После митинга Ира и другие девушки провожали танкистов на фронт. Эшелон дернулся и медленно пополз к заводским воротам, Машинист был не молодой, но и у него, видя, как прощаются девушки с молодыми ребятами, на глаза навернулись слезы.
Ира шла рядом с теплушкой, держась за руку Краснопеева.
За воротами машинист дал протяжный гудок, состав дернулся и стал набирать скорость.
Краснопеев, в открытую дверь теплушки, громко послал любимой слова из стихотворения Константина Симонова: «Жди меня и я вернусь, только очень жди!»
Но она этого уже не слышала. Он махал ей рукой, пока поезд не скрылся за поворотом.
Всю ночь, при свете коптилки, Ира писала на фронт письмо мужу, зачеркивая и перечеркивая слова. И заново начинала письмо.
– Ира, ложись спать, на работе ты будешь никакая! – уговаривали ее подруги.
– Девочки, не могу. На душе у меня так неспокойно, так нехорошо, – оправдывалась она.
Под утро, сложив письмо треугольником, по дороге на работу опустила его в почтовый ящик.
Чем дальше эшелон отдалялся от Урала, от жены Ирины, тем сильнее сжималось у Краснопеева сердце.
В дороге, вспоминая счастливые последние дни, написал два письма. Одно Ирине, в котором рассказал ей о своих переживаниях, щемящей душу тоске о ней. Как бы ему сейчас хотелось быть рядом с ней. Он представил, как они втроем хорошо заживут, когда закончится война. В конце письма написал о том, что целует ее бесчисленное число раз.
В письме матери написал, что жив и здоров. Едет на фронт. Как только окончится война, приедет к ней с молодой женой, с которой расписался накануне, когда был в командировке на Урале.
– Мама, она очень хорошая, тебе должна понравиться и мы счастливо заживем все вместе, – убеждал её в письме, чтобы не волновалась.
На одной из станций их состав остановили. Пропускали встречный.
На платформе Краснопеев увидел мальчика и показал ему письма.
Тот понял, подбежал к вагону. Взяв оба письма, побежал к зданию вокзала, на котором висел почтовый ящик. В это время машинист дал гудок, состав дернулся и стал набирать скорость. Краснопеев видел, как мальчик опустил письма и помахал ему рукой.
Глава 6. Штандартенфюрер Штраубе получил приказ захватить танк
Через две недели экипаж Краснопеева прибыл в полк на новом танке. За это время не произошло никаких изменений. Полк по-прежнему занимал те же позиции.
Краснопеев доложил о прибытии.
– Рассказывай, что видел? – поинтересовался Соколов, хотя ему было не до разговоров.
– Встретили нас на заводе хорошо. Показали новые танки, после этого мы участвовали в заводских испытаниях. На полигоне стреляли из орудия по «Тигру». С расстояния полтора километра сквозная пробоина. В танке полный боекомплект. Экипаж готов к бою!
– Сегодня отдыхать, а завтра в бой, – принял решение Соколов.
– Товарищ полковник, разрешите с исходных позиций послать три снаряда по противнику. Эта просьба экипажа.
Разговор прервался. С передовой противника ударила артиллерия по нашим позициям. Эхо отдалось в летучке.
– Разрешаю пять, – бросил на ходу Соколов, выбегая из летучки. Сейчас все его мысли были на поле боя.
Громко лязгая гусеницами, танки устремились в долину. На поляне остался стоять танк Краснопеева.
– Комполка разрешил нам участвовать в бою? – встретил его экипаж.
– Нет, – ответил Краснопеев. Он искренне был обижен. – Комполка разрешил нам с исходной позиции выпустить пять снарядов по противнику. Тренировка перед первым боем.
На исходной позиции танк остановился.
Командир орудия навел его на середину высотки, где было больше всего окопов.
– Огонь! – скомандовал Краснопеев.
Из башни ему было видно, как снаряд разорвался на высотке, как оставшиеся в живых немцы разбегались по траншее в разные стороны.
Выпустив пять снарядов, возвратились на стоянку.
На следующий день танк Краснопеева участвовал в бою.
По-настоящему танк можно оценить только на поле боя, когда в тебя стреляют, а ты идешь напролом, преодолевая препятствия, подавляя противника гусеницами и огнем. Экипаж оценил его уже в первом бою.
Обнаружив модернизированный танк на поле боя, штандартенфюрером Штраубе, командовавшим войсками в этом позиционном районе, в Берлин, согласно приказу, была послана шифровка.
Поступил приказ: «Захватить танк». Началась охота за ним.
