– Издеба, друг Притыки и наш верный товарищ, пал в сече с ворогом на Курянских границах, так передал гонец. И многие из его тьмы тоже полегли. Токмо благодаря им не застали нас печенеги в великий праздник…
Притыка, выйдя из шатра, остановил взгляд на Святославе, молча положил ему руку на плечо и крепко сжал, затем, пряча в очах боль, надел шелом, круто повернулся, вскочил на коня и стал давать короткие отрывистые приказания своим тысяцким и полутемникам.
В груди Святослава сдавило так, что стало трудно дышать. Он сорвался с места и помчался по Стану. Вбежав в свой шатёр, путаясь в рукавах, натянул лёгкую кольчугу, затем стал пристёгивать боевой пояс с ножнами для меча и кинжала-акинака. Нервное возбуждение не давало исполнить привычную работу быстро, княжич торопился и делал много лишних движений. В голове стучало сразу несколько мыслей: печенеги, война, Издеба… Неужели старый Издеба погиб? Он так и стоял перед очами Святослава: высокий, крепкий, всегда обстоятельный и спокойный. Трое неизменных друзей – Горицвет, Притыка и Издеба – ходили в боевые походы ещё вместе с его отцом. Надёжные, опытные темники, лучшие из воинов в Старшей Дружине, всегда поддержат, научат, подскажут. Святослав часто вспоминал ту первую встречу в Ратном Стане, рассказ о Древлянской войне и о том, как Издеба тогда впервые посадил Святослава на боевого коня. И теперь княжичу не верилось, что одного из неразлучной троицы вдруг могло не стать…
Выйдя из шатра, Святослав вскочил на подведённого стременным коня. Увидев подъезжающих к нему молодого Горицвета и юного Свенельдича – Гарольда, княжич, невольно подражая Притыке, повернулся к ним и коротко приказал:
– Малую Дружину собрать! Полки привести в боевую готовность! Я – в терем, там воевода… – И он ускакал.
По дороге обратил внимание, как быстро изменился Киев. Навстречу спешили и обгоняли воинские разъезды, посыльные, первые беженцы с домашним скарбом. Ни следа от недавней беззаботной жизни и праздничной суеты, на лицах тревога, растерянность, озабоченность. Слышался детский плач, блеяние овец, лай собак, визг свиней, конское ржание, топот, скрип колёс, бряцание железа.
Святослав подоспел в терем, когда разговор Свенельда с матерью уже заканчивался.
– Значится, мать княгиня, – рёк воевода, – конницы Притыки, Горицвета, Збигнева и Веряги выйдут налегке на рассвете, за ними – обоз. Остальное всё как порешили.
– Где моей дружине быть? – стараясь унять волнение, спросил Святослав.
Ольга невольно залюбовалась сыном: в воинском облачении, серьёзный и решительный, ну вылитый отец! «Только не рановато ли тебе воевать, сынок», – вздохнула про себя, но промолчала. За неё ответил Свенельд:
– Мы с тобой, княжич, остаёмся в Киеве, будем готовить оборону на случай, ежели враг прорвётся сюда…
Святослав вспыхнул:
– Остаться? Здесь? Когда все уходят биться с печенегами? Он быстро зашагал туда-сюда по гриднице, упрямо сжав губы. Затем остановился и решительно заявил:
– Я тоже пойду с ними!
Свенельд покачал головой, потом стал говорить жёстким, не допускающим возражения тоном:
– Негоже так вести себя, княжич, особенно в час войны. Ты должен быть там, где прикажут, и решений старших обсуждать не волен. Разве станут тебя слушаться дружинники, коли ты сам сейчас ни воеводы, ни матери не слушаешься?
– Что я, малое дитя, за стенами града прятаться? – буркнул Святослав, но уже не так уверенно.
– Не прятаться, а киян защищать, если понадобится, детей, стариков. А сейчас пойдём, есть для твоей дружины ответственное дело!
Княжич последовал за воеводой, понимая, что всё уже решено без него. От этого на душе стало до слёз тоскливо. Но что поделаешь, ему ведь только пятнадцать, до совершеннолетия, когда он станет полноправным князем, ждать целых шесть лет. А до тех пор надобно подчиняться, как велит Устав и Покон.
Спустившись с крыльца, они сели на лошадей.
– Пойдёте на переправу, – сказал Свенельд, когда ехали по улицам. – Там уже сейчас люда полно, а к вечеру может возникнуть сумятица. К тому же вражеским лазутчикам неразбериха на руку, легче незаметно в град проскользнуть. Вот вам, молодым, в самый раз сноровку проявить. А я подготовкой к осаде займусь.
