Воины Бледеля немедленно выхватили мечи.
Среди вормсцев оружие было только у Данкварта.
— Смерть нибелунгам! — второй раз за день прозвучал клич.
— Бейте горшками, скамейками, чашами! — крикнул Данкварт.
Известные драчуны, бургунды сражались отчаянно. Кто-то вскочил на стол и, крутя скамейку, сокрушал головы в шлемах. Кому-то удалось отнять оружие у гунна. Кто-то отбивался от ударов меча сковородой.
Но и гунны бились умело — они мстили за несчастного Бледеля. Весть о смерти его облетела двор, и скоро в зал ворвался новый отряд с мечами, готовыми к бою.
Кровь заливала перевернутые столы, и все больше бургундов валилось на них, чтобы никогда уже не подняться.
Данкварт, окровавленный, защищал последнюю горстку безоружных людей. Их осталось лишь несколько, потом упал и последний. Вся прислуга, все до единого человека были убиты гуннами.
«Добраться до брата, выкрикнуть ему о коварстве гуннов, если он еще жив!» — вот о чем только и думал Данкварт, прорываясь из зала, забитого мертвыми телами.
Ему удалось пробиться во двор. Многие гунны, увидев его, окровавленного с головы до ног, в страхе бежали. Другие пытались заступить дорогу. Отчаянно крутя меч, он пробивал через них коридор.
Наконец достиг он лестницы, ведущей в парадный зал. Там тоже кто-то встал у него на пути, но сверкнул клинок, и скатились головы на ступени.
Не знали гунны, что Данкварт, вошедший в возраст, стал рубакой не хуже Хагена.
Короли, пировавшие со своими вассалами, слышали странный шум, доносившийся со двора в открытые окна. Но не обратили на него внимания. Королю не следует вскакивать всякий раз, для этого у него есть прислуга.
И вдруг в дверях появился истерзанный, окровавленный Данкварт:
— Не ко времени вы засиделись в зале, Хаген и короли! У нас не осталось прислуги. Вся она порублена гуннами! Вот что за пир учинили они для нас.
* * *
Хаген мгновенно вскочил, выхватил меч, ковавшийся когда-то для Зигфрида, и первый удар его обрушился на малолетнего Ортлиба. И голова мальчика свалилась на колени Кримхильде.
— Жив ли ты, брат мой? — прокричал Хаген. — Ты весь в крови!
— Обо мне ты не думай, эта кровь не моя, а тех, кто заступал мне дорогу! — отозвался Данкварт через весь зал. — Однако долго вы тут засиделись!
— Попируем еще! — также через зал крикнул Хаген. — Ты попридержи двери, а я расспрошу наших любезных хозяев. — И вторым ударом он зарубил воспитателя Ортлиба. Третьим — отсек руку скрипачу, отважному Вербелю, который как раз прилаживался напротив них играть на скрипке. Рука его с зажатым смычком упала на стол перед королем Этцелем.
— Что ты наделал, Хаген! — вскричал несчастный скрипач. — Как теперь я буду играть на скрипке!
— Ты приезжал с посольством звать нас на пир! — ответил Хаген.
Гунтер пытался было унять своих воинов. Но уже пошла рубка, и очень скоро ему с братьями тоже пришлось взяться за мечи.
Король Этцель в жизни видел немало битв. Он и сам был когда-то великим воином. Отрубленных голов, рук, ног перевидел он тысячи. Теперь же, когда пришла к нему старость, у него на глазах, на пиру, гости, которых он всячески ублажал, ни за что зарубили последнюю его радость — малолетнего сына. И король онемел от горя. Было ему в эти мгновения все равно — убьют ли его разбушевавшиеся гости или сохранят жизнь из уважения к королевскому достоинству.
Кримхильда же была испугана насмерть.
Огромный Дитрих Бернский забрался на стол, и бас его услышали во всем зале:
— Эй, воины! А ну-ка постойте! Я со своей дружиной не стану участвовать в вашем пиру. Дайте нам выйти из зала, а после скандальте сколько угодно.
На миг все замолчали, и Гунтер успел прокричать своим воинам:
— Опустите мечи! Пусть Дитрих Бернский выводит своих людей!
— Король, умоляю, спасите нас! — бросилась к нему Кримхильда. — Ведь супруг мой столько сделал для вас добра!
Дитрих, обняв Этцеля и Кримхильду, двинулся к дверям.
— Попробую, — пробасил он, — хотя остаться бы живу самому.
Стража, которая рвалась с лестницы спасать своего короля, натыкалась в дверях на Данкварта и откатывалась назад, всякий раз теряя новых бойцов.
И все-таки Данкварт выпустил Дитриха с Этцелем и дрожащей от ужаса, плачущей Кримхильдой. За ним прошли через двери все его молодцы. Когда же какой-то гунн попытался пристроиться к ним, Данкварт ударом меча свалил его на пол.
