Собственно, в этом и была в то утро главная цель всех воздушных рейдов союзников: связать боями остатки гитлеровской авиации, чтобы тридцать семь американских, английских и канадских дивизий общей численностью почти миллион человек смогли на шести тысячах десантных кораблях и транспортных судах беспрепятственно пересечь Ла-Манш и высадиться в Нормандии.
Конечно, не только летевшие над Румынией радисты «боингов» услышали в этот час сообщение Би-би-си. Его услышал весь мир, в том числе Москва и Полтава. Но реакция Москвы поразила американцев — продолжая на всю страну читать сообщения Совинформбюро о боях за Яссы, Юрий Левитан ни шестого, ни седьмого июня даже не упомянул о высадке во Франции американо-британско-канадского десанта! Конечно, все руководство СССР от Сталина и Молотова до членов Генштаба Красной армии с первого часа операции «Оверлорд» знали, что она означает открытие Второго фронта. Но советскому народу «Правда» сообщила об этом только 8 июня, да и то на своей четвертой странице! И хотя 14 июня в Кремле, в застольной беседе с иностранными гостями Сталин отметил, что операция «Оверлорд» «несомненно блестящий успех наших союзников» и что «история войн не знает другого подобного предприятия по широте замысла, грандиозности масштаба и мастерству выполнения», советским гражданам эти слова остались неизвестны.
Между тем, получив еще утром 6 июня сообщение об открытии Второго фронта, Джон Рид Дин, глава американской Военной миссии в СССР, надел на радостях свою парадную форму генерал-майора американской армии и вышел из «Спасо-хауса» на Арбат. То, что решит исход войны, то, что приблизит час общей с русскими победы — свершилось! И генерал поспешил выйти «в народ», чтобы принять поздравления русских союзников по случаю столь важного события. Однако и на Арбате, и на всем своем пути до Манежа он встретил лишь совершенно безразличное отношение к себе москвичей. Никто не протянул ему руки, никто даже не улыбнулся. Недоумение генерала сменилось обидой и тяжелым разочарованием. А когда у Библиотеки имени В.И. Ленина трое молодых советских офицеров, отойдя от газетного стенда, индифферентно прошли мимо него, не отдав ему честь, «Союзники…» — горестно подумал генерал…
И только в Полтаве, поддавшейся иностранному разложению, все было иначе. Как только весть о высадке Нормандского десанта достигла Полтавы, полковник Кесслер взлетел на сигнальную вышку на аэродроме, стал размахивать американским флагом и, крича во все горло: «Второй фронт открыт! Ура! Второй фронт открыт!», выстрелил пробкой из бутылки шампанского.
А внизу, под ним, русские и американские техники, медсестры, поварихи и вообще все, кто остался на аэродроме после отлета B-17 в Румынию, стали на радостях обниматься, целоваться и чокаться неизвестно откуда взявшимися «Игристым», водкой и самогоном.
Тем временем бомбардировщики Пятого Крыла отмечали открытие Второго фронта прицельной бомбежкой нефтеперерабатывающего завода в Галаце. Лежа у открытого бомбового люка, Борис Заточный снимал, как сыпались под ним бомбы, на которых полтавские техники мелом написали «Гитлеру за все!». Эти бомбы, как семечки, летели из самолетов вниз и черными грибами взрывов вырастали над землей. Всего американцы обрушили на свои цели две тысячи двести шестьдесят бомб, уничтожив половину заводских цехов, а также двадцать пять «мессершмиттов» и «юнкерсов» на соседних парковках.
И в это же время в пятидесяти километрах на восток от Галаца, на высоте от семи до восьми тысяч метров продолжался воздушный бой.
СЛУЖЕБНЫЙ РАПОРТ 6 июня. Командующему 15-й авиационной армиейШестнадцать вражеских истребителей перехвачены на подлете к цели между 0935 и 1145 на высоте от 23 000 до 27 000 футов. Р-51s («мустанги») атаковали и уничтожили шесть из них. Два Р-51s (лейтенант Джон Д. Мумфорд и лейтенант Доналд Дж. МакДоналд) не вернулись из полета. Сорок Р-51s приземлились на российской базе в 13:10. Победы одержали и сбили:
Подполковник Честер Л. Сладер — один «фокке-вульф-190»
Капитан Рой Б. Хогг — два «фокке-вульф-190»
Лейтенант Кулен Дж. Хоффман — один «юнкерс-88»
Лейтенант Роберт Барки — один «мессершмитт-109»
Лейтенант Вэйн Ловри — один «мессершмитт-109»
Возвращение «летающих крепостей» в Полтаву цитирую по репортажу в «Красной Звезде»:
«К моменту их появления возле авиабазы поднялись в воздух для встречного эскорта советские истребители… Пока тяжелые воздушные корабли один за другим приземлялись и разруливали по стоянкам, “мустанги” патрулировали над аэродромом. Часть из них, следуя традиции американских летчиков, отделились от общего боевого порядка и проделали несколько фигур группового высшего пилотажа. Это были те летчики, которые сбили сегодня немецкие самолеты».
