Всякое сомнение отхлынуло, и Томас, медленно приблизившись, остановился на расстоянии вытянутой руки, не зная, что сказать, куда деться. Какие слова могли выразить, вместить в себя двадцать лет безысходной тоски, неизбывной борьбы с необходимостью принять и смириться с тем, что к прошлому нет возврата?
— Томас, — тихо промолвила она.
Он ответил робкой полуулыбкой, тут же внутренне себя одернув и кивнув:
— Да. — Улыбка непроизвольно вернулась. — Да… Мария.
В ответ взор несравненных глаз, полный потрясенного смятения:
— Но… как? Как такое может быть? Как такое бывает вообще?
О как ему хотелось ее обнять — да, наверное, и надо было, но с их последнего соприкосновения минуло столько времени, что, казалось, память забыла, как это делать, а малейшая неловкость могла обернуться неприятием. Ну скажи же хоть что-нибудь, остолоп! Что застыл?
— Меня вызвали обратно. Ла Валетт послал. Я вернулся, из Англии. Всю дорогу надеялся, молился, что снова тебя увижу.
В глазах ее испуг, словно она, оглянувшись, внезапно увидела, что стоит на краю обрыва. Томаса пронзил страх, что она сейчас отпрянет, отвернется, может, даже побежит. Но испуг мелькнул и пропал, а на губах заиграла неуверенная улыбка.
— Вот ты меня и лицезреешь, — она протянула навстречу руки.
Томас поглядел на ее пальцы, такие же изящные, как прежде, хотя мелкие морщинки и легкая восковость кожи выдавали возраст. Тем не менее когда он, подступив на полшага, взял ее ладони в свои, прохладная мягкость ее рук вызвала знакомый трепет.
— Мне сказали, что ты умерла, — не подумав, брякнул Томас.
— Умерла? — Мария рассмеялась. — Да нет. Как видишь, жива. Цела и невредима. Во всяком случае, пока. Ну а что ты? Я часто думала, как у тебя там все сложилось после отъезда. Представляла, как ты возвратился к себе в имение, про которое рассказывал. Нашел, наверное, жену, обзавелся детьми… — последнее она произнесла с наигранной веселостью.
— Жены и детей у меня так и нет. Но хотя бы есть поместье.
Натянутый обмен фразами был подобен дамбе, сдерживающей неистовый поток вопросов, изъяснений; всего того, что так и рвалось наружу.
— Я часто думал о тебе, — проронил Томас. — Каждый день.
Она улыбнулась. Улыбка ее потускнела, некрепкая хватка пальцев разжалась, руки опустились вдоль боков.
— А я пыталась тебя забыть, — покачала она головой. — Пыталась…
— Сэр Томас!
Сторонний окрик мгновенно выдернул его из кипящего буруна чувств. Обернувшись, он увидел спешащего к ним по двору ла Серду, за которым едва поспевал слуга в темной рубахе с белым крестом Ордена. Томас разрывался между тонкой ниточкой связи с Марией и своим служебным долгом.
— Постой здесь, всего минутку, — умоляюще посмотрел он на нее. — Очень тебя прошу.
Мария кивнула, и Томас повернулся к ла Серде.
— В чем дело?
— Посыльный из Биргу, — ла Серда указал на слугу. — Говори.
— Слушаюсь. — Посыльный, вытянувшись, изложил суть послания: — Великий магистр шлет всем благие пожелания и просит вас, сэр, безотлагательно вернуться в Сент-Анджело.
— Безотлагательно? — нахмурился Томас, бросив взволнованный взгляд на Марию. — Но я еще не управился. Здесь еще тьма работы.
— Сэр, Великий магистр требует вашего присутствия, — настаивал слуга.
Ла Серда не мог сдержать ехидной улыбки.
— Вот видите. У вас, сэр англичанин, свои приказы. Ну а я со своим хозяйством как-нибудь да справлюсь. А вам лучше отправляться.
— Ладно, — игранув желваками, кивнул Томас. — Еще минуту. — Он повернулся и шагнул к Марии. — Ты слышала: мне пора. Но я должен видеть тебя как можно скорее. Нам нужно поговорить.
— Поговорить?
— А как же. Мне столь многое нужно тебе сказать, столь многое от тебя услышать… Скажи мне, что поговоришь со мной.
— Хорошо.
Томас, еще раз оглядев двор, тайком указал на дверь в небольшую часовню.
— Укройся там. Я приду и разыщу тебя сразу, как только смогу. Клянусь.
Он взял ее ладонь и легонько стиснул, чувствуя ее прежний трепет и жар в своем сердце.
— Сэр Томас, прошу вас, — подал требовательный голос слуга. — Нам надо идти.
Баррет выпустил ей руку и произнес так тихо, что слышала лишь она:
— Я вернусь.
