Сталин в ответ на хрущевское выступление вдруг мгновенно успокоился, и бросил на него слегка удивленный, но не злобный взгляд.
— Ты верно говоришь, Никита, — Сталин кивнул головой для убедительности. — Нужно разобраться с Абакумовым. — Обратившись к Маленкову, он сказал: — Вот, ты и разберись с ним. А вы. — он посмотрел на остальных, — окажите ему всяческую поддержку. Ты, Лаврентий, знаком с МТБ больше, чем кто-либо. Знаешь этих людей. Посмотри, что они делают на местах.
Вдруг Сталин сделал несколько глубоких вздохов, как будто ему не хватало воздуха.
— Скоро уеду отдыхать, — устало проговорил он. — Постарайтесь разобраться во всем до моего отъезда.
— Когда вы намерены уехать, товарищ Сталин? — спросил Берия.
— Еще не решил. Может, в июле, а может, в августе. Или после того, как будет ясность в делах. Особенно важно довести до конца дела врачей.
— Кстати, о врачах, — не упустил момент Берия. — Во время наших бесед Абакумов неоднократно утверждал, что трудно и практически невозможно доказать факт неправильного диагноза. Якобы, нет врачей, которые бы засвидетельствовали ложный диагноз и неправильное лечение. Но такие свидетельства есть. Помните, товарищ Сталин, Абакумов сам лично послал вам записку Лидии Тимашук. В ней она утверждает, что диагноз Жданову был сделан неправильный, и лечение было неправильным. И это не пустые слова, товарищ Сталин. Они подтверждаются кардиограммой, а ведь это запись, сделанная прибором, тут уж оспаривать это никому в голову не придет. Забыл, что ли, Абакумов такой важный материал?
Сталин резко выпрямился в кресле.
— Так какого черта вы молчали до сих пор! — вспылил он. Потом вдруг снова обмяк и сел. — Но я тоже об этом не вспомнил. Ну, ладно. Принимайтесь за работу.
//__ * * * __//
Спустя несколько дней после этого совещания, второго июля, в разгар рабочего дня позвонил Маленков и взволнованным голосом попросил немедленно зайти к нему в кабинет. По пути Берия выстраивал в уме схему, как нанести окончательный удар по Абакумову, а после него приняться за Власика и Поскребышева.
— Что случилось? — спросил Берия, увидев возбужденно блестящие глаза Маленкова.
— Ты знаешь Рюмина? Абакумовского следователя по особо важным делам?
— Знаю. Видел даже как-то. Что с ним?
— Он сейчас строчит жалобу на Абакумова. Обвиняет его во всех тяжких грехах. В умышленном затягивании следствия. Как только я получу его отчет, сразу соберу Политбюро для экстренного совещания. Нельзя это откладывать ни на секунду.
— Какие у него есть доказательства? — спросил Берия, усаживаясь напротив. В его голове мелькнула мысль, что хитроумные комбинации, которые он разрабатывал против Абакумова по пути к Маленкову, не понадобятся. Жизнь сама подкидывает нужные варианты.
— Рюмин утверждает, что Абакумов умышленно посадил Этингера в холодную камеру, где тот и отдал концы. Это было еще в марте, ты, наверное, помнишь. Таким образом, по словам Рюмина, Абакумов избавился от одного из основных свидетелей. А Этингер мог помочь следствию раскрыть заговор врачей.
— Чушь, — сказал Берия и тут же расплылся в улыбке, не скрывая удовольствия. — Так где Рюмин? Где его отчет?
— Пишет. Суханов с ним работает в приемной ЦК. Представляешь, этот Рюмин звонит мне, — уж как добрался до моего телефона, не знаю, — и жалуется на Абакумова, дескать, притесняет его и не дает ходу ни делу врачей, ни ЕАК. Я послал Суханова работать с ним. С утра пишут эту жалобу.
— С утра? — удивился Берия. — Целый том, что ли, пишут?
— Рюмин-то малограмотный. Письмо должно пойти Сталину, должно быть грамотно, ясно изложено и написано его почерком. А он даже одного предложения толком составить не может. Откуда таких набирают? Суханов уже озверел, конца и края нет переписыванию.
Маленков поднял телефон и набрал номер.
— Ну, как там? — спросил он, потом кивнул и повесил трубку. — Говорит, заканчивают. Так я предлагаю собраться у меня к пяти часам. Приглашу все Политбюро, кто сможет, тот придет. Как ты смотришь на это?
— Хорошая идея. Нельзя терять времени. Сейчас я закончу одно срочное дело и освобожусь к пяти.
