– Да, это чистая правда. Тем не менее, я просил бы, чтобы в случае необходимости вы заступились за меня перед королем. Одно-единственное словечко – только и всего!
– Предположим. Но вмешиваться в дела армии и дипломатии…
– Ваша светлость протежирует Бушардону, Монтескье, Фрагонару, Буше, Бюффону, Дидро и многим другим лучшим сыновьям Франции – почему бы не защитить заодно и графа Орли де Лазиски?
– Насколько я помню, с помощью вашей шпаги…
– О-о-о, ни в коем случае! – рассмеялся Григорий.
– Почему же?! Неужели граф Орли де Лазиски не столь храбр, как капитан Густав Бартель, и не может защитить самого себя?
– Я хоть сейчас готов с помощью шпаги оборонять и свою честь, и всех обиженных – но лишь в поединке против людей.
– Неужели вам противостоит армия призраков? – изумилась маркиза.
– Конечно, нет.
– Тогда как же вас понимать?
– Что думает ваша светлость о целой империи?..
– А-а-а, вон вы о чем! – маркиза едва заметно кивнула. – Да, я совсем забыла: главным вашим врагом является Россия, а не какие-то там отдельные персоны.
– Не совсем так: моими непримиримыми врагами становятся те, кто ищет милости в глазах правителей Московии.
Услышав последнее слово, маркиза скептически улыбнулась, но промолчала.
– Таких становится все больше, причем они имеют слишком мощную поддержку московских царей. Согласитесь, ваша светлость, бороться против них просто бессмысленно, – констатировал Григорий.
– Неужели российских агентов становится больше даже здесь – в самом сердце Франции?
– Иногда достаточно мысли одного человека. Слово благородной особы может весить очень много, особенно если особа эта имеет благородного прадеда, который любил подчеркивать: «Государство – это я!»[50]
– Вы на что же намекаете?! – Кажется, впервые за время аудиенции маркиза рассердилась по-настоящему.
– Я не намекаю, а утверждаю, что после провала польского дела его королевское величество Луи XV разочаровался не только в королеве Марии Аделаиде, но и в политике как таковой…
Увидев, что маркиза де Помпадур вновь собирается что-то сказать, Григорий поторопился уточнить:
– Почтительно прошу вашу светлость не воспринимать мои слова как личное оскорбление или осуждение, или даже как намек на ваши отношения с его королевским величеством. Но кому как не вам знать, что французский монарх стремится лишь к одному: к легкому приятному обществу и необременительным развлечениям!..
– А если я умею щедро одарить этим его королевское величество, что в том плохого?! – вознегодовала маркиза.
– Да абсолютно ничего!
– Тогда как понять…
– А так и понимать, что обязанностей правителя с его королевского величества никто не снимал.
– У короля на то и есть министры и советники, чтобы они помогали…
– Однако же последнее слово все равно было, есть и будет за его королевским величеством. Если же вести себя безрассудно, можно наделать опасных ошибок. Особенно в политике. А обострение отношений между Францией и Пруссией, также и наше сближение с Московией, происходящее в последнее время, иначе не назовешь.
– Вы, граф, говорите такое, поскольку ненавидите Россию.
– Ненавижу. И не скрываю этого.
– Ну, вот вы и сознались!
– Да поймите же в конце концов, ваша светлость: столь резкая смена курса Франции безжалостно ломает и без того непрочное равновесие сил, сложившееся ныне в Европе! Результат может быть только один…
– Какой же, если не секрет?
– Почему же секрет… – вздохнул Григорий. – В скором времени начнется война, вот и все!
– Война?!
– Естественно. Фридрих Прусский ни за что не простит Австрии втягивания в сферу своих интересов Франции, а значит, и нашего неминуемого сближения с Московией.
– И… как, по-вашему, насколько быстро это произойдет?
– Я считаю, в ближайшие лет пять-шесть. Итак, прошу понять верно: на этот момент я хочу быть при деле, а не бездельничать в собственном замке.
– А вы уверены, что вам угрожает отставка?
– Я более чем уверен.
– То есть?..
– Знаю абсолютно точно: австрийцы четко дали понять его королевскому величеству Луи XV, что само имя графа Григора Орли де Лазиски слишком бесит московитов, чтобы допускать его присутствие при монаршем дворе. Произошло это, когда его величество захотел назначить меня послом в Турции[51]. Хорошо понимая, какой протест со стороны наших новых союзников может вызвать такое назначение, я поторопился как можно скорее снять свою кандидатуру. Но было слишком поздно: австрийцы выказали беспокойство раньше. И чтобы развеять их опасения, его величество решили пожертвовать мной. Кстати, Вене такое решение очень понравилось.
