и не задавал никаких вопросов – похоже, ему удалось выйти сухим из воды.
Вечером того же дня Бертини купил газету и прочитал в криминальной сводке о том, что «Вчера в семь часов вечера в южной части района Тестаччо обнаружены двое убитых и следы перестрелки. Личность одного из погибших установлена. Им оказался житель Милана Антонио Малатеста. Следствие не исключает возможности того, что имело место похищение Антонио Малатесты – члена Социального движения – боевиками подпольной прокоммунистической группировки. Представитель районного отделения Коммунистической партии уже успел заявить о непричастности партии к этой акции. Личность второго погибшего устанавливается. Это мужчина за пятьдесят, среднего роста, седой. Из отличительных примет есть две татуировки: Серп и молот на правом плече; портрет женщины на левой стороне груди. Кроме того, следствие обнаружило у погибшего старую травму ноги – неизвестный должен был заметно хромать. Следствие просит любого, кто может иметь информацию о произошедшем или о личности неустановленной жертвы обратиться…»
Чиро отбросил газету и отправился гулять – ему нужно было подумать. Комиссар был мертв, Малатеста был мертв, Бородач исчез. Кроме доктора о его участии в этой истории не мог рассказать никто, но доктор тоже был участником удержания Малатесты, поэтому не стал бы стучать. По всему выходило, что Бертини может жить дальше, не опасаясь преследования.
Только придя к этому выводу, Чиро задумался о том, что именно произошло на складе после его ухода. Вывод напрашивался однозначный – Бородач хладнокровно застрелил своего старого товарища и добил Антонио Малатесту, а после этого скрылся. По спине у Бертини пробежал холодок. Он не боялся, что Бородач захочет устранить его, рассудив, что тот бы уже это сделал, если бы хотел. Однако Чиро навсегда зафиксировал для себя одно: он больше никогда не при каких обстоятельствах не хочет участвовать ни в чем подобном. Пусть ленины, марксы, троцкие и прочие че гевары идут к черту – больше Чиро не собирался играть в эти игры. Придя к этому выводу, молодой человек усмехнулся – Сандра была права – он действительно был умеренным.
И жизнь Бертини продолжилась. Утром субботы он пошел в кино, а ближе к вечеру отправился на Пьяцца Навона. Чиро почувствовал, что соскучился по буржуазному самолюбованию Сальваторе Кастеллаци.
Сальваторе чувствовал себя совсем уставшим. Он снова мало спал, зато смог не только прописать начало нового сценария (начала всегда давались ему тяжелее всего), но и продумать в своей голове всю работу целиком. Сальваторе не беспокоило даже то, что теперь ему не для кого было работать – он просто чувствовал, что не может без этого, как будто ему снова было всего двадцать, и он был лучшим журналистом на Земле.
Теперь Сальваторе сидел на веранде «Мавра» и чувствовал, что замерзает – в Рим, наконец, пришла осень.
– У вас все хорошо, синьор Кастеллаци?
Чиро, разумеется, заметил круги под глазами и общую рассеянность Сальваторе.
– На самом деле да, Чиро… Вы знаете, это была одна из самых странных недель в моей жизни. Я узнал, что единственная женщина, которая смогла сделать меня счастливым, умерла много лет назад, рожая моего сына, которого я никогда не увижу. Потом я страшно нагрубил милой девушке за то, что у нее плохой вкус, а она за это предложила учить ее читать и работать на печатной машинке. После этого умер человек, который относился ко мне намного лучше, чем я мог и подумать, и к которому я был очень несправедлив. А вчера я узнал, что этот человек обеспечил мне сытую спокойную старость… А у вас как дела?
Сальваторе обезоруживающе улыбнулся. С его стороны было немного эгоистично вываливать на молодого человека столько подробностей своей жизни, но он хотел вывалить их хоть куда-нибудь, а Бертини был славным малым. Чиро посмотрел на Сальваторе, улыбнулся в ответ, сделал небольшой аккуратный глоток вина, а после этого ответил:
– Меня предала девушка, которую я успел искренне полюбить. После этого я согласился участвовать в покушении на престарелого фашиста, который много лет назад пытал одного хорошего человека. Я похитил сына этого фашиста, а после этого позволил ему несколько часов истекать кровью. Хорошо, что он был взрослым мужчиной, а не ребенком. После этого человек, который был моим самым близким другом в Риме, навел на меня пистолет, приказав мне остаться хорошим человеком. Он погиб, защищая того с кем всю жизнь воевал. Не знаю, остался ли я хорошим человеком, синьор Кастеллаци, но я хотя бы не превратился в хладнокровного мерзавца. А еще я, кажется, перестал верить в Революцию…
Пришло время Чиро обезоруживающе улыбаться. Сальваторе соврал бы, если бы сказал, что многое понял из слов Бертини, но он понял, что молодой человек за эту неделю перестал быть молодым.
– Мне всего шестьдесят, а вам уже двадцать…
– Италия XX век, синьор Кастеллаци.
– Нет, Чиро, Италия всегда. Сколько вам, кстати, точно лет?
– Двадцать один год, а что?
– Просто интересно…
Установилось молчание. Кастеллаци смотрел, как солнце заходит за крышу старинного дома, уходя с Пьяцца Навона, а Чиро размеренно вкушал простую мясную нарезку, которая вовсе не была волшебным прошутто синьора Монти, но за которую Бертини заплатил сам.
Кастеллаци с некоторым удивлением понял, что не посмотрел на этой неделе ни одного фильма, хотя ухитрился в прошлые выходные впервые за несколько лет побывать на съемках. Пауза продолжалась. Сальваторе понял, что ищет тему для разговоров. Ему очень не хотелось проводить этот вечер в одиночестве. Более того, впервые за долгое время ему хотелось провести время в небольшой компании. Сальваторе пришла в голову несколько дурацкая идея, но он не смог удержаться от попытки ее реализовать:
– Вы любите музыку, Чиро?
– Зависит.
– От чего?
– Ну, от жанра…
– Глупости! Музыка делится на хорошую и плохую, а вовсе не по жанрам. Хочу пригласить вас в одно музыкальное местечко. Только хочу предупредить, там совсем никто не озабочен загниванием капитализма и кризисом рабочего движения, там больше про Телониуса Монка, Эдит Пиаф и Элвиса Пресли.
По лицу Чиро было видно, что он сомневается. Наконец, Бертини ответил:
– Ладно, синьор Кастеллаци, убедили.
Вода девы
В «Римском бите» несмотря на субботний вечер, было не очень много народу. Сальваторе задержался у входа, придирчиво изучая программу сегодняшнего вечера. Лукреция пела сегодня. Кастеллаци не сдержал улыбку. Он рассчитывал встретить ее сегодня и познакомить с Чиро, хотя и понимал, что это может закончиться жестоким побоищем с членовредительством. Увидев имя Пациенцы в программе, Сальваторе вдруг почувствовал, что очень
