– Натурально как, – пожал плечами Жак-Шамсолла. – На расстоянии…
Жанна поежилась, потом недоверчиво глянула на него.
– Послушайте, Жак, правду ли говорят, что ваш хозяин бессмертен? Что он обладает каким-то эликсиром жизни?..
– Чего не знаю, того не знаю, – рассудительно ответил Жак, – но за послетние сто тритцать лет, что я служу его светлости, он и фправду ничуть не изменился.
Жанна, услышав эти слова, едва в обморок не упала.
– И вы ещё смели! Вы отваживались делать мне предложение, развалина вы этакий!.. Какая наглость!..
– Ну, не такая я разфалина, милая матмуазель, как вам кажется. Я вполне искренне телал вам предложение. С целью созтать семью.
– И наши дети тоже до столетнего возраста должны были бы прислуживать этому дьяволу? – возмутилась Жанна. – Пустите меня, мне стал понятен ваш тайный замысел! Вы специально заманили меня в карету, – при этом она сделала решительное движение, чтобы выскочить наружу, однако кучер вовсе не спешил удерживать её. Не стал он и уговаривать её остаться. Жанна помедлила и вернулась на прежнее место. Жак принялся горячо доказывать, что у него и в мыслях не было до скончания веков служить графу. Он объяснил, что у них есть договоренность – как только Жак найдет свое счастье, он может обосноваться с семьей, где только пожелает, обзавестись лавчонкой, открыть торговлю. Деньгами хозяин его обязательно ссудит.
– И пот очень низкий процент! – уже восхищенным шепотом добавил Жак.
– Под какой именно? – заинтересовалась Жанна, потом, словно опомнившись, толкнула дверь фиакра и попыталась выскочить на волю. Жак схватил её за руку, затем отпрянул и махнул рукой.
– Поступайте, как знаете, матмуазель! – с некоторой горчинкой в голосе сказал Жак. – Если вам не терпится угодить в руки полиции, то поспешите. Они, толжно быть, уже ищут вас.
– Как ищут? – не на шутку перепугалась мадемуазель Роган и схватилась за сердце.
– Как, как, – скороговоркой повторил подошедший в этот момент Сен-Жермен. Он осторожно втолкнул женщину в карету, сам сразу со ступеньки тоже нырнул в салон. – Морепа уже выдал "lettre de cachet", – обратился он к забившейся в угол мадемуазель Роган. – На меня и на вас. По крайней мере, должен выдать. Думаю, скоро на всех дорогах, ведущих в Париж, будут выставлены конные разъезды. Затем пустят по следу ищеек, доберутся до улицы Сен-Северин. Одна надежда на этого копушу Тиру-де-Крона. Пока он раскачается… В нашем распоряжении что-то около трех часов, чтобы добраться до Парижа. Времени вполне достаточно.
Молодая женщина потеряла дар речи. Не обращая на неё внимания, граф обратился к Жаку.
– Гони что есть мочи. Мы должны поспеть к Версальской заставе до них. А вам, мадемуазель Роган, лучше смириться и без возражений последовать за нами. Сегодня же мы отправимся за границу, а месяца через два с надежным сопровождающим вас вновь доставят в Париж. Хочу предупредить, я не преувеличиваю опасность – в моем всеведении вы не раз имели возможность убедиться. Так что решайте: желаете разделить наше общество – милости прошу. Нет? В этом случае Жак доставит вас в особняк на Сен-Оноре, где вас ночью или под утро арестуют…
– Поеду с вами! – решительно заявила Жанна, потом с ещё большей твердостью добавила. – Только я никогда не выйду замуж за слугу дьявола.
Сен-Жермен поморщился, а кучер вновь весело рассмеялся.
Жанна немного помедлила, потом все-таки отважилась спросить.
– Ваша светлость, каким образом вы дали знать Жаку, чтобы тот отыскал меня на выходе из дворца?
Граф пожал плечами.
– Послал человека, тот и передал ему.
– Вот как, – поджала губы мадемуазель Роган и многозначительно кивнула.
В Париж они въехали через Версальские ворота, затем Жак свернул вправо и покатил к церкви святой Женевьевы. Отсюда было рукой подать до улицы Сен-Северин.
Сборы были недолги. Мадам Бартини поделилась с Жанной женскими вещами, подарила ей теплую, отороченную мехом накидку с капюшоном. Молодая женщина с благодарностью глянула на Клотильду.
– Все недостающее можно будет купить в Шалон-на-Марне, – поторопил женщин граф. – В пять утра мы обязательно должны быть на восточной заставе. Но до той поры.
Он дождался прихода Жака, который внизу, во дворе, привязывал кофры и сундук к карете графа.
