Ивлин Во - Елена

А Констанций тоже мысленно ехал, торжествуя победу, — но не на триумфальной колеснице по улицам Рима, пропахшим потом и чесноком, не вслед за закованными в цепи покоренными властителями, экзотическими животными, раздатчиками милостыни, авгурами, акробатами и почетной охраной, не во главе пышной парадной процессии, а на коне, впереди своих поредевших в битвах, но победоносных легионов, в самом средоточии власти, вступая в безраздельное владение ею. Его встречали толпы людей; лица одних были угрюмы, других — полны страха или благодарности за временное избавление, но все пристально всматривались в него, пытаясь догадаться, что ожидает их теперь. Таков был триумф Констанция, не спеша, в своей походной форме, въезжавшего в покоренный им, исполненный тревоги мир.

И тут он, лениво обводя глазами зал, посмотрел на дам, сидевших в ряд у дальней стены с выражением упоения на лицах. Равнодушно, почти не видя их, он переводил взгляд с одной на другую, пока не дошел до самой крайней, которая возвышалась над остальными на полголовы, хотя и сидела ниже всех. Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга — сначала как чужие, погруженные каждый в свои мысли, но потом словно две капельки влаги на запотевшей стенке кувшина, которые медленно, то и дело останавливаясь, стекают по ней, вдруг соприкасаются и, превратившись в одну большую каплю, устремляются вниз крохотным водопадом. Все теми же легкими шагами выступала Елена, неся на себе в седле торжествующего триумфатора — Констанция.

Так с Констанцием случилось нечто небывалое и непреднамеренное, нечто такое, к чему он со всеми своими талантами был отнюдь не готов: он влюбился.

Наутро после пира Констанций проснулся рано, чувствуя себя совсем разбитым, — так всегда действовало на него выпитое накануне, даже в тех провинциях, где пили только виноградное вино. Как подобает опытному офицеру, он постарался поскорее отвести душу на своих подчиненных. Уже несколько недель он поручал утренний обход конюшен своему легионеру, но такое серое похмельное утро как нельзя лучше подходило для укрепления дисциплины.

Как он и ожидал, без него все делалось спустя рукава и не вовремя. Он прочитал это в глазах легионера, когда тот отдавал ему честь; это было видно по тому, как стояли в строю солдаты; кони были вычищены кое-как, повсюду валялась разбросанная солома. Больше того — в конюшне находилась какая-то девушка. Он увидел ее со спины через приоткрытую дверь комнаты, где хранилась сбруя, — рыжеволосую девушку, которая, к его удивлению, стояла, надев на себя уздечку. Она обернулась к нему и, вынув изо рта удила, улыбнулась.

— Что-то ты поздно, — сказала Елена. — Надеюсь, это ничего, что я посмотрела, какая у тебя уздечка? Старикан, который тут распоряжается, говорил, что ты будешь недоволен, но я сказала, что ничего не случится. Знаешь, он ничего не понимает в лошадях. Он думает, что они из Галлии.

— Так оно и есть, госпожа, — сказал легионер, обрадовавшись, что разговор перешел на более безопасную тему. — Мы все из Галлии — а раз солдаты, то, значит, и кони. Так у нас полагается.

— А вот и нет. Я сразу увидела — они с юга, из конюшни Аллекта. Он прислал мне как-то одного коня со своего завода — они же совсем особенные. Ведь верно? — обратилась она к Констанцию.

— Ты права, — ответил он, — мы сменили коней в Силчестере. А что ты тут делаешь?

— О, я всегда захожу сюда, когда приводят новых коней, — просто посмотреть.

— И примерить сбрую?

— Ну да, если вздумается. Послушай, а ты скверно выглядишь.

— Ладно, солдат, можешь заниматься своим делом.

— Правда, ты совсем зеленый.

— Мы с тобой, по-моему, вчера виделись.

— Да.

— Чем ты занимаешься, когда не болтаешься на конюшне?

— О, я пока только учусь. Понимаешь, я дочь короля Коля, а мы, бритты, высоко ценим хорошее образование. Как тебя зовут?

— Констанций. А тебя?

— Елена. Констанций Зеленый — вот самое подходящее для тебя имя.

— А для тебя — Елена, Конюшенная Девчонка.

Так в легкомысленной болтовне на рассвете прозвучали впервые эти прозвища: Хлор — «зеленый» — и Стабулярия — «конюшенная девчонка», чтобы навсегда остаться на страницах истории.

