Катерина не может не думать о словах Стэнхоуп, оброненных той накануне. «Когда вы познакомились с Анной Аскью…» – сказала Стэнхоуп, когда они говорили о Священном Писании. Стэнхоупы – такие же ревностные сторонники Реформации, как и Катерина. И все же королева не доверяет Стэнхоуп. Откуда она узнала о визите Анны Аскью? Ведь все хранилось в тайне. Кто мог ей донести? Сколько еще человек знают об этом, кроме нее? Кто?
– Что вы, я с ней не знакома, – ответила тогда Катерина, глядя прямо в змеиные глаза Стэнхоуп. Еще одна ложь, еще одно пятно на ее и без того черной душе… Ей кажется, что она все больше приучается ко лжи.
Дот втирала в кожу ее головы лавандовое масло; по комнате плыл приятный запах. Затем она принялась расчесывать длинные волосы королевы частым гребнем. Обе молчали; время от времени Дот нарушала ритмичные движения, чтобы распутать волосы или вытащить из гребня попавшую туда вошь. Такой ритуал повторялся еженедельно; и королева, и Дот любили спокойные минуты близости. Иногда Катерина задумывалась: кто вычесывает вшей из волос самой Дот? Есть ли у нее такой человек?
Она часто завидовала простоте Дот; ей даже хотелось поменяться с девушкой местами. По здравом размышлении Катерина понимала, что Дот влачит жалкое существование. Она одинока, не принадлежит ни к своему бывшему миру, ни к нынешнему. Королева многим обязана Дот, славной, рассеянной Дот, которая вечно витает в облаках. Она быстро выполняла многочисленные обязанности, всегда спокойна и весела. Но сегодня в ней угадывалось что-то новое. Она необычно грустна и подавленна.
– Дот, как ты живешь? – спросила Катерина. – Довольна ли ты? Есть ли у тебя друзья во дворце?
– Не здесь, мадам, а в Хэмптон-Корт; там я дружу с Бетти, которая моет посуду на кухне. Она мне приятельница, хотя…
– Об этом я не задумывалась, – перебила ее Катерина. – Когда мы переезжаем из одного дворца в другой, то едем все вместе, хотя часть прислуги остается.
– Верно, мадам. Но когда Мег…
В комнате повисло молчание; оно было подобно камню, и Дот продолжала делить волосы королевы на проборы, вычесывать и распутывать. Отсутствие Мег незримо омрачает их существование. Правда, последнее время у Дот появилось и другое.
Катерина заметила, как переглядывались Дот и Уильям Сэвидж в галерее, когда Дот держала на руках обезьянку. Точнее, они не переглядывались, даже наоборот; то, как они не смотрели друг на друга – совсем не смотрели, даже мельком… Она ощутила, как между ними пробежала искра. Возможно, Дот и Уильям Сэвидж не только передают друг другу книги…
– Дот, – нарушила молчание Катерина, – что ты думаешь об Уильяме Сэвидже? – Лица Дот Катерина не могла видеть и не хотела оборачиваться из страха, что девушка сочтет это допросом, но услышала, как Дот, дрожа, вздохнула, и ее вздох сказал ей больше, чем сказали бы слова.
– Об Уильяме Сэвидже, мадам?
– Да, о нем.
– Он хороший музыкант. Когда он играет, я… – она подыскивала нужное слово, – как будто переношусь в другое место.
– Верно. У него пальцы ангела. – Катерина снова услышала судорожный вздох; гребень замер.
Снаружи снова донесся смех. В дверь тихо постучали. Сестрица Анна просунула голову, чтобы пожелать Катерине спокойной ночи.
Она сообщила, что должна вернуться в Бэйнард: приехал ее муж.
Дот присела, увидев Анну, и продолжила расчесывать Катерине волосы. Гребень снова двигался ритмично.
– Дот, ты когда-нибудь задумывалась о замужестве? – спросила Катерина спустя какое-то время.
– Нет, мадам.
– Если хочешь, я подыщу тебе хорошего мужа. Человека, который владеет каким-нибудь полезным ремеслом. Ты будешь жить в довольстве, у тебя будет свой дом, дети. – Катерина понимала, что так будет правильно для самой девушки, но вдруг остро ощутила, какой потерей для нее станет замужество Дот.
Дот старалась представить себе мужа, который делает с ней то же, что делал Уильям Сэвидж. При мысли о замужестве ей казалось, что мир перевернется с ног на голову, и ее мутило. Она запретила себе думать об Уильяме. Но если не он… то кто? Перед ее мысленным взором проходили кухонные работники, повара с огромными мясистыми руками, от которых пахнет потом, торговец тканями, к которому она ходила вчера заказывать материю для королевы. Он раскладывал ткани на столе и гладил их толстыми пальцами, словно женщину. Дот передернуло. Раз она не может выйти за Уильяма Сэвиджа, она не выйдет ни за кого! И потом, если она выйдет замуж, ей придется оставить королеву, а королеве без нее придется трудно. Дот не может себе представить, чтобы другая девушка вычесывала Катерине волосы, как она, одевала ее, выщипывала волоски, натирала лещиной кровоподтеки и хранила самые важные тайны…
Она нужна королеве. Королева ни на кого не может положиться до конца, даже на родную сестру. Только Дот известны все ее тайны. Только Дот умеет держать язык за зубами.
