«Весть», пока, наконец, не воцарилась тишина, и мать не пришла проведать его и пожелать ему спокойной ночи. Вот тогда-то он и позвал её. Его напряжённое ожидание достигло своего предела. И хоть мать и выглядела как кроткая голубка, а он не испытывал в её присутствии ни сдержанности, ни страха, однако затруднялся ясно высказать ей своё желание. Его обуяло смущение, и долгое время он просто молчал, а потом веки его судорожно стали дёргаться, и он вымолвил:
— Мама, я позвал тебя по очень важному делу.
Женщина заинтересовалась ещё больше, пока в её чуткое сердце не прокрался страх или нечто подобное тому. Она сказала:
— Я внимательно слушаю тебя, сынок…
Он набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы расслабить напряжённые нервы, и произнёс:
— Что ты думаешь о том, чтобы…, я имею в виду, нельзя ли…
Он замер, колеблясь, сменил тон на более мягкий, вновь заколебался и сконфузился:
— Мне некому поведать о тайне, что у меня есть, кроме тебя одной…
— Конечно, конечно, сын мой.
И тут он, набравшись храбрости, сказал:
— А что ты думаешь, если я предложу тебе посватать за меня Мариам, дочку нашего соседа, господина Мухаммада Ридвана?…
Поначалу Амина восприняла с изумлением его слова, и ответом ему была её улыбка, свидетельствующая о её смущении, превышавшим радость. Но затем страх, что сковывал её грудь, рассеялся. Она ждала от него объяснений, чего же именно он хочет, а потом широко улыбнулась. Эта улыбка, блиставшая на её губах, словно излучала чистейший восторг.
Она колебалась, не зная, что и сказать на это. А затем спросила:
— Ты и впрямь этого хочешь?… Я откровенно поведаю тебе, что я об этом думаю… поистине, тот день, когда я пойду сватать для тебя девушку из порядочного семейства, будет самым счастливым в моей жизни…
Лицо юноши зарделось, и в знак признательности он ответил ей:
— Спасибо, мама.
С мягкой улыбкой она посмотрела на него и с надеждой в голосе сказала:
— До чего же счастливый день сегодня. Я столько хлопотала и столько терпела! Аллаху не стоит труда вознаградить меня за все мои старания и терпение таким долгожданным днём. Да что там, и многими другими днями, подобными сегодняшнему, чтобы глаза мои, наконец, успокоились, глядя на тебя и на твоих сестёр, Хадиджу и Аишу…
Глаза её мечтательно смотрели куда-то, словно паря в мире прекрасных грёз. И вдруг что-то внезапно разбудило её, и она в тревоге одёрнула голову, как кошка при виде собаки, и в страхе пробормотала:
— Но как же… твой отец?
На губах Фахми появилась злобная улыбка. Он сказал:
— А вот как раз из-за этого я и позвал тебя на совет…
Женщина немного призадумалась, а потом, словно говоря сама с собой, сказала:
— Не знаю, какую позицию он займёт к твоей просьбе. Твой отец странный человек. Он не такой, как все остальные люди. То, что для других обычное дело, для него — настоящее преступление…
Фахми нахмурился и сказал:
— Но тут же нет ничего, что могло бы вызвать у него гнев или протест.
— Это моё мнение…!
— Пока я не закончу учёбу и не найду работу, я отложу объявление о свадьбе…
— Конечно… Конечно…
— Тогда какое может быть возражение?!
Она посмотрела на него говорящим взглядом, словно говоря: «И кто же потребует отчёта с твоего отца, если ему вздумается пойти против логики?» Она-то знала лишь беспрекословное повиновение ему, прав ли он был, или ошибался, справедлив ли был, или нет. Она сказала:
— Я желаю, чтобы он благословил твою просьбу своим согласием…
Юноша с воодушевлением произнёс:
— Мой отец женился, когда был в моём возрасте. У меня нет такой цели. Однако я дождусь, когда не будет никаких возражений ни с одной стороны, и женитьба станет естественным делом…
— Да исполнит Господь наши просьбы…
Они надолго замолчали, лишь переглядываясь. Их сейчас объединяла лишь одна-единственная мысль. Очевидно, оба осознавали, что прекрасно друг друга понимают, и даже без труда читают мысли. Затем Фахми заговорил, высказывая то, что занимало их обоих:
— Нам осталось лишь подумать, кто же заговорит с ним на эту тему…!
Мать улыбнулась, и улыбка эта сняла с души волнение и тревогу; она поняла, что сын у неё смышлёный, и напоминает ей об обязанности, которую не сможет исполнить в одиночку, без её помощи. Она не стала возражать, ибо другого пути просто не было; приняла помимо своей воли, как поступала и во многих других случаях, прося Аллаха о благоприятном исходе дела, и мягко сказала:
— А кто же ещё, кроме меня, заговорит с ним?… Господь наш с нами…
— К сожалению… Если бы я мог сам заговорить с ним, то сделал бы это.
— Я поговорю с ним, и с Божьей помощью, он даст своё согласие. Мариам — красивая девушка, воспитанная, из порядочной семьи…
Она на миг умолкла, затем спросила, как будто ей впервые пришла в голову эта идея:
— А она разве не ровесница тебе или даже чуть старше?!
Фахми нетерпеливо ответил:
— Меня это совершенно не волнует!
Она с улыбкой сказала:
— Да благословит Аллаха. Господь наш с нами.
Затем, уже поднимаясь, произнесла:
— А теперь я попрошу Господа позаботиться о тебе. До завтра…
Она подошла и поцеловала его, затем вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Но сильно удивилась, когда увидела, что Камаль сидит на диване, склонившись над своей тетрадью, так что даже закричала на него:
— Кто это тебе позволил сюда приходить?
Мальчик, смущённо улыбаясь, встал и сказал:
— Я вспомнил,
