— Разрешите, товарищ Сталин? — Нарком держал в руке тяжелый портфель с бумагами по самолетному делу. На его груди сияла Золотая Звезда Героя Социалистического Труда: он был награжден в 1941 году.
— Присаживайтесь, Алексей Иванович. — Сталин кивнул на стоявший рядом стул. — Как, не тяжело носить Золотую Звезду? — спросил он, улыбаясь в усы,
— Уже привык, товарищ Сталин, — без тени смущения произнес Шахурин. — Вы сказали, что я заслужил ее за хорошую работу, — так могу ли я не носить Звезду?!
Сталин сообщил, что сейчас пригласит к себе Молотова, Микояна и Берию и они начнут работу. Этим занялся Поскребышев.
— Пока они придут, выпейте у меня чаю, хотите? — предложил хозяин кабинета.
Но нарком, поблагодарив его, отказался:
— Я только что отобедал, Иосиф Виссарионович.
Прибыли и приглашенные. Первым вошел в кабинет Молотов, следом за ним — Микоян и Берия. Сели за стол, а Берия подошел к Сталину и что-то шепотом спросил у него. Тот недовольно пробурчал:
— Это решим после совещания, Лаврентий… — Верховный взглянул на наркома авиационной промышленности, потом скосил глаза на Молотова. — У товарища Шахурина возник ряд серьезных вопросов по обеспечению сырьем и материалами наркомата с целью резкого увеличения выпуска новых типов самолетов для нужд фронта. Мы должны оказать наркому помощь, но прежде заслушаем его информацию. Вам слово, Алексей Иванович. Кстати, я уже говорил вам, что вы проделали большую работу по эвакуации предприятий авиапромышленности в восточные районы страны, а также по увеличению выпуска авиатехники для фронта. А сейчас вы руководите организацией серийного производства новых типов боевых самолетов, так?
— Верно, товарищ Сталин.
— Мы хотели бы знать, что у вас появилось нового и сколько боевых машин разных типов вы дадите нам в ближайшее время. Вы, наверное, знаете, что под Сталинградом сложилась тяжелая обстановка? Войскам, обороняющим город от лютого врага, не хватает танков и самолетов? Нам это дело надо срочно поправить!..
— Через месяц-полтора, товарищ Сталин, мы дадим Красной армии большое количество новых машин, — начал говорить нарком Шахурин. — И неплохих машин…
В это время заголосила «кремлевка». Сталин снял трубку. Оказалось, что звонил первый секретарь Сталинградского горкома и обкома партии Чуянов.
— Что у вас, Алексей Семенович?.. На подступах к городу идут тяжелые бои… Я об этом знаю. Там у вас находятся мой заместитель товарищ Жуков и начальник Генштаба товарищ Василевский, они меня регулярно информируют… Нет, вчера генерал Еременко мне не звонил. А что случилось?.. Ах вот оно что! Да, это меня не радует… Хорошо, я позвоню Еременко. Мы поможем резервами Ставки и генералу Чуйкову, и генералу Шумилову. Вас прошу нацелить всех коммунистов города на отпор врагу. Танки, самолеты мы фронтам дадим, но чуть позже. До свидания! — Положив трубку, Сталин цепким взглядом окинул сидевших. — Чуянов просит разрешения вывезти с тракторного завода ценное оборудование, боится, что немцы могут захватить Сталинград. Мамаев курган уже в их руках, они, как цепные псы, рвутся в центр города. Просит, чтобы я потребовал от генерала Еременко усилить оборону города.
— Маленков все еще там, ему бы на месте и помочь Чуянову, — подал голос Молотов.
— Все резервы находятся в Ставке, и Маленкову негде взять войска, — сухо заметил Сталин. — К тому же ему поручено проверить, все ли делается для того чтобы усилить борьбу с противником. После совещания я переговорю с Еременко, спрошу, почему у них там неразбериха, почему он не поможет Чуянову. Алексей Семенович партиец ответственный, но в военном деле мало что смыслит, и ему надо подсказать, что и как делать. Ладно, продолжайте, товарищ Шахурин, а я отключу «кремлевку» на часик, чтобы нам никто не мешал. — Он вызвал Поскребышева, тот сразу прибыл. — Позвоните в штаб Сталинградского фронта генералу армии Жукову и передайте мой приказ: ему и товарищу Василевскому быть завтра к десяти утра в Ставке. Со мной по «кремлевке» пока никого не соединяйте, я буду очень занят.
