Через два дня река резко повернула на полночь и стала вовсе не проходна. Струги сели на днища.
— Волочить надо, волочить, — колготился Ахмет. — День, два, три волочить! А там через Камень па Тагил волок пойдет.
— Где он, волок? — кричал Кольцо. — Где следы? Нет тута ничего!
Непроходимый лес подступал к мелководной протоке, где завязли струги.
Караван растянулся верст на десять. Задние струги еще тянули бечевой, а передние уже сели в каменных россыпях...
Ночевали двумя лагерями, стянув струги поближе друг к другу.
— А ну-ка!. — сказал Кольцо, — слетайте-ка, казачки, поглядите, что там дальше. А то ведь татарва эта упрет нас в каменную стену. Не верю я их рожам! Обманут, басурмане! Непременно обманут! Нехристи.
Десяток казаков пошли вверх по реке. Еще пятеро полезли прямо через горы и тайгу на восток.
Отряд стоял целый день. Ермак, Мещеряк, Черкас метались со струга на струг, помогали тянуть суда вверх по реке. Но настроение, которым воровские казаки заразили всех, быстро овладело и ермаковцами.
— Чего идти, — сказал Пан. — Може, там и проходу нет. Надоть разведать спервоначалу.
Ермак приказал держать караулы у каждого струга, выслал дозорных на горы. Тоскливо поглядывал на хмурящееся небо, на застрявшие струги, чуял сердцем общее настроение...
— Не пойдут казаки!
Не было того настроя, который позволял этим людям лезть на отвесные кручи, ломиться сквозь ряды врагов... То ли разленились, то ли духа рабского понабрались в солеварных, где все работали только из-под палки.
Сильно мешали воровские казаки.
Истеричные, куражливые, они быстро падали духом и постоянно искали виноватых.
-- Лезем тута к черту в зубы... Зараз всех на переволоке перебьют! Вот как налетит Алей, тута мы и завертимся!
Еще день-два — крикнут воровские «измену». А здесь не бранное поле, здесь к ответу быстро не призовешь. «А может, зря забрали эту пеструю голутву с Яика», — думал Ермак, предчувствуя зреющую беду...
Спал тревожно. Не снимая тегиляя, держа под руками рушницу и саблю. Родовые казаки — качалинцы — подтянулись незаметно к его стругу и стали так, чтобы в любой момент прикрыть собою атамана.
— Зря мы воровских наперед пустили! — сказал, словно читая мысли атамана, Ясырь. — Мы бы тянули и тянули, а они, вишь ты, стали, и нам пути нет...
— Это верно! — согласился Ермак.
Под утро прибежал Окул из первого струга:
— Атаман! Кольцо Ахметку зарубил!
Ермак кинулся в голову каравана.
— Вечером Брязга с казаками воротился! — толковал, поспевая за атаманом, Окул. — Тот, что по реке ходил. Говорит — дороги нет! Не пройти. Ах-метка стал кричать, что нужно не по реке идти, а на восход поворачивать... Кольцо его сразу саблей и махнул.
Казаки толпились у стругов. Окул, поспешая к Ермаку, вестей не скрывал.
— Потому все татары сбежали в лес!
Больше у казаков проводников не было.
У переднего струга гомонила толпа.
— Ну! — закричал, увидев Ермака, расхристанный Кольцо. — Что я говорил! Измена! Вот оно как, татарве потрафлять! Ворочаться надо скореича, покуда нас тут в теснине басурманы не перебили всех.
— Ты зачем вожа убил? — сказал как можно спокойнее Ермак.
— Вожа? — зашелся Кольцо. — Кучумкиного лазутчика, а не вожа! Вона куды он нас завел.
— Кровь его на тебе! — сказал Ермак. — На тебе, Кольцо!
— А наша на ком? — ощерился голутвенный атаман. — Все вы, половцы, одним миром мазаны! На погибель нас ведешь!
Ермак двинул плечом тех, кто стоял рядом с Кольцом, схватившись за сабли, лапнул страшной своею пятерней ворот кольцовского чекменя и заворотил его так, что у заполошного атамана язык вывалился...
— Я перед казаками весь на виду! — сказал Ермак. — А ты нас вожей лишил! Ты из вожей наших — Кучумовых доносчиков сделал. Они теперь по лесам, им ведомым, к нему поспешают! Ты поход загубил!
— Не тебе с меня спрашивать! — просипел Кольцо. — Уже виноватого ищешь?
— С тебя Бог спросит! — сказал Ермак, швыряя Кольцо через борт струга.
— Станишники, казаков бьют! — заполошно крикнул тощий есаул Разя, выхватывая саблю.
— Какой ты казак! — Ермак пихнул ладонью его рожу. — Голутва лапотная! Шалупонь московская!
Голутвенные схватились за ножи.
От ближайших стругов бежали казаки с бердышами и рушницами.
— Вы чо, вы чо?