Святослав слушал и ни слова не проронил до самых ворот Стана. Там его уже дожидалась готовая к походу Малая Дружина. Княжич сказал сухо, обращаясь к полкам:
– Остаёмся в граде. Будем следить за переправой. Перенимать, ежели попадутся, вражеских лазутчиков. Горицвет отвечает за левый берег, Гарольд за правый. Всё ясно?
По рядам прокатился лёгкий ропот. Все ждали приказа выступить навстречу врагу и вдруг – заниматься повозками, лошадьми, беженцами с их узлами…
Но Святослав не позволил шуму перерасти в негодование и пресёк разговоры наказом:
– Сотня Олеши остаётся в Стане на страже, полк Путяты будет сопровождать беженцев в град и указывать отведённые им места. Остальные – за мной, рушь!
Окрестные огнищане стремились в град со своими пожитками, ища защиты за высокими крепкими стенами.
На Непре трудился паром, целый день доставлявший с того берега людей и лошадей, впряжённых в тяжёлые возы. Святославова дружина принялась оказывать им помощь.
Ночью в Киеве зажглись костры, – на Дружинной площади, на Торжище, у берега. Зажглись они и на другом берегу Непры, где собрались люди, дожидающиеся своей очереди на переправу. Невесёлыми выдались нынешние Купальские дни – всё заполонили тяжкие мысли о войне, опасение за свои жилища, посевы, жён, детей и всё то, что нажито тяжким трудом, а теперь в один момент может быть уничтожено наглым[13] разбойничьим набегом.
В Киеве Свенельд велел усилить дозоры и число стражников на стенах.
– Стой! Кто таков? Какого полка, какой тьмы, кто твой начальник? – раздавались окрики из темноты. – Откуда поклажу тащишь? Где взял мясо?
В другом месте стражники заставляли беженцев перенести костёр подальше от построек.
– Так ветра ж нет, – сопротивлялись кашевары.
– Сейчас нет, а как дунет да искры на крышу занесёт, весь Киев спалите!
– Ладно, ладно, – примирительно бормотал старик, что управлялся с костром, – давайте, молодцы, перенесём, а то и взаправду Стрибоговы детки шаловливые, налетят, дунут, и до беды недалеко…
Всю ночь не спали кияне, наблюдали за полыханием далёких пожарищ и всю ночь трудились, – носили камни к стенам, ставили огромные котлы, чтобы варить в них смолу и воду.
И всю ночь работал паром на реке, беря за раз по десять возов. Но когда их скопилось на берегу не менее двух-трёх сотен, началась сутолока и давка. Перевоз захлебнулся. У мостков на берегу многие кони спутались упряжью, а телеги сцепились осями. Невольный страх скользким гадом пополз среди людей, за спинами которых, всё приближаясь, пылали рукотворные зарницы пожарищ. Мужики метались с факелами меж возами и ругались, бабы стенали и вопили, дети плакали.
Видя это, Святослав подождал, пока пустой паром закачается у киевского берега, направил коня и легко перескочил на скользкие брёвна. С ним – несколько дружинников. Так они доплыли до противоположного берега и остановились у мостков со сгрудившимися на них возницами.
– Люди русские, отчего порядка не держите? Отчего лезете все сразу, будто овны неразумные? – Резкий срывающийся голос Святослава на миг перекрыл шум толпы.
– А ты кто таков, чтоб командовать тут? – возбуждённо спросил кто-то из беженцев.
Святослав почувствовал, как в нём закипает ярь. Его левая рука резко натянула повод, а правая рванула из ножен меч. Чуткий конь встал на дыбы, нависнув копытами над первым рядом людей, а в свете факелов блеснул обнажённый клинок булатной стали.
Толпа в едином движении отпрянула назад, будто отброшенная невидимой могучей рукой. Первые оттеснили задних, которые не видели, но чувствовали, что впереди что-то произошло.
– Аз есмь Святослав, княжич киевский, поставлен здесь воеводой Свенельдом, дабы до рассвета очистить путь воинскому обозу, что следом за конницей пойдёт навстречу лютому ворогу. И если кто в угоду печенежине станет тому мешать, а люду, от неприятеля в Киев бегущему, препятствовать, сотворяя подобные заторы и неразбериху, того мой меч заставит блюсти порядок!
У берега наступила тишина, только потрескивали огни да кони звенели упряжью.
– Горицвет, ты здесь? – окликнул Святослав в темноту.
– Здесь, княжич!
– Все возы уже не успеют переправиться, заворачивай их и направляй в лес. А люди с малым, самым необходимым скарбом пусть собираются у берега. Я Гарольду велел, они сейчас приплывут на лодиях и начнут перевозить беженцев. А тут, – указал он на мостки, – чтоб через час ни единого воза не было!
Дружинники вместе с возницами принялись разбирать сгрудившиеся у причала возы. Рубили постромки, освобождая коней, оттаскивали задки телег, перекладывали поклажу. Вскоре первая вереница потянулась к лесу под Волынской горой.
