Дочь мельника поехала в тарантасе, запряжённом тройкою, по дороге к мельнице; кроме кучера, с нею были трое дворовых, вооружённых ружьями и пистолетами, а человек двадцать тоже дворовых верхами под предводительством старика Федотыча, вооружённые с ног до головы, быстро выехали из княжеской усадьбы и, разделившись на четыре отряда, поскакали в равные стороны.
Приехал доктор; он нашёл Лидию Михайловну всё ещё без памяти. Наконец она очнулась, и первым её словом было:
— Где дочь? Нашли?
— Нет, Лида, но ты успокойся. По всем дорогам посланы верховые. Её найдут, — успокаивал князь свою жену.
По прошествии суток дворовые князя Гарина вернулись в усадьбу. Много вёрст объехали они, расспрашивали попадавшихся о княжне, ходили в деревнях и сёлах по избам, разыскивали в лесу, но нигде не нашли и следа похищенной девушки.
— Что, Федотыч, не нашли? — спросил князь у вернувшегося с поисков камердинера.
— И следа нигде не видно, князь! Ох, видно, за грехи Господь послал нам наказание! — чуть не плача, ответил верный слуга.
— Что будет с княгиней? Что я скажу ей? — с отчаянием говорил князь, закрывая лицо руками.
— А вы, ваше сиятельство, не отчаивайтесь; найдётся наша княжна.
— Одна надежда на Глашу! Может, ей удастся напасть на след злодеев.
— Может, и найдёт. Девка она шустрая, пронырливая.
— Дай Бог! Неизвестность участи Софьи убьёт и меня, и княгиню.
В Каменки прибыл из Костромы генерал-губернатор Сухов с двумя чиновниками.
— Какое несчастие, какое несчастие! — обнимая Владимира Ивановича, с участием проговорил губернатор. — Но, князь, ты не сокрушайся, злодеев найдут, — добавил он.
— Найдут ли?
— Непременно будут разысканы: у меня полиция образцовая — я отрядил целый штат в поиски за этими негодяями, и вот увидишь, князь, их отыщут.
— Спасибо тебе, Дмитрий Петрович!
— Как же, как же! Как только получил от тебя известие, я всю полицию поднял на ноги. Ведь это неслыханная дерзость!
— О, если бы только нашлась Софья!
— Поверь, князь, найдётся. Не будь я губернатор, если не отыщу похитителей твоей дочери!
— Помоги, друг Дмитрий Петрович, — крепко пожимая руку губернатора, взволнованным голосом проговорил старый князь.
Губернатор Сухов лично отобрал показание от горничной, которая находилась с княжной во время нападения на них оборванцев, списал их приметы, написал новый приказ городничим о розыске похитителей княжны, не мешкая отправил приказ с одним из чиновников, а с другим отправился в лес, где произошло нападение. Губернатора сопровождал сам князь с несколькими дворовыми.
Едва занялась заря второго июня, как завязалась сильная перестрелка в передовых цепях у Фридланда, на берегах маленькой жалкой речонки Алле. Две враждующие армии сошлись здесь. Силы были неравны. Неприятельскою армией командовал гений, «великан мира» — нашими солдатами руководил больной, усталый полководец Беннигсен, страдавший каменной болезнью; от страшной боли он едва мог сидеть на лошади.
Едва стало рассветать, Наполеон, в своём неизменном сюртуке и в треуголке, в сопровождении опытных маршалов Сульта, Ланна, Мюрата и других, объезжал позиции. Громко приветствовали солдаты своего императора.
Наполеон делает распоряжение, и начинается жаркая, кровопролитная битва. Особенно горячо было сражение на нашем левом крыле, у густого леса.
Не располагая атаковать неприятеля, Беннигсен не хотел и отступать. Он считал отступление противным достоинству русской армии, имея против себя, как он думал, неприятеля малочисленного.
В полдень Наполеон отдал приказание торопиться к самому Фридланду.
Наполеон удивился невыгодному расположению нашей армии.
— Не понимаю, чего Беннигсен хочет? Конечно, в каком-нибудь месте скрытно стоят у него другие войска. Надо разузнать, — проговорил Наполеон и послал свитских офицеров в разные стороны для обозрения местности.
Канонада началась с трёх часов утра.
«Кажется, наступает генеральное сражение. Оно может продлиться два дня. Оставьте Сульта против Кенигсберга и спешите к Фридланду с резервною конницею и корпусом Даву. Если я замечу, что русская армия многочисленна, то, может быть, в ожидании вас, ограничусь канонадою».