– С вашего позволения, я бы хотела, чтобы все продолжалось, как сейчас, – ответила Дот.
– Как хочешь, – сказала Катерина, и они снова погрузились в уютное молчание.
Дворец Уайтхолл, Лондон, июнь 1546 г.
Уилл Парр рвал и метал; его разные глаза сверкали. Он расхаживал туда-сюда по дубовому полу, необычно растрепанный; его чулки в грязи, ворот льняной рубахи развязался и сбился на сторону. Кроме того, он прибежал к Катерине без головного убора – за такой промах, не будь он братом королевы и не кипи так от ярости, его бы попросили удалиться.
– Братец, – воскликнула Катерина, – успокойся! – На время они вернулись в детство, и она стала старшей сестрой, ей часто приходилось успокаивать сердитого мальчика, которого выпороли за какую-то шалость. Сейчас они уже не дети, и речь явно идет не о мелком проступке. – Остановись!
Уилл замер, расставив ноги и скрестив руки на груди. Лицо его побагровело, на лбу выступили капли пота. Катерина взяла его за руку.
– Пойдем, – ласково сказала она, – пойдем сядем у окна. – Она подвела его к скамье, и они сели; она положила руку ему на плечи. Уилл съежился. – Рассказывай, Уилл. Рассказывай, в чем дело.
– Гардинер! – рявкнул он, глубоко вздохнул и ударил кулаком по колену.
Катерина схватила его за руку.
– Объясни, в чем дело, Уилл. Что с Анной Аскью? Я знаю, что ее снова арестовали, на сей раз посадили в Тауэр. Ее обвиняют в ереси.
Прошел целый год после того, как Анну Аскью освободили из тюрьмы; тогда Катерина решила, что проповеднице больше ничто не угрожает. Год прошел тихо; она начала писать новую книгу, «Стенания грешницы». Она не рассказывала о ней Генриху, ведь в книге много крамольных мыслей. Вдохновленная примером Анны Аскью, Катерина писала ее с радостью.
– Не волнуйся, Анна умеет за себя постоять, – сказала Катерина, а сама вспоминала тайный приезд проповедницы в Элтем. Интересно, как о нем пронюхала Стэнхоуп и кому она еще проболталась?
– Кит, все гораздо хуже, чем ты думаешь. Мне велели допрашивать ее, – шепотом проговорил Уилл. – Представь себе – мне! Знаешь, что это значит? Они пытаются уличить меня! Они знают, что я сторонник реформ. Возможно, они подозревают, что Анна Аскью – мой друг, только доказать не могут.
– Знаю, знаю. – Катерина пыталась утешить брата, но ее передернуло. Ей стало страшно не по себе. – Уилл, они охотятся за мной. Им не терпится избавиться от королевы-протестантки, которая за три года брака не родила королю наследника. А ты – брат этой королевы. Мы все падем вместе. – Ей казалось, будто ее с корнем вырывают из земли. – Что говорит Анна Аскью?
– Кит! – Уилл схватил сестру за плечи и развернул к себе. Он смотрел на нее в упор. Глаза у него были дикие, как у необъезженного коня. – Ее пытали на дыбе!
Катерина пошатнулась, еще миг – и она упадет.
– Пытали… на дыбе? Женщину? – Немыслимо! – Кто приказал пытать ее? Райзли? Рич?
– Там были и Райзли, и Рич, но можешь не сомневаться, за всем стоит Гардинер… И Пейджет тоже, я уверен. – Уилл нервно качал ногой; Катерина положила на нее руку, стараясь успокоить его.
– Женщину благородного происхождения пытали на дыбе? И комендант Тауэра не воспротивился?
– Кинстон ничего не мог поделать. Он с отвращением вышел.
– Уилл… это возмутительно… – Катерина подыскивала слова, не в силах собраться с мыслями. Тысяча вопросов теснилась в голове. – Уилл, а ты… тоже там был?
– Райзли – настоящий извращенец. Допрашивать ее он послал меня и Джона Дадли. Не знаю, что, по его мнению, мы должны были из нее вытянуть. Наверное, он хотел создать видимость, будто… Ах, я не знаю! Кит… Он маньяк… впал в ярость и выгнал нас, когда мы ничего у нее не узнали. Мы стояли за дверью и… – Он с трудом продолжал: – Слышали ее крики, Кит…
– Бедняжка, бедняжка… – Катерина закрыла голову руками и словно погрузилась во мрак, куда никому нет доступа. Опомнившись, она задала вопрос, который давно мучил ее: – Она сломалась?
