!
Алакоз опомнился, поднялся с земли, но вскоре увидел, что сабля казаха рассекла голову русского. Словно беркут бросился он на поверженного врага и отпустил его, лишь когда тот испустил дух.
Каракум-ишан с удрученным видом протянул:
— Что ты натворил, Ерназар! Теперь вспыхнет вражда с обеих сторон! Месть! Подымется смута!
Алакоз пропустил его сетования мимо ушей: он ринулся ко второму казаху, которого держал в железных своих объятиях Ерназар-младший.
— Если ты хочешь рассчитаться и с этим воином Кенесары — убей русского тоже! Тогда я прикажу всем быть слепыми и немыми!.. — понизил голос Каракум-ишан.
— Где третий негодяй? Куда он делся? — лабычился Алакоз, руки и голос которого дрожали от возбуждения.
— Он сбежал, как заяц, как последний трус! — сообщил Ерназар-младший.
— Ой-ей-ей! Пропали наши денежки! Он унес их с собой! — взвизгнул Фазыл.