Лихой свист заставил всех оглянуться. Прямо с горы спускались те, что пошли напролом на восход.
— Ну что, — сразу переключаясь на них, начали спрашивать казаки, — есть проход?
— Проход-то есть, — сказал старший, казак Ля-пун. — И не больно далеко. Тобол энтот отседа верстах в тридцати. Тамо озеро и протока. Пройтить можно. Особливо ежели на лодке. Но струги в гору поднять сумнительно. Струги у нас больно чижолые.
- А чего у вас тут? — спросил казак Скуня, показывая на плавающего у берега зарубленного Ахмета.
Ермак вложил саблю в ножны.
— Вот тебе мой сказ, — повернулся он к Кольцу. — Вздумаешь самовольничать — повешу! Не посмотрю, что ты атаман. Так что — не гневи Бога! Либо ты в полной моей власти и в полной покорности, либо — ступай со своими ушкуйниками на все четыре стороны!
Струги вытянули бечевой назад в Чусовую, быстро сплавились до Серебрянки и повернули на новую дорогу.
— А энти-то, воровские, за нами плывут, — сказал Ясырь.
— Куды они денутся! — сказал Старец. — Ох, хватанем мы с ними лиха...
— Авось, перемелется — мука будет, — сказал Ермак. — Ахметку жалко.
На первой стоянке приказал казакам вместе с Кольцом идти вперед, вызнать дорогу не меньше чем на тридцать верст в округе и по возможности захватить языка.
Приказывал Ермак тоном, не допускающим возражений, но так, будто ничего не произошло, — не корил, не попрекал...
Кольцовцы безропотно полезли по горам. Вольные казаки поплевывали под ноги, глядя им вслед...
— И без них нельзя! — словно читая мысли товарищей, по-татарски сказал Ясырь.
— Да, — подтвердил старый казак Сусар. — Без голутвы воевать будет некем. Оскудеем людьми в момент.
Тем временем река вроде бы сошла на нет. Струги ползли по дну, благо дно было песчаным. Так протащили за сутки версты три. Теперь струги тянули близко друг к другу.
Исхитрились на ночь заваливать реку позади стругов, ставить паруса поперек течения. Вода подымалась, и тянули вверх саженей на сто.
К исходу второго дня вернулся Кольцо. Исцарапанный, опухший от гнуса и комаров, но веселый.
— Ну, батька, — сказал он Ермаку. — Есть волок! Можно пройти недалеко! Наверх версты три, опосля в речушку — должно, это Баранчук и есть, а уж оттуда на спуск пойдет — сток, значит.
Струги волокли днем и ночью. Сильно донимала мошка. Поэтому жгли гнилье, мазались дегтем. Грязные, черные, тянули из последних сил. Валки не помогали — вязли в песке. А как пошло в гору, так от них только вред стал.
— Ну что, ребятушки, — сказал Ермак, когда струги встали окончательно. — Разгружайте да все на волокушах перетаскивайте. А струги на плечи брать надо!
Адская была работа. Подведя канаты под днища стругов, впрягались в лямки на их концах и, валясь набок, приподнимали струги на аршин над землей. Так и волокли, облепив струг, будто муравьи. Тащили вроде пять дней. А может, семь... Сбились со счету.
Когда принялись за последние грузовые струги, то и сдвинуть их не смогли.
— Шабаш! — решили в один голос. — Бросаем их тута. Время не терпит. А силов тащить их нету.
Разгрузили. Потянули грузы под гору. Стругам под днища валили лапник, а уж как в исток Туры вышли, вроде совсем легко стало. На одном дыхании дотянули суда до воды в пол-аршина, когда закачались они на мелких волнах.
День отлеживались. Спали вповалку.
Один только неугомонный Старец со старыми казаками вернулся и за день срубил часовню не часовню, башенку не башенку... Знак.
— Коккен, — сказал немногословный немец-пушкарь. — Смотреть.
— Кукуй! — подтвердили казаки. — Память и польза. Внизу струги, а наверху Кукуй. Как обратно с добычей пойдем, так на него и выйдем, а струги-то пустые пригодятся. Вот как набьем их рухлядью мягкой да как разбогатеем! Будем не в степях, а в селах жить. На печи с бабами жартоваться. А которые постарше и это им без интереса, вклад в монастыри сделают да и поживут на старости лет в покое, при Боге.
Отмылись с песочком, горячим кулешом отъелись. Стали посмеиваться...
— Проворонил нас Кучумка.
Кольцо так и ляпнул: «Проворонил!» — когда собрались атаманы малый совет держать.
— Нет! — сказал Ермак. — Это вряд ли! Алей за Камнем. Взять ему нас нечем.
— Верно! — согласился Мещеряк. — Ежели, скажем, татары наши до него добежали и про нас донесли, то от Кучума вестник никак до Чердыни добраться не мог, хоть бы и на крыльях летел. А уж даже если ветром каким его туды перенесло, так рать быстро не возвернешь.
