к осквернению которой является ее характеристикой. В отличие от спелого плода, который съедается без опасений, пища, прошедшая огонь, является оскверняющей и должна быть окружена серией табу. Как будто пламя не только не очищало, вопреки тому, что утверждают концепции гигиенистов, но обозначало контакт, факт того, что органическая пища вмешивается в семейное и социальное. Виртуальная нечистота такой пищи приближается к отвращению к экскрементам, которое является самым поразительным примером вмешательства органического в социальное [139].
Мы будем знать, в какой момент пища или любая другая вещь становится фантомом, нарушающим не только систему знаков, но и систему ритуалов. Наши навыки социальной критики, воспитанные хорошей литературой, имеющие в виду не только нарциссическое наслаждение, но и катарсическое удовольствие, позволят справиться с этим натиском фантомов.
Не превращать ничего в фантом – это уже катарсис. Нужно при этом постоянно критиковать письмо, навык письма: не превратилось ли письмо в учет готовых вещей и состояний, закрепляющий эти мешающие нашей жизни фантомы. Письмо должно быть рассмотрено не как само собой разумеющаяся функция индивидуальной и социальной жизни, но как орудие, которое иногда привыкли употреблять во вред. Каждым орудием нужно сначала учиться работать правильно.
Глава 21
Темные теории наших дней
«Ученье – свет», знаем мы с первого класса. А если не с пятого, то с восьмого мы слышим о темном устройстве вселенной: черных дырах, квантовых законах, антиматерии и других явлениях, с которыми мы не можем разобраться привычными средствами. Поэтому современное науковедение часто исходит из того, что невозможно просто «пролить свет» на все вещи и они станут для нас ясными. Наоборот, часто вещь начинает диктовать нам условия своего изучения.
Мы это очень хорошо знаем по социологическим опросам: например, люди говорят, что они смотрят телевизор всё время, а на самом деле он работает как фон. Или, наоборот, говорят, что они выше телевизора, но при этом часто его смотрят. Некоторые старшие жалуются, что молодежь мало читает, в отличие от них, но при этом последний раз открывали книгу несколько лет назад.
Нельзя сказать, что люди врут, – скорее, они обманывают себя, в соответствии со стереотипами своей среды. Они не наблюдают за собой, а дают готовый ответ, тогда как внешнее наблюдение показывает совсем иные результаты.
Или, например, наблюдение с помощью приборов за взглядом мужчин, рассматривающих непристойные фотографии, показывает, что они почти всё время смотрят на лицо, потому что воображают общение с этой женщиной, поцелуй, разговор и взгляды, – хотя когда их начинают спрашивать, они это отрицают. Просто они мыслят свое поведение в соответствии со стереотипами, что привлекает мужчину в женщине, и они проецируют стереотипы на себя и дают соответствующий ответ.
В социологии такая предвзятость называется «байес» (bias), то есть когнитивное искажение, при котором человек неправильно оценивает ситуацию, потому что принимает общие представления о ситуации за ее действительное содержание. Один из примеров такого байеса – «систематическая ошибка выжившего» (survivorship bias), оценка ситуации, при которой принимаются во внимание только имеющиеся данные, без учета того, что не дошедшие до нас данные как раз больше говорят о строении ситуации. Например, ни один человек не стал миллионером по книге «Как я стал миллионером», так как правильным было бы изучать не истории успеха, которые повторить невозможно, а истории поражений. Нужно изучать истории тех, кто при сходных стартовых условиях и усилиях не стал миллионером, чтобы не повторять их ошибки.
Проблему того, что «темного», недоступного для нас, в социальной жизни больше, чем «светлого», обсуждает Джон Ло в своей книге «После метода» [140]. Он говорит, что те данные об общественной жизни, которые у нас есть, как бы взяты с поверхности, это всегда самоописания людей, выполненные по определенным жанровым клише. При этом настоящие мотивации людей, их внутренняя работа, часто спонтанные и нерациональные решения от нас скрыты.
Поэтому любой «метод» позволяет нам не столько идти вглубь, сколько сложить поверхностный материал, доступный нам, в какую-то объясняющую всё картинку. Например, социолог приходит к выводу, что в каком-то обществе люди больше ценят справедливость, чем свободу, – но на самом деле он не учитывает, как часто за справедливостью стоит месть или какая-то еще эмоция. Он не учитывает, что сам опрос, который ставит отвечающих в несвободную ситуацию необходимости отвечать, подрывает ценность свободы, как по-разному могут люди соотносить понятия «свобода» и «справедливость» с такими понятиями, как «действительное» и «возможное», и вообще по-разному понимать, что такое действительность.
Тупик «светлого» метода хорошо иллюстрирует теория рационального выбора в экономике. Долгое время экономисты считали, что все люди делают рациональный выбор, чтобы увеличить выгоду и сократить издержки: кому не хочется работать меньше, а зарабатывать больше? Исходя из этого, нерациональное поведение людей в сложной экономической ситуации объясняли недостатком знаний: люди просто не знают, как правильно извлекать из всего выгоду. Мол, если их научить, преподать в школе основы экономики, то все будут вести себя безупречно, все будут стремиться больше заработать, и экономика страны совершит рывок вперед. Но оказалось, что люди очень часто ведут себя нерационально и упускают выгоду.
Например, на поведение людей оказывает влияние «доверие»: всем кажется, что стратегия, сработавшая один раз, сработает еще раз. Например, человек схалтурил, но не был пойман за руку – он начинает халтурить и дальше, пока его не выгоняют отовсюду. Для нас этот человек вел себя нерационально, но с его точки зрения, исходя из его оптики, он как раз был очень рациональным субъектом: он всячески минимизировал усилия и максимизировал текущую прибыль.
Или другой пример – «эмоциональный менеджмент»: талантливые богатые люди, такие как Дональд Трамп и Илон Маск, легко могут служить примером успеха и тем самым получать поддержку людей. Но известно, что и они делают или могут сделать неверные шаги в бизнесе и не оправдывают ожиданий тех, кто им поверил. Они ведут себя нерационально, а их поклонники – еще нерациональнее.
Или нерациональное «рассказывание историй»: люди всегда верят историям больше, чем взвешенной оценке ситуации, начинают брать пример с литературных героев или с каких-то друзей и знакомых. Известно, как часто в быту неразумный совет, данный другом или подругой, оказывается сильнее любых аргументов: «А вот дядя Петя/тетя Маша говорит, что в таких случаях надо поступать так», – даже если это взбалмошное решение.
Все эти примеры показывают, что бо́льшая часть человеческого поведения нерациональна, темна, полна «байесов» – когнитивных искажений. Например, «искажение переноса» (correspondence bias) состоит в том, что человек себе приписывает рациональность, а другим – нерациональность, хотя на самом
