крепости, где турки могли менее всего ожидать нападения. Эти колонны находились под начальством самого Гудовича. В каждую колонну было роздано по четыре лестницы с крючьями «для способнейшего подъему их на стены».
Ближе к вечеру, объезжая войска, командующий наставлял солдат:
– Идти как можно поспешнее и не стрелять, пока не влезете на стену. Заняв же город, истреблять врага на улицах, но в сакли не входить.
«Сигнал к атаке, – сказано в диспозиции к штурму, – будет дан стрелянием бомбами из батареи, по которому первая и третья колонны должны тотчас выступить, а вторая и фальшивая – по окончании стрельбы».
После того как в лагере пробили вечернюю зорю, солдаты тихо сняли палатки, запрягли повозки и отправили их в вагенбург, устроенный на левом фланге лагеря.
Так как ночь было очень светлая и блеск штыков мог выдать передвижение солдат, Гудович приказал снять штыки.
В ночь с 8 на 9 мая колонны заняли назначенные им места. А едва из-за гор показался первый луч солнца, осадная батарея открыла огонь и начался штурм. Первая и третья колонны двинулись на приступ одновременно. Несмотря на приказ не стрелять, солдаты, разумеется, сразу же открыли огонь. Турки отвечали тем же. Начали ставить лестницы, но они оказались столь короткими, что солдаты не могли достать руками за верхнюю часть стен. При этом турки беспрестанно бросали вниз камни, стреляли из ружей и отталкивали от стен лестницы вместе с лезшими по ним солдатами. Начали лихорадочно искать место, где высота стен была бы меньшей, но найти такое место все не получалось. Из-за этого внизу возникла неразбериха. Несмотря на это, колонна генерал-майора Портнягина заняла предместье. Наконец, в одном месте его солдаты все же влезли на стену, завладели одной из башен, захватили пушку и знамя, но их никто не поддержал. А спустя четверть часа турки взорвали захваченную нами башню, которая погребла под собой всех, кто смог взобраться на стену. Тогда Гудович велел подтащить к воротам шестифунтовую пушку. Вскоре ядрами ворота были почти разбиты, но турки с другой стороны неожиданно выкатили две пушки и открыли огонь в упор. Не ожидавшие этого, наши артиллеристы были перебиты, а пушка захвачена противником.
Отчаянный штурм продолжался без малого пять часов, при этом турки защищались отчаянно. Чтобы переломить ход сражения, Гудович принужден был ввести в дело весь резерв. При нем осталось только три неполных эскадрона драгунов и полк казаков на случай отражения турецкой конницы. А донесения о потерях становились все тревожнее. Наконец, видя, что штурм захлебнулся, а из строя выбита уже треть офицеров и солдат, Гудович приказал бить отбой.
Турки отходящих не преследовали, так как и у них потери были серьезными. В частности, в одной из схваток был убит и сам комендант крепости. Когда наши уже удалились от крепостных стен, из-за гор их атаковала дотоле чего-то выжидавшая турецкая конница. Однако едва против нее устремились в контратаку нарвские драгуны и казаки, турки развернули коней и снова скрылись за горами.
Следующая ночь в лагере была печальной. Там и здесь отпевали и хоронили погибших, из лазаретных палаток слышались крики раненых, которых доктора кромсали своими страшными пилами.
– О втором штурме и думать нечего! – констатировал Гудовичу барон Розен. – Надо честно признать, что сия кампания сложилась не в нашу пользу, а потому пора поворачивать оглобли домой!
В ответ Гудович лишь смерил собеседника надменным взглядом. Своих ошибок наместник признавать не любил.
Но гонор гонором, а ситуация подсказывала только такой выход. Поэтому на следующий день после штурма больные, раненые и обоз были отправлены в пределы Грузии, а остальной отряд отошел на границу с Ахалцихским пашалыком. Отсюда Гудович отправил приказание генералу Несветаеву также оставить Карский пашалык и заняться прикрытием собственных границ, а генералу Рыкгофу снять осаду Поти и отходить в Имеретию.
Впоследствии Гудович будет оправдывать неудачу штурма плохой погодой и болезнями, трудностями движения по горным дорогам с тяжелым обозом, а главное, что половину отряда составляли никогда не бывшие в делах гарнизонные солдаты да рекруты прошлогоднего пополнения.
* * *
В это время на крайнем западном фланге нашей обороны генерал-майор Ион Ионыч Рыкгоф решал не менее значимые задачи. Дело в том, что для облегчения действий Гудовича в Ахалцихском пашалыке ему надо было занять Поти, так как это защищало Имеретию и Мингрелию от вторжений турок. Помимо этого, приморский Поти исстари являлся притоном всех бездомных бродяг и абреков, живших грабежом и разбоем.
Поэтому граф Гудович, полагаясь на искреннее расположение абхазского паши Келеш-бека, поручил генерал-майору Рыкгофу захватить Поти в свои руки, «хотя бы то было и изменою», обещая потийскому аге Кучук-бею денежную награду, покровительство России и пожизненное оставление в должности. Но абхазский паша и Кучук-бей от предложений Гудовича отказались, поэтому генералу Рыкгофу предстояло наказать несостоявшихся союзников.
27 апреля Рыкгоф выступил в поход с отрядом в тысячу триста человек при четырех пушках.
Как известно, где тонко, там и рвется. Старая истина оказалась верной и в тот раз. Едва наши войска оставили Имеретию, как мятежный царь Соломон, прискакав тотчас в опустевший Кутаис, приказал разломать военные казармы и попытался изгнать единственную оставшуюся в городе гренадерскую роту. Однако гренадеры забаррикадировались в своей казарме, а штурмовать их у грузин желания не было. Окончательно обнаглев, Соломон начал принимать посланцев из Персии от мятежного царевича Александра, вел разговоры о возможной дружбе с Константинополем, Францией и Англией. Дальше – больше. Окончательно встав на путь измены, Соломон поспешил на границу Имеретии, намереваясь собрать там войска для помощи туркам.
Но хлеб иуды всегда горек. Соломон уже мечтал о полной независимости и изгнании русских, как к нему прибыл посланец от сераскира Юсуфа-паши.
– Мой господин шлет вам повеление султана и владыки Блистательной Порты, сына Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внука и наместника Аллаха на земле, достославного Селима III! – начал он свою речь.
Соломон приосанился, полагая, что сейчас он услышит нечто чрезвычайно важное для себя. И он это услышал:
– Властитель над властелинами, узнав, что русские обманом вошли в Имеретию, издал фирман, которым признает тебя независимым, но требует истребления всех находящихся в Имеретии русских. А если того не исполнишь, лишишься всего царства, и владения твои я изобью подковами своих лошадей!
Столь откровенная угроза отрезвила Соломона, который понимал, что начни он уничтожать русских, будущее его будет незавидно.
Поэтому Соломон решил повременить перебегать на турецкую сторону, заняв выжидательную позицию. Осаду казармы в Кутаиси тут же сняли и гренадеров оставили в покое.
Разумеется, поведение Соломона доверия больше не