Глава 7. Последний бой экипажа лейтенанта Краснопеева
Утро 25-го апреля выдалось хмурым, таким же, как и все предыдущие. С отрогов Карпатских гор еще не сошел туман. Моросил мелкий изнуряющий дождь. Насколько хватало глаз, долина казалась пустой и безжизненной. Не было слышно шума танковых двигателей. Только время от времени, нарушая тишину, доносились одиночные разрывы снарядов. А в это время шла подготовка к очередному бою.
Танки замерли в тревожном ожидании. За командирским застыл танк лейтенанта Краснопеева.
Пехотинцы застыли на броне за башнями танков. До начала боя оставались считанные минуты. Первыми в бой вступят артиллеристы.
Из башни в бинокль Соколов вел наблюдение за противником. Задача перед экипажами им была поставлена. В оставшееся до наступления время он проводил уточнение обстановки. Оторвавшись от бинокля, посмотрел на часы.
Медленно, в ожидании, на последних минутах тянулось время. Едва минутная стрелка сравнялась с цифрой 12, а часовая замерла на девяти, с нашей позиции ударили орудия. Началась артподготовка перед наступлением. Долину огласили взрывы снарядов, эхо которых многократно отражалось от гор.
Земля содрогнулась. Казалось, ничто живое не останется после этого.
Через десять минут, как было назначено, Соколов отдаст команду «За Родину! За Сталина!» По ней танки, как бы вдохнув в себя всю мощь двигателей, сорвутся с места и устремятся на противника.
За три с лишним года войны не пересчитать, сколько раз он водил их в бой! Но постоянно ловил себя на мысли, что к бою, этой неестественной необходимости убивать себе подобных, невозможно привыкнуть. Каждый раз перед боем голову, словно тисками, сдавливало тревожное чувство за судьбы, ставших близкими ему людей. Охватывало на миг, но тут же вытеснялось из сознания долгом, пониманием, что другого пути нет, пока идет война. Он помнил, как в первые дни войны услышал песню: «Вставай страна огромная! Вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, проклятою ордой!…» Слова потрясли его, вызвали в нем жгучую ненависть к врагу и веру в неминуемую нашу Победу. И вместе со страной он принял смертный бой.
Когда Будаев проходил мимо танков, его окликнули. По голосу и «дядя Будай» узнал Краснопеева.
Он, как только пришел в полк после танкового училища, стал так называть его. Будаев за это на него не обижался. Для девятнадцатилетнего паренька он, тридцатитрехлетний, провоевавший четыре года, воспринимался стариком. Война стремительно старит людей. Он подошел к танку.
– Как нога, дядя Будай? – из башни Краснопеев увидел, что Будаев продолжает прихрамывать.
– Ничего, сынок, до твоей свадьбы заживет, – пошутил Будаев. – Как сам то? Волнуешься?
По себе знал, не проходящее это ощущение. Перед каждым боем его охватывало волнение, словно это был первый в его жизни, но стоило только заработать двигателю и взяться за рычаги, все проходило.
– Привык, – негромко ответил Краснопеев и добавил, – хотя к тому, что в тебя стреляют, не привыкают.
Увидев, что комполка ухватился за скобу люка на башне танка, Будаев помахал рукой и отошел в сторону. Не мог он тогда предположить, что прощается с Краснопеевым, хотя на войне нет неожиданностей.
– За Родину! За Сталина! Вперед! – разнесся громкий голос командира полка над застывшими в ожидании боевыми машинами.
По его команде тишину взорвали десятки двигателей. Из выхлопных труб наружу вырвались кольца темного дыма. На прощание Краснопеев успел махнуть рукой и скрыться в башне. Захлопали закрываемые люки. Следом за командирским танком, оставляя за собой клубы густого черного дыма, устремились остальные. Лощину пересекали развернутым строем на предельной скорости. Над ними, на бреющем полете, словно молнии, в сторону противника пронеслись штурмовики ИЛ-2 «Летающие танки». С высоток по ним заработали зенитные пулеметы. Из открывшихся люков на головы противника полетели бомбы. От взрывов содрогнулась земля. Вверх полетели камни, изуродованные стволы деревьев.
Тяжело так провожать танкистов, уж лучше со всеми вместе. Ты стоишь, а они ведут бой и неизвестно, кто из них вернется, а кто навечно останется лежать там! Будаев молча постоял, провожая их взглядом, пока танки не скрылись в долине.
Спустившись с косогора, танки вышли на плато. Пересекали его развернутым строем на предельной скорости. Со склонов, занимаемых противником, всё плато просматривалось как на ладони.