Времени на ухаживание в планах Констанция отведено не было. Даже сам его заезд в Британию не был предусмотрен и не имел никакого отношения к полученному им главному поручению — если бы об этом стало известно начальству, не миновать бы неприятных объяснений. Однако, сделав все остальные дела быстрее, чем он предполагал, и имея в своем распоряжении еще месяц, Констанций решил тайком пересечь пролив и своими глазами взглянуть на эту редко посещаемую колонию — составить о ней собственное мнение, пополнить свои знания о сложной системе управления империей, познакомиться еще с одним-двумя влиятельными людьми. Но он никак не предвидел, что может там влюбиться.

Тем не менее это произошло, и нужно было срочно принимать меры. Он явился к Колю и попросил руки его дочери.

— Все это очень мило, — сказал король недовольно, — только я ничего про тебя не знаю.

Он уже успел присмотреться к гостю — и трезвому, и во хмелю, — и тот ему не понравился. Констанций показался Колю занудой и в то же время хитрецом: занудой в пьяном виде и хитрецом — в трезвом. Он совсем не соответствовал представлениям Коля о том, каким должен быть римлянин благородного происхождения. Командующий гарнизоном, к которому король обратился, как только возник вопрос о женитьбе, сказал в точности то же самое: «Я про этого типа ничего не знаю».

— А про меня почти нечего знать, — ответил Констанций. — Но это только пока.

— А как насчет твоего рода?

— На этот счет можешь быть совершенно спокоен.

— Да?

— У меня есть основания оставаться в тени.

— Да?

— Но могу тебя заверить: в этом отношении наш брак не будет неравным.

Коль подождал, не скажет ли Констанций еще что-нибудь, но больше ничего не услышал. Тогда он сказал:

— Должен заметить, что мы здесь, в Британии, может быть, несколько старомодны, но у нас всему этому еще придается большое значение.

— В самом деле?

Перед Констанцием снова встала проблема, которая не давала ему покоя уже несколько дней и которую он считал для себя давно решенной. Он намеревался хранить свою тайну до тех пор, пока не покинет Британию и не окажется на другом берегу Рейна. Но теперь ему стало ясно, что отделаться от Коля общими словами не удастся: согласно нехитрым жизненным правилам старого короля, всякий, кто имеет основание гордиться своими предками, обязан нанять оркестр и положить свою родословную на музыку.

Наконец Констанций заговорил:

— Ты имеешь право узнать то, о чем спрашиваешь, но я должен просить тебя сохранить это в тайне. Когда ты все услышишь, ты поймешь мои колебания. Было бы лучше, если бы ты поверил мне на слово, но раз уж ты настаиваешь... — Он сделал паузу, чтобы придать своим словам больше веса. — Я принадлежу к императорскому роду.

Это не произвело на короля большого впечатления.

— Ах, вот как? — сказал Коль. — Впервые слышу, что на свете есть такой род.

— Я внучатый племянник Божественного Клавдия. А также, — добавил Констанций, — Божественного Квинтилия, чье царствование было хотя и кратким, но совершенно законным [10].

— Ну хорошо, — отозвался Коль, — Божественные — так Божественные, а кто они были помимо этого? Ты же знаешь, каких императоров мы имели в последнее время: были и такие, о ком не то что песнь сложить, а слова хорошего сказать нельзя. Одно дело — их восславлять, а совсем другое — с ними породниться. Ты должен это понимать.

— По отцовской линии, — сказал Констанций, — я происхожу из древней придунайской аристократии.

— Ну да, — невозмутимо заметил Коль, — все, кто оттуда родом, обязательно древние аристократы. Где у тебя земли?

— Наши родовые земли обширны, но они перешли к другой ветви рода. У меня земель практически нет.

— Ах нет...

Коль кивнул головой и умолк.

— Я солдат. Я живу там, где служу.

— Ну да, — отозвался Коль и снова замолчал, а потом сказал: — Ладно, я поговорю с дочкой. У нас здесь свадьбы устраивают не совсем так, как там у вас, на Дунае. Решать Елене.

Когда Констанций это услышал, на лице его промелькнула легкая, но самоуверенная улыбка, и он распрощался с королем.

— Меда и музыку! — рявкнул Коль, и в зал вбежали барды. — Нет, вас не надо — только трех скрипачей и волынщика. Мне надо подумать.

Через некоторое время он, немного успокоившись, послал за Еленой.

— Прости, что прервал твой урок.

— У нас как раз был перерыв, папа. Я ходила на конюшню посмотреть, как там Пилат. У него была засечка, но ко вторнику он поправится.

— Елена, у меня только что побывал этот хлипкий молодой офицер из ставки с необыкновенно дерзкой просьбой. Он хочет на тебе жениться.