Командный пункт 62-й армии находился у подножия Мамаева кургана. Генерал Чуйков оставил свою машину и стал подниматься на курган пешком. Уже стемнело, на небе высыпали звезды. До высоты доносилось эхо орудийных залпов, а черное небо чертили зеленые и красные ракеты. Где-то неподалеку слышалась пулеметная трель. А севернее кургана взрывались бомбы, сбрасываемые «юнкерсами», и вся земля дрожала, словно где-то происходило землетрясение.
«Успеть бы принять командование армией, не то попаду под пулю или осколок», — не без тревоги подумал Чуйков. Цепляясь за кусты колючего шиповника, он поднялся на курган чуть выше. Часовой с автоматом в руках преградил ему путь.
— Кто вы? — спросил он.
— Я новый командарм. Мне нужен штаб армии.
— В блиндаже, чуть правее, — пояснил часовой.
Чуйков шагнул в блиндаж. У деревянного стол стоял генерал и кого-то распекал по телефону:
— Кто вам разрешил перенести командный пункт на самый берег Волги? Не надо мне длинных речей, отвечайте коротко и ясно!.. Ах, вы сами приняли такое решение? Это безобразие!.. Нет, новый командарм еще не прибыл, но вот-вот будет. Вы сами ему доложите? Хорошо, я разрешаю вам это сделать.
Генерал, положив трубку, взглянул на Чуйкова:
— Вы кто? Слушаю вас!
Чуйков протянул ему документ. Генерал прочел его и сказал:
— Будем знакомы, я начальник штаба генерал-майор Крылов Николай Иванович. А вы, стало быть, наш командарм?
Чуйков улыбнулся мягко, доверчиво:
— Генерал-лейтенант Чуйков Василий Иванович, до прихода сюда был заместителем командующего по Сталинградскому фронту генерала Гордова. Кажется, мы с вами где-то встречались. Нет?
Крылов чему-то усмехнулся, но тут же посерьезнел:
— В сорок первом я был начальником штаба Приморской армии, оборонял Одессу, потом Севастополь, так что пришлось надышаться горьковатым дымком.
— Я вижу, человек вы опытный в штабном деле, и рад этому, потому как у меня есть пробелы в этом.
Крылов неторопливо закурил.
— Скромничаете, Василий Иванович, — улыбнулся он. — А кто был главным военным советником при главнокомандующем китайскими вооруженными силами Чан Кайши?
Чуйков помялся.
— Да, когда началась война, я работал в Китае, — подтвердил он. — Что делал? Много чего делал. Помогал китайскому народу в организации борьбы с японской военщиной: она уже тогда захватила главные промышленные центры и морские порты Китая. Но если честно, — продолжал Василий Иванович, — мне хотелось скорее вернуться в Москву, потому что на моей Родине шла война и я горел желанием принять участие в борьбе с врагом. Но вернулся в начале марта сорок второго года.
— Но до отъезда в Китай вы участвовали в советско-финской войне и командовали 9-й армией, так ведь? — Крылов смотрел на командарма не мигая.
— Что было, то было, — вздохнул Чуйков. — Но войну с белофиннами разве сравнить с войной нынешней? Гитлер бросает все новые и новые силы, только бы уничтожить Красную армию, поставить наш советский народ на колени. Но у него ничего не получится. И Сталинграда ему не видать как своих ушей. Гитлер повторит судьбу Наполеона. — Чуйков закурил, жадно глотая дым. — Давайте перейдем к нашим делам. Как тут наша армия себя чувствует?
— Я готов доложить вам обстановку на оборонительных рубежах 62-й армии. — Крылов развернул на столе свою оперативную карту.
— А кого вы отчитывали по телефону, когда я вошел в блиндаж? — спросил Чуйков. — Мне понравилось, как культурно вы стегали его.
Крылов, слегка покраснев, ответил, что это был командир танкового корпуса. Он самовольно переместил свой КП ближе к берегу Волги, подальше от огневого рубежа. Но ведь есть приказ номер 227, где ясно сказано: «Ни шагу назад!»
— Ну и как теперь быть с комкором? — поинтересовался Чуйков.
— Теперь это решать вам, товарищ командарм, — усмехнулся Крылов. — Считаю, что надо вызвать генерала сюда, и если не наказать, то хотя бы строго предупредить.
Чуйков кивнул головой.
— Согласен. Прикажите генералу вместе с комиссаром корпуса прибыть ко мне на Мамаев курган, и мы побеседуем с ними.
— Я сейчас позвоню в штаб корпуса, — заторопился Крылов.
В блиндаж вошел член Военного совета армии дивизионный комиссар Гуров, с которым Чуйков раньше служил и которого хорошо знал.
— Поздравляю вас, Василий Иванович, с назначением в армию! — Гуров пожал ему руку.