– Послушай, Шамсолла, ты не мог бы сейчас разыскать своего приятеля Массена? Мне нужен верный и храбрый человек, который сумел бы до следующего вечера добраться до Шалона-на-Марне и передать записку по указанному мной адресу. Там живет верный человек, он должен сменить лошадей и дать нам возможность безбоязненно отдохнуть.
– Ваша светлость, о чем речь – госпотин Массена как раз тот человек, который нам нужен.
Пока Жак разыскивал Андре, граф принялся втолковывать мадам Бартини, что следует говорить полиции, если она явится к ней на квартиру.
– Скажете, что я отправился в Шамбор. В королевском замке осталось кое-какое научное оборудование, которое мне необходимо для опытов. Оттуда я отправлюсь в Лион, затем в Италию. Если спросят, зачем такая спешка, простодушно признайтесь, что граф выглядел очень напуганным, даже руки у него тряслись. Накричал на слугу за медлительность… Никакой женщины с ним не было, – он заглянул в глаза мадам Бартини.
Та послушно закивала.
С Андре Массена Сен-Жермен тоже сговорился быстро. Услышав, что их разыскивает королевская полиция, отставной сержант – высокий, крепкий, с длинными, до плеч, редкими волосами мужчина лет тридцати пяти – протянул графу руку. Был он в плаще, на голове шляпа с высокой, похожей на суживающуюся вверх трубу тульей, с широкими полями и лентой, подвязанной повыше полей. Голову держал высоко и чуть повернутой влево, отчего был похож на орла. Взгляд был такой же, как у этой птицы рассудительно-оценивающий, с некоторой презрительной дерзинкой. Жесты уверенные, речь отрывиста.
– Враг королевской полиции – мой друг. Рад, что мы единомышленники, товарищ.
Сен-Жермен немного оторопел и с некоторой замедленностью пожал протянутую руку. Потом все-таки решил уточнить.
– Все-таки я не враг короля.
– Этого жалкого подкаблучника? – презрительно скривился Массена. – Я тоже не враг, если он добровольно и честно признает конституцию и раздаст землю тем, кто на ней трудится. Ладно, какая во мне нужда?
Сен-Жермен объяснил, что необходимо затемно выбраться из города и мчаться в Шалон-на-Марне. Там он должен передать в верные руки записку, дождаться их экипажа, после чего может возвращаться в Париж. Они быстро сошлись в цене – пенсия у Массена была скудная, тем более, что хлеб в тот год в Париже продавался по безумно высокой цене.
– Возьмите, с собой оружие, – предупредил Сен-Жермен, – но постарайтесь не ввязываться ни в какие стычки. Сумеете ли вы выбраться ночью из Парижа? – поинтересовался хозяин.
– Можете на меня положиться, – кивнул Андре.
В этот момент из дома вышла мадемуазель Роган и, когда проходила рядом с Массена, неожиданно споткнулась. Тот успел поддержать женщину за локоть. Жанна благодарно кивнула и покраснела. Ее порозовевшие щечки были особенно хороши в свете угасающей зари. Сен-Жермен улыбнулся и добавил.
– Мы со всей возможной поспешностью поедем вслед за вами, товарищ… Господин Массена, давайте называть друг друга "гражданами". У меня есть предчувствие, что скоро все, кто стоит за конституцию, будут называть себя подобным образом.
– Гражданин так гражданин. Звучит неплохо… – думая о чем-то своем, произнес Массена, потом вновь протянул руку и тряхнул кисть графа. – До встречи, товарищ… Можете на меня положиться.
Когда мадемуазель Роган села в карету, граф Сен-Жермен, строго глядя в глаза мадам Бартини, предупредил.
– Шамбор, милая Клотильда! Запомните – Шамбор!.. Затем Лион, Ницца, Италия.
Мадам Бартини, словно завороженная, следила за его взглядом и повторяла каждое слово.
– Шамбор… Лион… Ницца… Италия…
До первой почтовой станции в Бонди они добрались благополучно. Там поменяли лошадей. В лесу, на берегу медлительной Марны, в виду многочисленных виноградников, сделали привал и скоро также резво продолжили путь по равнине Шампани. Дорога быстро утомила мадемуазель Роган, она заснула, положив головку на подушку, прикрепленную к стене а вот Сен-Жермен никак не мог сомкнуть глаз.
На этот раз, на пути к границе, его цепко преследовал страх. Им, до озноба, был насквозь пропитан этот почтовый тракт, через Шалон-на-Марне ведущий к германской границе. Какие-то смутные образы рождались в полумраке кареты, бегущей по мощенной булыжником шоссе – обрюзгшее лицо короля, который зачем-то напялил лакейский сюртук, полные отчаяния и надежды глаза Марии-Антуанетты, тоже облачившейся в платье служанки, мадам де Турзель, принцесса Елизавета, перепуганные дети, не смевший рот открыть дофин.
