Не зря было сказано:
И Вальтьова
Мертвое войско
Топи телами
Устилало.
Как по твердой
Земле, по трупам
Шли норвежцы,
Отважны духом.[82]
Мало что запомнил Вратко из этого боя. Только крики, гнилостный смрад, жару и соленый пот. Как и советовали викинги, он держался позади Олафа и Асмунда. Друзья размеренно шагали, время от времени взмахивая мечами, будто выполняющие привычную работу селяне. Справа Гуннар крутил копье Злое Жало. Новгородец и помыслить не мог, что копьем можно так сражаться. Казалось бы, оно колоть предназначено. А можно и рубить наконечником, как мечом, посаженным на длинное древко, и окованной железом пятой – тупой стороной – бить. Хродгейр, увлекшись сечей, ушел далеко вперед, прикрываемый Рагнаром и Бёдваром.
Они шли и шли. Перепрыгивали через трупы, огибали наполненные водой промоины, скакали с кочки на кочку. Вратко уже устал держать меч в поднятой руке, а случая ударить кого-нибудь так и не выпадало. Попадавшиеся на пути саксы либо не подавали признаков жизни, либо были настолько изранены, что вызывали жалость, а не злобу.
– Веселей, Подарок! – ободрил парня Гуннар. – Вису сказал бы, что ли!
Вратко покачал головой. Вот уж чего ему меньше всего сейчас хотелось, так это кеннинги сочинять, подбирать созвучия и считать слоги.
Сильный рывок чуть не опрокинул его на землю. Словен широко шагнул, чтобы не упасть, и оперся краем щита о кочку.
Раненый сакс, оскалив зубы под залитыми кровью усами, вцепился скрюченными пальцами в сапог новгородца. Его кольчугу покрывал толстый слой жирной бурой грязи. Правая рука безвольно свисала, но на запястье болтался меч на ременной петле.
– Пусти! Ты чего! – по-ребячьему воскликнул Вратко, дрыгая ногой.
Сакс молчал, но сапога не отпускал.
– Бей его! – крикнул Гуннар, оглядываясь через плечо.
– А? – Новгородец дернулся. Снова чуть не упал.
Противник тянул изо всех сил, стараясь его опрокинуть. Свой шлем он потерял в пылу сражения – а может, чей-то меч лишил его голову защиты? – и не утирал кровь, сбегающую из глубокой раны на лбу. Только сплевывал кровавые пузыри.
В молчании сакса, в его целеустремленности было что-то страшное, потустороннее. Будто оживший мертвец, упырь красногубый, ползет.
И Вратко ударил его. Ударил мечом по голове.
Попал плашмя. Клинок соскользнул по русым волосам, не причинив саксу ни малейшего вреда. Он только тряхнул головой и зажмурился на миг.
– Пусти!
Второй удар пришелся по руке, цепляющейся за сапог.
Пальцы сакса разжались. Он упал лицом в грязь. Словен рубанул его по шее, выглядывавшей из кольчужного воротника. А потом еще и еще раз.
– Довольно! – Рыжий, веснушчатый Игни перехватил руку новгородца. – Убил уже. Что, не видишь?
– Да? – пересохшим горлом переспросил Вратко.
– А ты думал? Ты что, какой-то никакой? – Игни смахнул пот с кончика носа. – Первый раз?
Словен кивнул.
– Ну, так молодец! С почином тебя, Подарок! Догоняй!
Викинг хлопнул Вратко по плечу и побежал следом за остальными.
Новгородец остался. Не жалея новых, добротных порток, сел прямиком в грязь.
«Что, получилось? Этого ты хотел? Теперь ты такой же убийца, как и все, – проговорил кто-то внутри. – И что теперь чувствуешь? Гордость? Радость?»
Нет, гордости не было, как не было и восторга. Но не чувствовал он и раскаяния или сострадания. Осталось одно тупое безразличие, завладевшее душой Вратко, когда горячка боя внезапно схлынула. Парень сорвал чудом уцелевшую травинку и закусил ее, чтобы хоть как-то отвлечься.
Вдалеке смолкал шум боя. На небо набегали тяжелые грозовые тучи. Но дождь так и не пошел.
Надо отдать должное дружинникам Хродгейра: никто из них не попытался подшутить над Вратко, намекнуть, дескать, вот неженка-русич – так убивается… И отчего? Подумаешь, сакса зарубил! Каждый из них уже забыть успел своего первого поверженного врага. Эка невидаль!
Только Олаф недоуменно пожал плечами.
Гуннар молча хлопнул парня по плечу – пошли, мол, с нами.
До самого вечера викинги собирали тела товарищей, выносили их на сухую землю. Помогали выбраться раненым. Перевязывали их, как могли врачевали раны.
