Георг Эберс - Невеста Нила

Вечером до слуха Паулы донеслось из монастыря печальное пение заупокойных молитв. Не умерла ли почтенная настоятельница киновии? Но нет, торжественное богослужение, очевидно, относилось к другому покойнику. Дамаскинка заметила из окна своей комнаты усилившуюся суматоху на набережной; с плавучего моста и лодок на реке раздавался пронзительный плач египетских женщин. Смерть мелхитки не могла вызвать таких явных проявлений скорби у мемфитов. Паула содрогнулась и застыла от ужаса при мысли, что ее добрый покровитель и друг навеки закрыл глаза.

Глубоко потрясенная, со слезами на глазах, следила она из своего окошка за сценой, происходившей на улице. Народ искренне сожалел о смерти мукаукаса Георгия. Ничья другая смерть не могла вызвать такой глубокой всеобщей печали. Женщины с громким воем мазали себе грудь и лоб нильским илом с берега, мужчины останавливались большими группами, оживленно жестикулируя и ударяя себя кулаками. На плавучем мосту один пешеход останавливал другого, и оттуда также доносился жалобный вой.

Приход Филиппа подтвердил догадку Паулы. Молодой врач был не меньше ее потрясен смертью наместника и подробно рассказал о последних минутах покойного.

— Однако несмотря на горе, — прибавил он, — у меня теперь легче на душе. Я убедился, что мы слишком строго судили Ориона. Его нельзя назвать погибшим человеком, хотя он очень виноват перед тобой.

— Что ты говоришь! — перебила его Паула. — Неужели ему удалось провести даже тебя?

— Ну, это было бы довольно трудно. Мне часто приходилось видеть картины смерти, потому что врачей зовут к больным, как правило, слишком поздно. Вот где обнажаются скрытые помыслы и чувства! У постели умирающего и на рынке лучше всего можно узнать людей. Именно благодаря этому, не будучи Лукианом [47]или Менандром [48], я могу представить ряд человеческих портретов, до того верных, как будто их оригиналы выворачивали передо мной свою душу.

— Совершенно согласна с тем, что для умирающего немыслимо притворство, — возразила Паула, — ему все равно, что о нем подумают другие, но нельзя сказать того же о людях, близких к покойнику. Уже один обычай требует от них внешних проявлений печали.

— Разумеется, — отвечал Филипп, — но дело в том, что таинство смерти освящает собой комнату страдальца, и она становится тем же храмом. В такие торжественные минуты трудно носить на себе маску, потому здесь видишь почти каждого человека таким, каков он есть. Один поразит тебя при этом своей нравственной испорченностью, другой же, напротив, совершенно неожиданно вырастет в твоих глазах.

— И такое трогательное превращение произошло с Орионом, с этим вором, лжесвидетелем и неправедным судьей?! — воскликнула Паула, вскакивая с места.

— Ой-ой! — со смехом заметил Филипп. — Однако ты так же тороплива в своих умозаключениях, как и другие женщины. Нет Паула, поверь мне, сын мукаукаса не такой негодяй, как тебе кажется. У него доброе, чувствительное сердце. Во-первых, он страстно любил покойного отца. При мне Георгий нежно простился с сыном; потом я вышел из комнаты, и когда вернулся обратно, твой дядя был уже мертв, а Орион рыдал, как безумный.

— Это все одно притворство! — перебила врача дамаскинка.

— Притворяться можно только перед посторонними свидетелями, а в спальне наместника находились только Нефорис и маленькая Мария.

— Но ведь Орион — поэт, и к тому же очень даровитый. Ему ничего не стоит довести себя до экстаза. Послушал бы ты, как он исполняет с аккомпанементом на лире восхитительные песни собственного сочинения! У него множество талантов, я не отрицаю этого, но человек он бесчестный.

Слова стремительно слетали с губ возмущенной девушки, ее щеки пылали ярким румянцем; она была уверена, что ей удалось разубедить Филиппа.

Однако врач серьезно покачал головой и сказал:

— Справедливое негодование завело тебя слишком далеко, дорогая Паула. Сколько раз ты сама порицала мою резкость и подозрительность. Но позволь мне указать на примеры из моего личного опыта. Я сталкивался со многими злодеями, производя следствия по делу об отравлениях.

— Как же! Еще Гомер назвал Египет страной ядов! — воскликнула Паула. — Удивительно, что даже христианство не смягчило характера египтян. Мудрый Козьма [49], объехавший едва ли не весь свет, нигде не встречал такой злобы, вероломства, ненависти и недоброжелательства, как здесь.