Так писал Наполеон Мюрату и сам руководил армией и показывал ей места.
— Ваше высокопревосходительство, неприятель приближается! — доносили Беннигсену офицеры; они поставлены были для наблюдения на одной из Фридландских высот.
— Что же, пусть их приближаются, мы их встретим, — хладнокровно ответил главнокомандующий.
«Беннигсен бездействовал, невзирая на получаемые им донесения о скоплении против нас больших сил». Главнокомандующий не выезжал из Фридланда и, наконец, убедившись в опасности своего положения, отдал приказ отступить на правый берег Алле. И, согласно распоряжению Беннигсена, князь Багратион приказал задним войскам отступить. Едва только наши солдаты тронулись, как страшный залп из двенадцати пушек потряс воздух. Это был сигнал маршалу Нею начать атаку. Багратион переменил фронт левым крылом назад. Русские батареи грянули картечью. Неприятель дрогнул и смешался. Багратион подвигался вперёд, пользуясь минутным успехом. Но положение дел вдруг переменилось: французская артиллерия открыла страшный, убийственный огонь. Посланная на помощь русская конница была осыпана огнём из неприятельских батарей, принуждена была обратиться назад и тем умножила смятение нашего войска. Картечь рвала ряды наши, а между тем французские колонны вышли вперёд одна за другою, восклицая: «Да здравствует император!»
Наши генералы Багговут[65] и Марков[66] были сильно ранены.
«Князь Багратион обнажил шпагу, что он делал очень редко. Московский гренадерский полк теснился вокруг героя, желая заслонить его от смерти. Не о личном спасении думал Багратион. Он напомнил гренадерам Италию и Суворова. При его голосе, при воззвании великого имени Суворова, московцы бросались вперёд, но без единства, и погибали. Сила всё ломала. До какой степени был губителен неприятельский огонь, направленный на войска князя Багратиона, видно из показаний французов: они пишут официально, что было выпущено под Фридландом две тысячи пятьсот шестнадцать боевых снарядов, триста шестьдесят два с ядрами, все другие были картечные».[67]
Герой Багратион наконец вошёл в Фридланд, зажёг предместье и стал переправлять войска за реку Алле.
— Боже, сколько крови, — говорила Надежда Дурова, в числе прочих переправляясь через мост из Фридланда.
— Пожар, мост горит! — крикнул кто-то.
К несчастию присоединилось другое. Мосты через реку Алле, по которым должны были переходить наши солдаты, были зажжены по ошибочному приказанию, привезённому одним адъютантом начальнику мостов.
— Что, барынька, невесело! — сказал Дуровой Пётр Петрович, подскакивая к ней.
— Ужасно! Это какой-то ад! — ответила она.
— Хорошо распоряжение! Мосты подожгли! Это чёрт знает что такое! Эй, не напирай! Кто мостом, кто вплавь! — громко кричал Зарницкий своим уланам. — Вы, барынька, от меня не отставайте! А то как раз утонете! — обратился он к Дуровой.
Мостов уже не было — они сгорели; произошёл страшный беспорядок; солдаты кидались в реку, стараясь переплыть на другую сторогу; офицеры отыскивали брод. Много народу потонуло.
Наконец брод был найден. Войска устремились в реку под рёв батарей французских и наших, поставленных на правом берегу Алле.
Наполеон выиграл сражение под Фридландом, но не легко досталась эта победа. Свидетель боя, английский генерал Вильсон говорит следующее: «Мне не достанет слов описать храбрость русских войск. Они победили бы, если б только одно мужество могло доставить победу. Офицеры и солдаты исполняли свой долг самым благородным образом. В полной мере заслужили они похвалы и удивление каждого, кто видел фридландское сражение».
Под Фридландом убито и ранено до десяти тысяч человек убит генерал Мазовский,[68] а генералу Сукино[69] оторвало ногу.
Наша армия, по окончании сражения, переправилась через реку Алле и грустно двинулась к Велау.
В конце Пасхи в Каменки приехал Леонид Николаевич Прозоров с матерью. Он застал старого князя в страшном горе. Уже два дня прошло, как княжна Софья была похищена злоумышленником, и тщательные розыски ни к чему не привели — княжна как в воду канула.
— Скажите, князь, что случилось? Где же княжна? — спрашивал Леонид Николаевич.
— Не спрашивайте лучше, Леонид Николаевич! Софьи уже два дня как нет: на неё в нашем лесу напали какие-то разбойники и увезли, — чуть не плача, ответил Владимир Иванович.