Обращаю ваше внимание на то, что одним из этих асов был все тот же капитан Рой Хогг. Похоже, большой запас американских и итальянских condoms помог ему так набраться мужества на украинской земле, что в бою над Румынией он сбил не один, а два «фокке-вульфа»!
И, конечно, как полтавчанин-любитель, я обязан сказать, что в момент появления в небе «летающих крепостей» навстречу им вышли не только советские истребители. Из сотен хат и домов высыпали на улицы и дворы молодые женщины и со всех ног кинулись к аэродрому, размахивая руками и косынками.
Но шестнадцатилетней немой Оксаны не было среди них. Она стояла у себя во дворе и лишь гадала, в каком из самолетов летит американский кларнетист…
Зато вечером… По случаю открытия Второго фронта в Корпусном саду был настоящий праздник! Вся Полтава как с ума сошла, американцы братались с украинцами и русскими, и даже Оксана прибежала в Корпусный сад на танцы. А там, конечно, играл «Летающий джаз». Причем не только американцы «лабали» и «зажигали» на своих инструментах, но — вы можете сами увидеть это в документальных фильмах в U-tube — к ним, откуда ни возьмись, присоединился молоденький русский солдатик Петя Кузин со своим барабаном. Этот Петя так замечательно лупил по нему в такт фокстротам и «буги-вуги», что американцы стали называть его Peter The Great. И еще несколько бывших музыкантов обнаружились среди летчиков Пятого Крыла «летающих крепостей», они — хоть и без инструментов — присоединились к секстету Ричарда Кришнера, подпевая ему и подыгрывая на губной гармошке.
А Оксана, стесняясь свой немоты, ни с кем не танцевала, а все так же стояла в стороне, поодаль от эстрады и издали любовалась на «своего» кларнетиста.
Что-то теплое, что-то теплое и нежное наполнило ее сердце. Наверное, это была Любовь…
Часть пятая
«Летающий джаз»
Как я уже писал, часть моего детства прошла в Полтаве. Где-то в конце войны мой отец получил назначение организовать там курсы бухгалтеров и счетоводов. Не знаю, какое отношение мог иметь к бухгалтерии инженер-строитель, но хорошо помню, как два года он письмами упрашивал маму переехать к нему из Баку, обещая, наверное, золотые горы. И в 1947-м мама с двумя чемоданами и двумя детьми приехала. Горы оказались не золотые, а из битого бомбежками кирпича. Под этими завалами, в уцелевших бомбоубежищах, жили люди, и мы поселились там же, в подвальной комнате, разделенной на четыре семьи висевшими на веревках простынями. Потом, спустя несколько месяцев, мы переселились в четвертушку украинской хаты недалеко от центрального рынка по улице Чапаева, 20. Воды в хате не было, ее мы и зимой, и летом носили ведрами от уличной колонки. Туалет — дощатый нужник — находился во дворе. Печь топили углем и дровами. Окна на ночь закрывали ставнями с длинными шпингалетами. Хлеб доставался в ночных очередях, по карточкам. Но жизнь налаживалась и при карточной системе, тем паче товарищ Сталин ежегодно снижал цены на спички, соль и макаронные изделия. Сестра играла своей единственной тряпичной куклой, мама откармливала в сарае гуся, папа, помимо директорства на бухгалтерских курсах, преподавал начертательную геометрию в Строительном институте и на мотоцикле «Ковровец-125» разъезжал по колхозам с лекциями о будущем освоении космоса. А я ходил в школу и писал патриотические стихи, которые, по счастью, не печатала «Пионерская правда». Каждые два-три месяца на город накатывали цыганские таборы, и тогда как цунами разносились слухи о том, что на Подоле у кого-то украли свинью, на улице Щорса угнали мотоцикл, на Хмельницкого унесли весь курятник, на Клары Цеткин — стираное белье, а из детского сада — ребенка. Но мне, десятилетнему, эти слухи были «до лампочки», и когда на пути из школы домой, на углу Розы Люксембург и Чапаева, ко мне подошла молодая цыганка в ярком платке и длинной цветастой юбке, я не шарахнулся от нее в сторону и нисколько не испугался.