Мария с кивком отвернулась, жестом веля своей небольшой свите сопровождать ее в часовню. Томас какое-то время провожал ее взглядом. Тут из входа в башню показался Ричард. Не доходя, он остановился в сторонке и задумчиво поглядел ей вслед.
* * *
Когда лодка пересекала бухту, Томас через силу сдерживал себя, чтобы не оборачиваться назад, как будто в надежде, что Мария будет стоять там на парапете и глядеть ему вслед. Несмотря на внешнее спокойствие, ум его бушевал воспоминаниями и самыми невероятными надеждами. Его самого изумляло, что в таком возрасте, после всего пережитого, с его закаленным, жестким взглядом на жизнь, который он у себя выработал, его вдруг так легко захватили необузданные эмоции и такие же пламенные, одна несбыточнее другой, грезы юности. Видно, верна старая поговорка: человек лишь стареет, но не мудреет.
Рядом в молчании сидел Ричард — неестественно спокойный, несомненно просчитывающий сейчас нежданный поворот событий. Когда с приближением нависающей громады Сент-Анджело юноша наконец заговорил, Томас невольно ощутил негодование от его неизбежного копания в своем прошлом — более того, в своем сердце.
— Зачем сэр Оливер солгал?
— Может, из мести, — пожал плечами Томас. — Он ведь знал, что весть о ее смерти больно ранит мне сердце.
Ричард подумал.
— Вопрос в том, скажется ли ее присутствие на истинной цели нашего здесь пребывания.
— С какой стати?
— Оно уже усложнило ваше положение, а мне для доступа в архивы нужна ваша помощь. Я не приветствую ничего, что нас от этого отвлекает.
— Я от дела не устраняюсь, — сказал Томас.
— Обещайте мне, что не будете попусту рисковать своей жизнью — во всяком случае, пока я не добуду то, зачем пришел.
— А вот это зависит скорее от Великого магистра. Думаю, скоро мы это выясним. — Томас повернулся и привольным жестом указал на море. Белые паруса и темные корпуса османских судов находились всего в нескольких милях от побережья и меняли сейчас курс на юг, неторопливо дрейфуя мимо входа в бухту, вне досягаемости пушек на стенах орденских фортов. — И еще от них.
Ричард прикусил зубами кончик большого пальца и задумался. Лодка меж тем обогнула скалы Сент-Анджело, и гребцы повернули к укромному причалу у подножия форта.
— Как вы намерены поступить с той женщиной?
— Понятия не имею, — качнул головой Томас. — Вообще, непросто даже воспринимать то, что она жива и находится здесь. Я должен поговорить с ней и уяснить, что у нее на сердце. Ведь столько лет прошло, да и расстались мы не на высокой ноте. Я так понимаю, что симпатии ее ко мне давно иссякли. В общем, правду раскроет лишь еще одна встреча и разговор.
— А если правдой окажется, что она… по-прежнему вас любит?
Томас помрачнел.
— Честно скажу: не знаю. Мне хотя бы исправить то, что еще с той поры лежит на моей совести. Я был бы счастлив одной этой возможностью.
— А если ее сердце принадлежит уже не вам, что тогда?
Томас обернулся к нему с недоброй ухмылкой.
— Думаешь, я потеряю желание жить? Ты забываешь, что я давно уже свыкся с мыслью о том, что существовать уже само по себе хорошо. К тому же теперь у меня есть ради чего рисковать жизнью. Орден, Мария — я молюсь о том, чтобы спасти их обоих и жить затем в удовольствии от того, что я так поступил. Это как-то успокаивает твои переживания?
— Во всяком случае, пока, — Ричард обратил взгляд на морскую даль. — Жаль, у меня не вышло управиться с заданием до того, как захлопнулась эта западня.
Гребцы налегли на весла, каждый на свое — один затабанил, второй загреб, — и суденышко, резко повернувшись, мягко ткнулось о просмоленные канаты, служащие буфером. Посланный за Томасом слуга ловко скакнул на причал, держа швартовочный конец, и надежно примотал его к столбику, после чего помог рыцарю и его эсквайру выбраться на берег. Томас огладил на плаще складки и жестом позвал Ричарда следовать за собой по крутым ступенькам лестницы, ведущей снизу в форт.
* * *
Великий магистр находился у себя в кабинете, в компании еще нескольких рыцарей. Все гурьбой стояли у сводчатого окна, наблюдая, как по безмятежному морю пядь за пядью близится сердцевина османский армады. Ее арьергард все еще отстоял на несколько миль к северу, а значит, к бухте будет подтягиваться еще в течение нескольких часов. Ричарду Томас указал остаться перед кабинетом, где помимо него своих господ дожидалось еще несколько оруженосцев и слуг.
— Кораблей, должно быть, по меньшей мере штук триста, — услышал он голос одного из рыцарей.
