Молодые выпускники Йеля были пресвитерианцами. Дискуссия вышла жаркой. И эти юнцы дерзнули оскорбить его и обозвать губернаторским прихвостнем – в собственном доме! Он выгнал их вон, и Мерси со Сьюзен поддержали его. Но Джон Мастер еще несколько дней пребывал в раздражении и не находил себе места.
А коль скоро Чарли Уайт, которому могло и не быть никакого дела до университета, принадлежал к классу, который шельмовал англикан, Джон Мастер испытал внезапное и острое нежелание в ближайшее время встретиться с возчиком и его семьей. Это было абсолютно несправедливо, и вряд ли он сам это осознал. Но год подошел к концу, а он так и не навестил Чарли.
В Новый год Джон Мастер преподнес свой сюрприз. Он подготовил к нему постепенно.
– Знаешь, Мерси, – сказал он, – эти неприятные йельцы и сквернота на душе из-за университета заставили меня поразмыслить, и я не прочь на время уехать.
– Ну так и поживем за городом, – предложила жена. – Или можно, если хочешь, съездить к моей родне в Филадельфию.
– Правда, есть одна незадача, из-за которой мне туда нельзя, – продолжил он. – Меня беспокоят дела, которые мы ведем с Альбионами, потому что я знать не знаю этих людей.
Пять лет назад, когда старый лондонский агент его отца отошел от дел, тот порекомендовал Мастерам препоручить агентство фирме Альбионов. До сих пор это соглашение реализовывалось успешно, но их общение сводилось к переписке, а поскольку объем перевозок возрастал с каждым годом, Джон счел, что пора познакомиться с Альбионами лично и сравнить их фирму с другими торговыми домами.
– Чего же ты хочешь? – спросила Мерси.
– Я решил, – и тут его красивое лицо расплылось в ухмылке, – что лучше отправиться в Лондон. И задумался: вдруг ты захочешь поехать со мной?
1759 годПобывать в Англии – чистый восторг! И вот она здесь. На самой Темзе, в сердце Британской империи.
Под ясным небом громоздились корабли, башни, купола и церковные шпили. На берегу дышал стариной серый лондонский Тауэр. На гребне высился купол протестантского собора Святого Павла – такой могучий, надежный и величественный! Мерси радостно и взволнованно приготовилась ступить наконец на твердую землю.
А Лондон блистал, невзирая на все свои изъяны – удушливые туманы, порожденные пятью веками сжигания угля, пристрастие низшего класса к дешевому джину и пропасть между богатыми и бедными. Кривые улочки средневекового города, полные крыс, почти напрочь сгинули в огне Великого пожара минувшего столетия, хотя роскошные готические здания и церкви сохранились. Те улочки сменились великолепными проспектами и площадями с георгианскими особняками, образовавшими огромную дугу от Сити до Вестминстера. Подумать только – все это было ее на долгие месяцы! И можно ни о чем не тревожиться!
За исключением юного Джеймса.
Договоренности Джона Мастера перед отплытием из Нью-Йорка были просты. Он перепоручил дела на складе клерку, которому доверял. Хорошим малым был и старший мастер на перегонном заводе по производству рома. Участок в графстве Датчесс находился под строгим надзором агента, который также собирал многочисленную ренту с городской собственности. Что касалось дома, то с ним и вовсе не было хлопот. Гудзон присмотрит. Но тем не менее Джон нуждался в человеке, который бы ведал делами в целом и следил за поступлением прибыли от ряда уважаемых и доходных городских предприятий. В Нью-Йорке, в отличие от Лондона, еще не было банков, и Мастер и такие же, как он, купцы договаривались о ссудах на местах.
Поэтому его отец Дирк согласился вернуться в город и поселиться в доме на время отсутствия Джона. Джон сомневался, что тот горел желанием этим заняться, но отец любезно согласился, и более подходящего человека было, конечно, не найти.
Это решило и другую проблему.
Мерси расстроилась, когда Сьюзен отказалась ехать с ними в Лондон, но отнеслась к этому с пониманием. Дело было не в том, что Сьюзен не любила родителей или не интересовалась миром. Но все, чего она хотела, уже находилось в нью-йоркской колонии – друзья и мужчина, кем бы он ни был, за которого она когда-нибудь выйдет замуж. Пересечь океан и добраться до Лондона не пустячное дело, и дома она, может быть, окажется через год. Для девушки в возрасте Сьюзен это казалось долгим сроком – целый год жизни без прицела на будущее, который можно с большей пользой провести в Америке. Спорить с ней было бессмысленно. Можно заставить, но зачем? Она не собиралась передумывать. А присутствие в доме деда означало, что ее можно спокойно оставить на его попечение.