— Мы тоже уходим с пира! — прокричал Рюдегер Бехларенский. — Нибелунги, выпустите и моих людей, мы вам не враги!
Когда же бехларенцы покинули зал, начался кровавый пир, какого еще не было ни в одном из дворцов.
— Фолькер, дружище! Вы ближе к брату, станьте же рядом с ним, а мы тут поразговариваем! — крикнул Хаген.
Этцель, растерянный, стоял во дворе и умолял вассалов вмешаться. Наверху, в зале, его гости убивали самых знатных из гуннов.
* * *
Гунны дрались в зале упорно. Но оставалось их все меньше — еще способных сопротивляться. А потом крики, стоны, лязг оружия смолкли, и воины Гунтера сели передохнуть после боя.
Хаген и Фолькер спустились по лестнице вниз, к выходу во двор, чтобы осмотреть, не готовят ли гунны новый отряд.
— Не стоит нам долго рассиживаться! — вскричал в это время в зале молодой Гизельхер. — Надо выбросить трупы врагов вниз, они помешают нам драться, когда гунны полезут вновь.
Эти слова услышал и Хаген.
— Речь настоящего воина! — похвалил он. — Горжусь, что служу у такого короля, он рубился сегодня как настоящий герой!
К Этцелю в дальнем конце двора стекались дружины.
— Эй, вояки! — крикнул им насмешливо Хаген. — Взгляните на наших королей, как они бьются! Только тот народ и отважен, кого на бой ведут сами короли. Почему это ваш прячется за спину жены?
Не выдержал тех позорящих слов Этцель и потребовал принести себе доспехи.
Кримхильда и свита с трудом удержали его: все понимали, старому воину с Хагеном не совладать. А погибнет король, что будет с гуннской державой?
Кримхильда приказала наполнить щиты драгоценностями из казны.
— Герои! — воззвала она к воинам. — Тот, кто доставит живого Хагена или принесет его голову, получит все это.
Немало смельчаков из гуннов, датчан, баварцев шли на приступ волна за волной, но лишь некоторые возвращались назад невредимыми.
Страшная рубка продолжалась до сумерек.
В сумерках братья Кримхильды спустились во двор и, встав у дверей, стали звать Этцеля на переговоры.
Кримхильда не отпустила его одного — окруженные многочисленной ратью, подошли они к собственному дворцу.
— Зачем зовете? — спросил Этцель. — Или надеетесь, что я соглашусь на мир? Так знайте, этого не будет. Слишком много вдов стало из-за вас в моей стране.
— Разве мы первые начали бой? — проговорил Гунтер. — Вспомни, кто истребил наших слуг? А ведь мы доверились тебе как родному.
— Да разве не с добрыми чувствами ехали мы к вам на пир? — спросил Гизельхер. — За что же вы напали на нас?
Тут не выдержали гунны, окружавшие короля с королевой.
— От ваших добрых чувств стон стоит по всему городу! — закричали они. — Смерть нибелунгам!
— Зря вы злобствуете, — снова заговорил Гунтер. — Куда разумнее закончить дело миром. И у вас и у нас потери немалые, к чему их еще увеличивать?
— Да разве сравнимы ваши потери с моим горем! — вскричал Этцель в отчаянии. — Вы убили моего сына, истребили мою родню, а теперь хотите уйти живыми?
И снова гунны, заполнившие двор, воскликнули:
— Смерть нибелунгам!
— Тогда мы просим вас об одном, — сказал Гернот. — Вы сами видите, сколь многочисленна ваша рать и как мало нас осталось, выпустите нас во двор, чтоб ускорить нашу кончину. Мы смертельно устали от жестокого боя — к чему растягивать наши страдания?
Гунны заколебались. Этцель хотел уже согласиться, но Кримхильда успела разгадать хитрость своих братьев.
— Нельзя выпускать их во двор. Они здесь поостынут на свежем ветру, понаберутся силы и причинят нам немало бед. Лучше, мой король, прикажите загнать их в зал, и мы их там подожжем — вот и ускорим конец.
— Теперь я вижу, как желаешь ты добра своим братьям, — проговорил, услышав ее слова, Гизельхер. — Только ответь, за что ты хочешь моей погибели, разве я не был верен тебе? Только потому и поддался я на твое приглашение, что верил в твою любовь и вспоминал тебя с любовью.
— Я тоже любила вас, — проговорила с горечью Кримхильда. — До тех пор, пока вы не стали держать сторону Хагена. Но коли вы согласны выдать мне его заложником, тогда поговорим о мире, братья мои. Иначе вам придется ответить за все вместе с ним.
— Вассалов мы не выдавали никогда, — сказал, усмехнувшись, Гернот. — И не предадим сегодня.
