Его и Ратмира втолкнули в толпу оборванных людей.
1
Слышится резкий свист толстого витого кнута. Раскаленная змея обрушивается сверху на плечо Диора, прожигает кожу. При обратном рывке утолщение на конце кнута стаскивает с него остатки сарматской рубахи. Змея опять свистит в воздухе. Сильные руки славянина отталкивают Диора. Ратмир принимает удар на себя. На его плече и мускулистой спине проступает алая полоса.
Пленников окружают бородатые рослые воины в медных доспехах. Лошади храпят, сдерживаемые седоками. На уздечках красуются бляшки, звенят подвески и бронзовые колокольца на ремнях сбруи. Варвары любят украшать себя побрякушками. В руках бургундов гуннские нагайки с длинными рукоятями. Вечернее солнце отражается в меди доспехов.
— Всем бежать! — гремит голос предводителя. — Кто отстанет — смерть!
Толпа бежит по дороге. Ратмир хватает Диора, тащит за собой. Он вдвое старше Диора, но вынослив, как мул. Несколько дней назад он не мог поверить, что его друг раньше не знал языка славян–антов. Пыль, поднятая множеством шаркающих ног, висит в воздухе. Рядом хрипит пожилой мужчина в грязной тунике, прикрыв бурой тряпицей рот. Двадцать дней назад он был декурионом и носил белую тогу с алой каймой понизу. У людей серые потные лица, страдальчески открытые рты.
Дорога, по которой бегут пленники, прямая как стрела, пересекает огромную зеленую равнину. Впереди, возле горизонта синеет узкая полоска реки. Это Истр. Горы остались на востоке.
Усталые люди переходят на шаг, но после грозного предупреждения вновь бегут. Тут все выносливые. Кто не выдержал тяжкого испытания, давно погиб. Остальные научились бороться за жизнь.
Бургунды переговариваются. Их мысли коротки, как римские мечи, и бесхитростны, как крик чайки. Воины не подозревают, что кто–то в толпе понимает их язык.
— Эй, Герм! — кричит предводитель. — Ты зачем огрел кнутом сына декуриона?
— Это того, который похож на гунна? Люблю пошутить! — откликается верзила Герм, голос его звучит как труба.
— Впредь не бей! Римляне за него дадут хороший выкуп.
Впереди равнина понижается к широкому полноводному Истру. Дорога ведет к каменному мосту на мощных арочных опорах. За мостом виден город. Это Аквенкум. Юргут рассказывал о нем Диору. Толпа невольно ускоряет бег.
— Эй, Гудин! — обращается к предводителю шутник Герм. — Римляне охраняют мост?
— Конечно! — отзывается тот. — Мы уже подбирались к нему лет пять назад. Не смогли захватить охрану врасплох.
— Я был тогда еще молод. Но помнится, раньше вокруг города не было садов?
— Да, сады появились недавно.
— А теперь их вон сколько! Что, если сделать так: сейчас разделимся, часть воинов спрячется. А остальные пойдут к мосту. Получите выкуп и уйдете. А мы вымажем лица сажей, прикинемся гуннами, перебьем стражу. Дождемся, когда выйдет смена, захватим ворота. Вы же будете ждать сигнала неподалеку… Ну как?
Громогласные одобрительные восклицания мешают Диору услышать ответ предводителя. Но кто не согласится на легкую добычу?
Бежать под уклон нетрудно. Все торопятся, впереди — свобода. Людей уже не нужно подгонять.
Их заметили на другом берегу. Распахнулись железные ворота. Выходят легионеры в доспехах и шлемах. Быстрым, «волчьим» шагом идут по мосту. На выходе с моста перестраиваются в три шеренги. Три ряда копий внушительно выступают навстречу варварам. Многие вокруг Диора облегченно плачут. Сурово блестят из–под козырька шлема глаза центуриона. Он стоит впереди центурии, величественный и гневный, как бог войны Марс.
Гудин слезает с лошади и, широко расставляя ноги, с ленивой неспешностью идет к центуриону, передает ему выкупной список, возвращается и велит пленникам идти по одному к римлянам. Каждого выходящего он считает, хлопая по спине.
Толпа бредет по мосту. Впереди центурион, сзади — чеканит шаг грозная центурия. Сводчатый тоннель выводит на широкую, мощенную булыжником улицу. По сторонам возвышаются пятиэтажные дома — инсулы. Возле каждого — бронзовые водоразборные колонки. Из отверстий непрерывно льется вода. Первой самостоятельно прочитанной Диором фразой было постановление сената Рима: «Следует прилагать величайшее тщание к тому, чтобы в уличных колонках вода изливалась день и ночь». Ратмир впервые видит римский город с его планировкой и благоустройством. Изумлению славянина нет предела.