Победа досталась войску Харальда высокой ценой. Не меньше пяти сотен мертвых, в том числе почти три сотни исландцев и оркнейцев. А раненых насчитывалось до полутора тысяч. Саксы, даже загнанные в болото, прижатые к канаве, вязнущие в топких берегах, оказали отчаянное сопротивление. Пока фирд и дружины танов бежали, спасая шкуру, хускарлы Эдвина Мерсийского стояли насмерть. Они погибли под знаменем Мерсии, но графу удалось уйти. Нортумбрийцам повезло чуть больше. Они бились на краю болота и сумели выбраться на дорогу, а после отступить, сохранив строй и яростно огрызаясь.
И все равно потери саксов казались неисчислимыми. Да никто их и не считал. Некогда было. Свои в помощи нуждаются. Но, прикинув на глазок, Хродгейр сказал, что погибло саксов полторы или две тысячи. Точнее не скажешь, да и не надо оно никому.
Побежденных не преследовали.
Армия Моркара и Эдвина больше не представляла опасности для урманов. Куда важнее был город Йорк.
Передовые отряды под командованием Годрёда Крована отправились к стенам еще вечером – на разведку. С наступлением темноты они вернулись, и по лагерю разнеслась весть: Йорк затворил ворота и готовится к осаде.
Дав войску отдохнуть до утра, Харальд пошел к городу.
Вратко снова шагал вместе со всеми. Всю ночь он не сомкнул глаз. Парню казалось, что во сне к нему придет убитый сакс. Мертвец не появился, но теперь глаза резало, будто кто-то песка сыпанул, а челюсть время от времени выворачивал могучий зевок.
– Гляди! Заснешь – затопчут, – усмехнулся Асмунд. Викинг щит закинул за спину, а левую руку нес на перевязи. Саксонский топор зацепил его предплечье самым краешком, но пальцы викинга отказывались сжиматься.
Вскоре рассветная прохлада и размеренная ходьба отогнали сонливость, и Вратко принялся во все глаза рассматривать окрестности. Йорк-Йорвик не шел ни в какое сравнение со Скардаборгом. Крутой вал, покрытый обожженной глиной. Высокая стена. И не частокол, а настоящая каменная стена. Хродгейр пояснил, что крепость строили еще римляне, в незапамятные времена, когда их империя охватывала почти весь известный мир – от Средиземного моря до Варяжского.
На расстоянии выстрела из длинного лука до этой стены войско урманов остановилось. Несколько ярлов приблизились к воротам и затеяли долгий разговор со стражниками, а после и с именитыми горожанами. Судя по всему, шел самый обычный торг. Харальд хотел захватить Йорк без боя – он и без того остался недоволен потерями. Отцы города рассчитывали выговорить для себя определенную выгоду. На саксонскую армию можно было не рассчитывать. Моркар и Эдвин собирали рассеявшихся по округе воинов, а Гарольд Годвинссон… Кто знает, где он? И придет ли вообще на подмогу? Король может счесть, что угроза Вильгельма Нормандского больше. Что ему Йорк, когда корабли рыцарей могут приплыть едва ли не в самый Лондон?
Штурма пока не предвиделось, да и не очень-то хотелось урманам после вчерашнего трудного, кровопролитного боя вновь потеть в кольчугах, лезть на стены, подставлять головы под камни и льющуюся сверху смолу. Хотя… Прикажи Харальд, и они забудут о ранах и усталости. Но и конунг норвежский не был бы самым опытным полководцем известного мира, если бы требовал от своих людей невозможного. Пока шли переговоры, он приказал войску отойти за неширокую, но быструю речку Дервент, впадавшую в Уз в полутора милях южнее.
Здесь ничего не напоминало о недавней битве. Тишина, покой, яблоневые сады вокруг деревушки в несколько десятков домиков. Жители поселка – Хродгейр назвал его Стэмфордабрюгьер, что означало по-урмански: Стэмфордский мост – выглядели растерянными и напуганными одновременно. Едва ли кто-то из ныне живущих застал датские набеги на побережье Англии, но память о жадности и жестокости морских разбойников, приплывающих на драконоголовых кораблях под полосатыми парусами, еще жила в народе. И все же селяне не разбежались в лес, хотя и могли – до опушки дубравы было не больше полутысячи шагов. Хозяйство бросать никому не хотелось. Все-таки осень, урожай собирать надо…
Норвежские ярлы приказали воинам не прикасаться в Стэмфордабрюгьере ни к кому и ни к чему. Если кто-то захочет хлеба, баранины или душистых яблок, менять на воинскую добычу или серебро. Ведь конунг Харальд явился не грабить, а восстановить справедливость, попранную Гарольдом Годвинссоном. Чумазые жители деревни такие же его подданные, как и бесстрашные викинги, как и горожане Йорвика, которые, к сожалению, пока не осознали своей выгоды.
Урманы не протестовали. Они хорошо понимали замысел предводителя. Да и в грабеже нищей деревушки не видели никакого смысла. Что там можно взять? По пригоршне ячменя на брата? По два-три яблока? Тьфу…