Но Джеймс был другое дело. Когда он признался матери, что не испытывает ни малейшего желания отправиться в Лондон, она откровенно сказала ему: «Отец настроен решительно, Джеймс, и тебе придется поехать». И, видя его досаду, добавила: «Ты разобьешь ему сердце, если откажешься».
Она не удивлялась. Мальчики в этом возрасте норовисты и ершисты. Дело усугублялось тем, что он был единственным сыном и все надежды отец возлагал на него. Вполне естественно, что Джон постоянно решал за него, и столь же естественно Джеймс чувствовал себя пораженным в правах. «Отец любит тебя и желает только добра», – напоминала ему Мерси. И она полагала, что муж прав. Джеймс просто обязан поехать в Лондон – так она ему и сказала.
Но путешествие стало испытанием.
Лето уже началось, когда они ступили на борт пакетбота, направлявшегося через Атлантику в Лондон вместе с несколькими другими кораблями и военным эскортом для защиты от французских приватиров. Ее муж был замечательным моряком. Недели плавания совершенно не отразились на нем. Пил ли он в величественной ночной тишине или выдерживал натиск бури, когда корабль швыряло, – разницы никакой, она никогда не видела его таким счастливым. Напротив, Джеймс часами просиживал на палубе и мрачно глазел на Атлантический океан, словно на личного врага. Когда же случался шторм и отец бодро оставался на палубе, Джеймс жалко ютился внизу и горько думал, что если утонет, то виноват будет отец, который без надобности потащил его в странствие к совершенно чужим местам. Когда муж посетовал на упорное молчание сына, Мерси сказала:
– Джон, это просто возраст, да еще заточение на корабле.
– По-моему, он меня проклинает, – печально заметил Джон.
– Вовсе нет, – солгала она. Но ей очень хотелось верить, что Джеймс воспрянет духом в Лондоне.
Не успели они ступить на берег, как к ним с протянутой рукой шагнул приятный человек средних лет с глазами невиданной синевы.
– Мистер Мастер? Я Артур Альбион, сэр, к вашим услугам. – И он в мгновение ока подвел их к своему экипажу, а два мальчика погрузили багаж в отдельную повозку. – Я взял на себя смелость подыскать вам жилье, – объявил он, – неподалеку от места, где поселился еще один почтенный джентльмен из американских колоний, хотя сейчас его нет в Лондоне.
– В самом деле? – ответил Джон Мастер. – И кто же он?
– Мистер Бенджамин Франклин, сэр. Смею предположить, что он скоро вернется.
Но пусть бы он и вовсе не появлялся все последующие недели, потому что Лондон превзошел все ожидания Мерси.
В скором времени Джон сообщил ей, что доволен Альбионами, которым принадлежал один из лучших торговых домов Лондона. Они были солидными людьми с хорошей репутацией. Артур Альбион был членом одной из лучших городских гильдий.
– Что касается нашего друга Альбиона, – со смехом заявил Джон, – он джентльмен до мозга костей. Но если можно заработать круглую сумму, то я в жизни не видел субъекта проворнее.
Альбион оказался превосходным гидом. Будучи купцом и человеком городским, он в то же время принадлежал к старинному роду поместных дворян из Нью-Фореста. Благодаря семейным связям и куртуазным манерам он был вхож во многие лондонские аристократические дома. Его жена была из старого рода французских гугенотов. «Торговцев шелком и ювелиров», – охотно поделилась она с Мерси. Кому же, как не ей, водить ее по модным магазинам? Не прошло и недели, как они преотлично сдружились. Шляпки и ленты, шелковые платья и туфли, не говоря о деликатесах из магазина «Фортнум энд Мейсон» – они перебрали все. И пока слуги ждали своих хозяек в их роскошных апартаментах, две леди беспечно болтали обо всем на свете.
Лучше всего было то, что Мерси могла покупать вещи для мужа.
Она мгновенно поняла, что у мистера Альбиона отменный вкус, хотя одевался он скромно. Джон был одет хорошо. И лондонские моды очень быстро достигали Нью-Йорка. Но лондонские портные выдерживали известный стиль – его было трудно определить, но он безошибочно узнавался. Мерси еще и недели не пробыла в Лондоне, а уже упросила мистера Альбиона свести Джона к своему портному и постижеру[25].
Они с миссис Альбион смогли порадовать его и другими обновами: серебряными пряжками на туфли, красивыми часами, шпагой, темляком, льняной тканью на рубашки. Мерси купила ему даже серебряную табакерку. Мода нюхать табак проникла, конечно же, и в Нью-Йорк, так что американские торговцы табаком уже наладили его производство. Джон Мастер вовсю дымил трубкой, но табакерку счел излишеством. «Если я начну нюхать, то буду чихать на тебя целый день – и ночь заодно», – посулил он весело.