//__ * * * __//
Маленков времени зря не терял. На экстренное совещание пришли Хрущев, Булганин, Молотов, Каганович, Микоян и Андреев. Ворошилова не было. В последнее время он был как-то странно безразличен и к политическим делам, и даже к своей собственной судьбе. Знал легендарный маршал своего друга Кобу. Если Коба решил с кем-то расправиться, тут ничего не поможет: ни годы верной службы и дружбы, ни подхалимаж, ни заверения в любви и верности. Однако Берия не списывал Ворошилова со счетов. В какой-то момент его молчаливое согласие будет необходимо. Ведь для большинства сталинского окружения он по-прежнему друг и соратник вождя.
Маленков вкратце пересказал докладную Рюмина и доложил о неблагополучном состоянии особо важных дел: дела врачей и ЕАК. Сообщил, что послал докладную товарищу Сталину, и тот потребовал немедленного вмешательства ЦК и Политбюро в дела МТБ.
Выступали все по очереди. Хрущев рублеными фразами призывал к патриотизму и решительным мерам по отношению к безродным космополитам и врагам народа.
Напоминал о революционной бдительности. Его поддержал Каганович, утверждая, что советский интернационализм является краеугольным камнем нашей внутренней и внешней политики. Молотов говорил вяло, он был уверен, что падет первой жертвой после того, как преступления безродных космополитов будут раскрыты и обнародованы. Да и все его соратники по Политбюро это понимали.
Берия не выпускал инициативы из своих рук.
— Я предлагаю сейчас же, не откладывая, выбрать комиссию Политбюро, ее задачей будет разобраться с неблагополучным состоянием дел в МТБ. Поскольку товарищ Сталин поручил мне эту задачу, я предлагаю выбрать следующих товарищей: Маленкова, Берию, Булганина и Хрущева. Также я предлагаю включить в нее Матвея Шкирятова и Семена Игнатьева. Очень важно, чтобы Игнатьев, как ответственный за партийные кадры, в деталях познакомился с размахом преступной деятельности. Кто за? Кто против? Возражений и замечаний нет? Принято.
После Берии взял слово Маленков.
— Поскольку состояние дел в МТБ требует срочного вмешательства Политбюро, я предлагаю членам комиссии собраться завтра, третьего июля, и ознакомиться с материалами, представленными товарищем Рюминым. Послезавтра, четвертого числа, мы должны определить дальнейшие шаги. Дела эти особой важности. Товарищ Сталин ждет от нас конкретных мер не позднее четвертого. Так что за работу, товарищи.
Расходились молча, в мрачном настроении. Сталин опять торопил с этим делом, что предвещало очередные перемены. Берия знал, что никто из Политбюро не рассчитывал тут укрепить свое положение, скорее оно становится все более шатким. И только он, Берия, знал, что это шаг в верном направлении: нужно убрать верного пса Абакумова. Иначе к Сталину в момент смертельной для него, Берии, опасности не подобраться.
Следующий день, третьего июля, члены особой комиссии Политбюро провели в напряженных совещаниях. Они отложили в сторону все дела государственной важности, требовавшие немедленного вмешательства; назревавшие международные конфликты, сложную ситуацию в разделенной Германии, атомный проект, кризис в сельском хозяйстве, проблемы в промышленности и экономике. На повестке дня были более важные дела: подрывная деятельность ЕАК и еврейских врачей.
Первым делом постановили отстранить Абакумова от занимаемой должности. После этого Берия попросил слово.
— Я предлагаю временно назначить исполняющим обязанности Министра МГБ товарища Огольцова, — Берия выдержал паузу и встретился с выжидающими взглядами членов Политбюро: теперь он двинет такой аргумент, против которого не сможет возразить даже самый дальновидный из них. — Огольцов зарекомендовал себя как честный коммунист, беззаветно преданный делу партии и правительства. Он не раз был награжден высшими государственными наградами. Напомню вам, товарищи, что Огольцов был награжден орденом Красного Знамени за блестящее выполнение задания партии — ликвидацию главы Еврейского антифашистского комитета, националиста Михоэлса. Кто, как не он, лучшая кандидатура на этот пост, именно ему следует поручить руководство деятельностью по ликвидации очагов шпионажа и подрывной деятельности еврейских националистов.
Возразить против этого аргумента никто не посмел. Берию так и подмывало усмехнуться, но он сдержал себя. Ведь все знали, что «геройское» убийство беззащитного, ничего не подозревавшего Михоэлса было осуществлено высшим эшелоном работников МТБ. Даже Сталин, инициатор убийства, не сразу подписал указ о награждении орденами Огольцова и других участников. Слишком далеко выходило такое поощрение за пределы любых представлений о геройстве и наградах. Берия правильно рассчитал: не присоединиться к его предложению значило косвенно осудить Сталиназа убийство.
