жизнь. По большей части носильщики не умели плавать, даже те, кто жил у моря. Они мерили шагами дальние горы и равнины, однако поспешно отступали, когда прилив с шипением лизал знакомые им берега.
Так они плыли примерно два часа, и вдруг небеса потемнели, поднялся ветер, налетел ниоткуда.
— Йаллах! — пробормотал купец. Каканьяга назвал ветер по имени, крикнул это имя тем, кто был рядом с ним и в других лодках. Вопли гребцов, напряженное усилие, с каким они заработали веслами, дали путникам понять, что надвигается угроза. Вода вздымалась все выше, обрушивалась на хрупкие суденышки, люди и их добро промокли, со всех сторон слышались сбивчивые жалобы, как будто оставаться сухими было главной заботой в тот момент. Потом кто-то из носильщиков воззвал к Богу, молил об отсрочке, обещая исправиться. Каканьяга, правивший передовой лодкой, сменил курс, остальные последовали за ним. Все неистово гребли, поощряя друг друга криками, в которых, казалось, пробивался страх. Волны уже подкидывали каноэ вверх, выбрасывая из воды и позволяя вновь упасть. Тут-то Юсуф и понял, насколько хрупки эти долбленки, того и гляди перевернутся в разбушевавшемся озере, как ветка в канаве. Молитвы и плач мешались друг с другом, но все заглушал рев ветра. Некоторых мужчин рвало от страха, они перепачкались. А Каканьяга молчал, лишь громко ухал от напряжения, припав на одно колено, и греб, по его спине струился пот, разбавленный озерной водой. Наконец в отдалении показался остров.
— Святилище. Там мы сможем принести жертву, — крикнул лодочник купцу.
При виде острова гребцы яростнее налегли на весла. Пассажиры подбадривали их, чуть не плача. Поняв, что выбрались из беды, лодочники разразились торжествующими криками и громко благодарили богов, но пассажиры снова смогли улыбнуться лишь тогда, когда все каноэ были вытащены на берег и весь товар из них благополучно выгружен. Тогда они укрылись от ветра и брызг за камнями и кустами, тяжко вздыхая и бормоча, что им еще повезло.
Каканьяга попросил у купца кусок черной ткани, кусок белой, красных бусин и мешочек муки. Если купец пожелает что-то к этому прибавить, все годится, только не изделия из металла: металл обжигает руки духа, обитающего в святилище, пояснил Каканьяга.
— Вы тоже должны пойти, — сказал он. — Это молитва за вас и ваше путешествие. И молодого человека возьмите с собой. Дух этого святилища — Пембе, он любит молодых. Повторяйте его имя про себя, когда мы войдем в святилище, но вслух не произносите, пока не услышите, как его призываю я.
Они прошли небольшой путь по высокой траве, сквозь остролистые кусты. Мньяпара и несколько гребцов шагали следом. На росчисти, окруженной темными зарослями и высокими деревьями, они увидели небольшое каноэ на подложенных камнях. Внутри находились дары других путешественников, совершавших здесь жертвоприношения.
Каканьяга велел путникам повторять за ним слова, которые он переводил для них:
— Мы принесли тебе эти дары. Мы просим тебя даровать нам мир в этом путешествии, чтобы мы ушли и вернулись благополучно.
Затем он положил дары в лодку и покрутил ее один раз в одну сторону, один раз в другую. Купец вручил Каканьяге мешок табака, и этот дар лодочник тоже оставил в святилище. За то время, что они вернулись к лодкам, ветер стих.
— Похоже на колдовство, — сказал Симба Мвене, смеясь в лицо мньяпаре. Мохаммед Абдалла смерил его недобрым взглядом.
— Хорошо, не заставили нас жрать какую-нибудь дрянь или совокупляться с животными, — сказал он. — Хайя, грузите товар в лодки!
Солнце уже заходило, когда они заприметили впереди берег, косые лучи подсветили красные скалы так, что те превратились в огненные стены. Суши они достигли в полночь, ночное небо окутали тучи. Они вытащили каноэ из воды, но Каканьяга не позволил никому улечься спать на земле. Почем знать, кто здесь бродит во тьме, сказал он.
Утром Каканьяга и его люди отбыли сразу, как только разгрузили каноэ, — с первыми лучами солнца, оставив на берегу путников с их добром. Вскоре пришли местные жители и спросили, зачем путники явились сюда и кто их доставил? Откуда они и какой проделали путь? Куда идут дальше? Что им надо?
Юсуфа и Симбу Мвене отрядили на поиски правителей города, оказавшегося больше, чем тот, на противоположном берегу, откуда они приплыли. Их послали в дом некоего Маримбо, которого они застали спросонок. Это был тощий старик, лицо все в морщинах, кожа обвисла. Дом его с виду не отличался от соседних, женщина, которая направила их сюда, решительно подошла к двери и постучалась без смущения или каких-либо церемоний. Маримбо обрадовался гостям, был приветлив и проявил любопытство. Но при всем добродушии старик, как догадался Юсуф, держался настороже — он явно умел вести дела. Ниундо пошел с ними в качестве толмача, но его услуги оказались не нужны.
— Чату! — произнес Маримбо, и на его губах мелькнула знающая улыбка — он поспешил ее скрыть. — С Чату нелегко. Надеюсь, у вас серьезное дело. Чату шуток не любит. Его город всего в нескольких днях пути, но мы туда не ходим, если сам не позовет. Он очень жесток, если думает, что с ним обошлись скверно, а для своего народа он заботливый отец. Уф, не хотел бы я жить там. Скажу вам, друзья мои: в городе Чату не любят чужаков.
— Занятный человек, судя по всему, — заметил Симба Мвене.
Маримбо посмеялся немного, вроде бы и радуясь шутке, но бдительности не теряя.
— Он торгует? — спросил Симба Мвене.
Маримбо пожал плечами:
— У него есть слоновая кость. Если захочет, будет торговать.
Сам он согласился предоставить каравану проводника и взять на хранение любые товары до их возвращения.
— Я много раз имел дело с купцами, — сказал он. — Не надо мне вашей ткани. Как бы вы торговали без ткани? Ею вы платите за проход через эту страну. Дайте мне два ружья, и я отправлю сыновей охотиться, добывать слоновую кость. Есть у вас шелк? Дайте мне шелк. Я дам вам проводника, он хорошо знает эти места. Сейчас плохое время, начались дожди, но заплатите ему как следует, и можете ему полностью доверять.
Этот берег вздымался круче противоположного, и земля густо поросла лесом. Хотя народу в городе Маримбо жило больше, чем там, многие казались больными. По ночам комары роем обрушивались на людей и кусали так яростно, что порой жертвы вскрикивали от боли и бессилия. У них не было причин задерживаться в городе после того, как они обо всем договорились с Маримбо. Он взял ножи, мотыги и сверток белого хлопка, пообещав присмотреть за оставленным