— Вот видишь, — продолжал, улыбаясь, врач, — какое обширное поле для наблюдений представляли мне преступники, прошедшие через мои руки. Между тем, присматриваясь к ним вблизи, я убедился, что нет такого закоренелого злодея, в котором невозможно найти какой-нибудь хорошей черты. Вспомни безбожную отравительницу Нехевт, пойманную три недели тому назад. Она уморила двоих братьев и родного отца, а между тем эта змея в человеческом образе терпела всякие лишения ради своего развратного сына, служившего в императорской армии. Нехевт пожертвовала для него всем и дошла до преступления с единственной целью: доставить ему средства для новых кутежей. Я встречал тысячи подобных примеров, но расскажу тебе еще только про одного из самых кровожадных и жестоких разбойников. Ему постоянно удавалось ускользать из рук охранительной стражи, но наконец он попался, и благодаря чему? До него дошли слухи о тяжкой болезни матери; желание увидеть ее в последний раз перед смертью заставило преступника забыть всякую осторожность. Сыновняя любовь победила все прочие чувства. Так и Орион, при всей своей испорченности, сохранил нежную привязанность к родителям. Поверь мне, это служит ручательством за многое, и на нем еще рано ставить крест. Вспомни изречение римлянина Горация: «Nil desperandum» [50].

Паула не нашлась, что возразить на слова Филиппа. Как знать: пожалуй, Орион не обманывал ее, уверяя в своей любви, и посватался за Катерину только в угоду матери? Видя задумчивость дамаскинки, молодой врач хотел переменить тему разговора и возвратиться к последним минутам мукаукаса, как вдруг в комнату вошла одна из женщин-калек и сказала, что какая-то женщина желает видеть дочь Фомы. Несколько минут спустя Паула лежала в объятиях любимой кормилицы. Перпетуя, вне себя от радости, смеялась и плакала одновременно. Она была так счастлива, как будто с ними не случилось ничего дурного. Между тем молодая девушка не могла отвечать верной служанке такими же искренними порывами восторга. Однако Перпетуя не рассердилась на сдержанность своей питомицы.

По словам сириянки, с ней очень хорошо обращались в заключении, а полчаса назад ее освободил сам молодой господин! Он был так милостив, но страшно бледен и печален! Жизнерадостный юноша резко переменился. Перпетуя не могла равнодушно видеть его заплаканные глаза и сама залилась слезами. Пускай Господь простит Ориону обиды, нанесенные вчера Пауле и ее слугам. Верно злые духи ввели его в искушение, потому что он сам не знал, что делал. У него доброе сердце. Обвинив Гирама перед судьями, сын мукаукаса не только освободил конюшего сегодня утром из тюрьмы, но и отправил обратно в Дамаск с его маленьким сыном, щедро наградив деньгами и дав им двух лошадей. Все это передал Перпетуе казначей Нилус. Мы должны прощать обидевших нас, если желаем получить прощение своих собственных грехов от Господа Бога. Сам великий Августин [51]не был образцом добродетелей в юности, что не помешало ему сделаться ярким светильником церкви Христовой. Точно так же и Орион пойдет впоследствии по стопам своего отца. Он невольно нравится всем своей прекрасной наружностью и добротой. Сегодня юноша держал себя так серьезно и торжественно, точно епископ; наверное, он твердо решил исправиться. Что Паула скажет на это: Орион сам проводил ее старую кормилицу до экипажа своей матери и приказал вознице доставить ее сюда. Завтра Перпетуе выдадут ее вещи, которые будут упакованы под ее надзором и присланы в дом Филиппа. Казначей Нилус приехал вместе с ней, так как у него есть поручение к Пауле. Но он предварительно зашел по делу в монастырь святой Цецилии.

Девушка велела кормилице привести его, и как только сириянка вышла из комнаты, она обратилась к врачу:

— Вот и Перпетуя разделяет твое лестное мнение об Орионе. Удивительно, как непостоянны люди! Вчера моя верная кормилица осыпала проклятиями нашего врага, а сегодня вдруг такая перемена! Стоило знатному юноше проводить ее до экипажа и сказать несколько ласковых слов, как моя старушка уже растаяла, а позволение взять свои вещи обратно окончательно примирило ее с Орионом. Ты сказал мне однажды, что якобиты поклоняются вместо языческого бога Осириса святому Ориону, а неразумная служанка готова видеть в сыне мукаукаса будущего преподобного Августина. Я предвижу, что она изберет его своим патроном и, когда мы переберемся в Сирию, пожалуй, заставит меня идти к нему на поклонение.