– Откуда вы знаете?
– После провала попытки реставрации короля Станислава Лещинского я потерял малейшую возможность даже появляться на просторах родной Украйны. А чтобы не потерять контроль над тамошней ситуацией, пришлось позаботиться о разветвленной сети тайных информаторов. И не только в Московской империи, кстати…
– В Австрии тоже, насколько я понимаю?
– Верно. Но и не только в Австрии… Моя сеть значительно, значительно, значительно шире.
– Согласна, хоть я стараюсь держаться как можно дальше от подобных дел, но даже до меня доходили странные слухи о талантах ваших разведчиков.
Григорий молча поклонился. Тогда маркиза поставила вопрос ребром:
– Кто они – ваши люди?
– А вот об этом вашей светлости знать не следует.
– Почему?
– Поскольку ваша светлость не является членом тайного кабинета «Секрет короля».
– Итак, его величеству вы все же доверяете больше…
– Естественно. Тем не менее, члены «Секрета короля» знают лишь имена ключевых людей моей сети, а вот каким образом на них выходить и держать с ними связь – об этом известно лишь мне одному.
– Так что, даже его величеству!.. – вновь вознегодовала маркиза.
– Я искренне желаю, чтобы сеть моих агентов работала на обеспечение интересов Франции. Тем не менее, если уйду в отставку, то «Секрет короля», а вместе с тем и его королевское величество будут лишены очень ценной информации. Слишком ценной в условиях будущей войны – я бы даже так сказал.
– Итак, война начнется непременно?
– Да.
– При участии Франции?
– Как же без нас! – искренне улыбнулся Григорий.
– И в этой войне вы хотите сражаться на стороне Франции?
– Естественно.
– Более того – стараетесь обеспечить широкое информирование тайного кабинета «Секрет короля» относительно состояния дел у наших союзников?
– Да. И не только у союзников – у врагов тоже!
Теперь в комнате воцарилось столь напряженное молчание, что аж ушам сделалось больно. В конце концов маркиза де Помпадур сказала:
– Хорошо, любезный шевалье, я сделаю все от меня зависящее, чтобы повлиять на его королевское величество Луи XV в благоприятном для вас ключе. Думаю, вы останетесь при делах. Но этот талисман…
Она взяла розу из резного футляра, вдохнула слабенький горьковатый аромат засушенного цветка, затем положила на место.
– А это разрешите у вас забрать в знак того, что я выполнила данное когда-то обещание. Считайте, теперь мы квиты: когда-то вы спасли мою неприкосновенность – ныне я сделала невозможной вашу отставку. На этом, любезный граф, аудиенция окончена.
Не вставая с кресла, маркиза де Помпадур протянула визитеру хрупкую десницу. Григорий низко поклонился, поцеловал ей руку и пошел прочь.
Навстречу славе непревзойденного разведчика…
* * *
Маркиза де Помпадур и граф Орли де Лазиски никогда больше не беседовали друг с другом.
Даже когда случайно встречались в Версале.
Только когда через несколько лет переодетый в женское платье молоденький красавчик д’Эон встретился с императрицей Елизаветой[52], чтобы передать ей личное послание короля Луи XV, вследствие чего Франция еще теснее сблизилась с Россией, специальный гонец привез Григорию знакомый резной футлярчик красного дерева. Теперь там лежала другая роза – элегантная золотая брошь с рубиновыми лепестками.
И еще – небольшая записка без подписи:
«Благодарю за то, что шевалье Бартель оказался достойным моих ходатайств, а граф де Лазиски сумел переступить через собственные предрассудки ради великой Франции!»
Конец 1685 г. от Р. Х.,
Подолье, Каменец
Промозглый ветер дует в спину, потому слов глашатая почти не слышно.
Однако содержание приговора ему и без того известно: светлейшего пана гетмана удавить, тело сбросить с моста в воды Смотрича.
И все это – за надругательство над Ривкой, женой купца Оруна…
Господи, что за кощунство?! Ишь, какое «преступление»: приказал спустить шкуру с какой-то там жидовки! Это ж отнюдь не самая страшная смерть – а потому можно считать, что к купчихе из проклятого Богом племени он проявил незаурядное милосердие. Но турки не оценили его благосклонного отношения к мерзкому Оруну, за вину которого расплатилась жена. В результате – позорная смерть, ждать которой уже недолго.