— О Перун! — шепчет он. — Вот как следует жить!
Наверное, он считает, что бытовые удобства непременно улучшают и души людей. Один из пленников вдруг поднимает в приветствии руку, высмотрев в толпе встречающих знакомого, радостно кричит:
— Марций! Эй, Марций! Ты не узнаешь меня? Мы служили вместе во Втором Македонском! Я оптион Луций!
Марций, пожилой мрачный ветеран с тяжелым подбородком, спрашивает в ответ:
— Как ты оказался в плену, Луций?
В его голосе слышится осуждение. Луций показывает костлявой рукой на обнаженную грудь, там белеют рубцы от заживших ран.
— Меня ранили. Вы ушли, приняв меня за мертвого!
— Почему же ты не покончил с собой, когда очнулся? — строго вопрошает Марций.
Луций лишь горестно качает головой и ускоряет шаг.
Пленных приводят на форум, где бьет большой фонтан. Из здания муниципии спускаются по ступенькам городские магистры в белых тогах.
Центурион выкликает по выкупному списку:
— Луций Валерий Комаций!
Из толпы выходит бывший легионер. Центурион объявляет:
— Луций Валерий Комаций! За тебя заплачено из городской казны тысяча денариев. После возмещения выкупа ты свободен. Кто внесет деньги?
— Мой брат Секунд Комаций, — отвечает тот.
— Отойди в сторону. Следующий — Диор Альбий Максим, сын декуриона Марка из Потаисса.
Аквенкум гораздо дальше от Потаисса, чем Маргус. Здесь могут и не знать Альбия Максима. Появление Диора у магистров вызывает замешательство. Центурион озадаченно спрашивает:
— Ты и есть Диор Альбий Максим?
Диор старается держаться с достоинством, но когда он говорит, что так оно и есть, его голос срывается от бешенства.
Центурион подходит к нему, кладет на плечо тяжелую руку, произносит:
— Диор Альбий Максим, за тебя выплачено три тысячи денариев. Кто возместит эту сумму?
— Вы же и возместите! — яростно кричит Диор.
Вокруг слышатся изумленные восклицания. Он надменно вскидывает голову, сквозь зубы снисходительно цедит:
— И не только за меня, но и за моего друга, славянина Ратмира.
Один из магистров, очень похожий на декуриона Фортуната, спрашивает, при чем тут славянин.
— При том, что я, Диор Альбий, трижды награжден магистратом Маргуса за услуги, оказанные мной городу, и даже заслужил благодарность претора Паннонии!
— Подойди поближе, сынок, и расскажи, что за услуги ты оказал Маргусу, — недоверчиво произносит декурион.
Диор подробно излагает, в чем заключается его заслуга, и важно добавляет, что и сейчас, благодаря знанию языка бургундов, он отведет от славного Аквенкума величайшую беду, о которой славные магистры даже не подозревают. Его слова приводят окружающих в еще большее замешательство. Вдруг декурион, похожий на Фортуната, оживляется:
— Да уж не знаменитый ли Диор перед нами? Уж не ты ли тот самый мальчишка, что превзошел всех учеников Маргуса своей неслыханной памятью и удивительнейшими способностями к языкам?
— И не только этим! — с достоинством отвечает Диор.
На лицах окружающих появляется любопытство, как при встрече со знаменитостью. Вот, оказывается, куда уже дошла слава Диора:
— Какими же ты языками владеешь? — спрашивает центурион.
— Легче ответить, какими не владею.
— Знаешь и язык гуннов?
— Разумеется!
— Сарматов, готов, алан, франков?
— И не только. Недавно выучил язык славян–антов.
— Это поистине удивительно! — восклицает кто–то из магистров. — А что же ты хотел сообщить нам, о чем мы пока не знаем?
— Сегодняшней ночью бургунды попытаются совершить то, что сделали гунны с Потаиссом, а сарматы с Маргусом.
Новость потрясает всех, кто ее слышит. Центурион спрашивает, как Диор узнал об этом. После объяснения юноши центурион и магистры торопливо удаляются в здание городского правления. Через некоторое время оттуда выходит декурион, похожий на Фортуната, и обращается к Диору:
— Магистрат Аквенкума согласен заплатить за тебя и славянина выкупную сумму, если твои слова подтвердятся.
Вскоре Диор и Ратмир следуют за магистром. Впереди ликтор с фасцами предупреждает встречных:
