«Люди радуются, когда играют свадьбы потому, что женитьба для них — страховой полис от одиночества в старости», — почему-то подумал Савва.
В дверь постучали, и в номер вошла горничная в белом фартучке, повязанном поверх голубого платья, держа поднос с двумя бокалами и серебряным ведерком, из которого виднелось завернутое в белоснежную салфетку горлышко бутылки шампанского.
— Мсье, мы рады приветствовать вас в нашем отеле. Чувствуйте себя как дома, — одарила Савву улыбкой и вышла.
«Лучше, чем дома!» — подумал Савва и постучал в стенку номера жены. Через несколько минут на пороге появилась Зинаида Григорьевна в розовом пеньюаре с бантом на плече.
— Мадам Зинаида, позвольте предложить вам бокал шампанского вина в честь приезда в этот райский уголок — с шутливой галантностью произнес Савва, разливая игристый напиток.
Зинаида, взяв бокал двумя пальчиками, испытующе посмотрела на мужа, уже сделавшего первый глоток.
— Савва, а ты не жалеешь, что женился на мне? — вдруг спросила она.
От столь неожиданного вопроса Савва чуть не поперхнулся, отставил бокал, потер лоб ладонью, будто тщательно взвешивая все, что собирается сказать:
— Я, Зина, никогда ни о чем не жалею. Переживаю — да, но не жалею. Любая ошибка — урок и учеба. А я, поверь, прилежным учеником стал.
Пристальный взгляд Зинаиды говорил, что ответ на свой вопрос она не получила.
— Не жалею, Зина, — твердо сказал Савва. — Ты мне вон каких детишек чудесных нарожала! Между прочим, жаль, что их с собой не взяли. Вернемся, летом надо их в Ялту отправить, что ли. Особенно Савенка. Малышу так славно будет покупаться. А что это ты вдруг спросила?
— Да так. Захотелось.
— Кстати, мадам Морозова! — Савва подлил шампанского в бокалы и поднял свой, разглядывая бегущие вверх игривые пузырьки. — Слышал я о неком господине Рейнботе, который слывет в свете вашим кавалером…
Зинаида чуть смущенно улыбнулась:
— Сам ведь знаешь… В свете без игры никак нельзя… А ты зачем спросил?
— Хотел застать врасплох… — Савва шутливо нахмурил брови.
— Меня, Саввушка, врасплох застать трудно, — рассмеялась Зинаида. — С таким мужем, как ты, приучена быть всегда настороже. Никогда не знаю, чем не то, что день — час кончится, слезами или весельем.
— Так ведь так жить интереснее, Зина Согласна? — протянул он к жене руку с бокалом.
— Согласна, — неуверенно сказала Зинаида, прикасаясь своим бокалом к его.
— Ой ли? — недоверчиво покачал головой Савва, и неожиданно добавил:
— Ты прости меня Зина, ладно? Коли что не так сделал…
— Не переживай, Савва. Все у нас наладится, — сказала она и отвернулась к окну, чтобы скрыть мгновенно выступившие на глазах слезы.
— А сейчас мы незамедлительно идем купаться Непременно купаться — с нарочитой веселостью воскликнул Савва и вышел в соседнюю комнату. — Переоденусь — и сразу пойдем — донесся оттуда его голос. — А вечером поедем в казино в Монте-Карло. Поиграем. В этот раз возьму тебя с собой. К слову сказать, здание казино — просто чудо архитектуры. И особенно красиво смотреть на него с набережной, когда солнце садится. Там, кстати и театр есть!
Зинаида Григорьевна поморщилась… и допила шампанское.
— Однако обещай не мешать. Я ведь рулетку не жалую, меня покер привлекает, а покер — дело не быстрое.
Зинаида, вслушиваясь в веселый голос мужа, опустилась на диван.
«Неужели все встает на свои места? Неужели та, старая, полная тревог, ревности и тоски жизнь — в прошлом?»
Решила выпить еще шампанского. Налила в бокал, подошла к окну и отшатнулась.
На бульваре напротив гостиницы под пальмами стоял человек, одетый в серый костюм и смотрел на их окна…
* * *
Доктор Селивановский был доволен. Всего за несколько дней, проведенных в Каннах, Морозов окреп, повеселел, немного загорел, и даже поправился. В глазах зажглись прежние, озорные огоньки. Вот и сейчас, играя в шахматы, он весело комментировал каждый ход:
— Ах, Николай Николаевич, вы так пойти изволили? Что ж, господин доктор, несмотря на нашу давнюю дружбу, я вам сейчас объявлю… шах… Так-то вот… — Савва переставил фигуру и, откинувшись на спинку стула, закурил папиросу. Поймав на себе недовольный взгляд доктора, благодушно проворчал: — Знаю, знаю — вредно. Вас, докторов послушать — все у вас вредно. Уж проще и не жить вовсе — Он с удовольствием выпустил кольца дыма, наблюдая за противником, озадаченно изучающим ситуацию на шахматной доске.
Дребезжащий звук телефона вторгся в игру. Савва поднялся и снял трубку.
— Мсье, — услышал он на другом конце провода приятный женский голос, — вас пришел проведать ваш друг. Говорит, у него неотложное дело. Просит спуститься, ждет в вестибюле.
— Друг? — удивился Савва.
— Да-да, мсье. Его фамилия Кра-син.
— Красин? — глухо переспросил Савва и раздавил недокуренную папиросу в пепельнице.
Доктор бросил на него встревоженный взгляд.
— Да, да! Мсье Кра-син. Вы спуститесь?
— Это ошибка, мадемуазель. У меня нет друга, по фамилии Кра-син. Передайте господину, что он ошибся. Благодарю вас, — повесил он трубку.
— А вы безжалостны, Савва Тимофеевич — воскликнул Селивановский, оторвав взгляд от шахматной доски.
— Кто- я? Безжалостен? Я — безжалостен?
— Конечно, жестоки и безжалостны! Я сдаюсь Ваша взяла — доктор опрокинул на доску белого короля.
Снова раздался телефонный звонок.
— Простите. Но этот мсье уверяет, что вы его точно знаете. Он настаивает, чтобы вы спустились. Так что ему передать?
— Передайте… — Савва помолчал, — что я… разговаривать с ним просто не желаю.
— Правильно ли я поняла, мсье, — женский голос растерянно дрогнул, — что вы знакомы, но общение с этим господином для вас нежелательно? Так?
— Именно так, мадемуазель И прошу, скажите этому господину вашим ангельским голосочком: «Пошел прочь!»
— Как, как, сказать, мсье?
— Впрочем, говорите, что хотите. Главное, чтобы больше я не имел счастья видеть его. И его товарищей.
Савва повесил трубку и повернулся к доктору.
— Николай Николаевич! Извините. Устал.
Доктор понимающе кивнул и вышел из номера.
Снова зазвенел телефон.
— Мсье, я передала этому господину, чтобы он был так любезен больше не приходить к вам. Он просил передать вам, что ему очень жаль.
— Жаль? Чего жаль?
— Не знаю, мсье. Он просто пожал плечами и сказал: «Передайте господину Морозову, что мне жаль. Очень жаль». И это — все.
Савва закурил и подошел к окну. На приморском бульваре Круазет зажглись вечерние огни…
* * *
Ночью Савва почти не спал. Как в Москве. Сон отлетал, наталкиваясь на мысли и образы, которые, чередой, сменяя друг друга, приходили, уходили и снова приходили. Он перелистывал воспоминания, словно зачитанную книгу, самой страшной главой в которой была та… про иллюзию любви. Точнее, про любовь и предательство. Вечная тема. Как он мог не видеть и не понимать? Неужели любовь отнимает разум? Нет, разум отнимает — страсть. Что же тогда — любовь? Награда или наказание? Выходит, все последние годы он любовался миражом в образе богини, которую сам же и поставил на пьедестал. А оказалось, она — и не богиня вовсе. И все, что она говорила и делала — было обманом. Но ради чего? Ради безумной утопической идеи, во имя которой ее друзья — товарищи по партии готовы на все — ложь, фальшь, унижение, подлость, террор и кровь? Нет, всеобщее счастье не может строиться на крови. Человеческая кровь — напиток для дьявола, и стоит хоть раз пригубить, как станешь его слугой, и уже не сможет остановиться…
Савва поднялся с кровати, прошел в ванную и встал под душ. Тугие струи холодили голову и покалывали тело.
Накинув халат, он вышел из ванной на балкон и уселся в кресло, наблюдая, как солнце лениво поднимается над берегом, пляшет озорными лучиками по водной глади, будит спящие пальмы, бросает теплый свет на спящий городок и катится дальше над лазурным морем.
«Вот и кончилась ночь…» — Савва поднялся и, прикрыв глаза, протянул руки к солнцу.
В дверь осторожно постучали. В номер, источая запах жасмина, вошла заспанная Зинаида.
— Савва, что ты не спишь? Я услышала, у тебя вода в ванной шумела. Время-то начало шестого. Еще спать да спать. У тебя все в порядке? — прикрыв ладошкой рот, она зевнула.
— Зина, что за духи? — принюхался Савва. — Не слишком ли сладкие?
Зинаида вначале застыла от изумления, затем отступила на шаг и, вдруг, всплеснув руками, бросилась к нему и обняла за шею.
— Саввушка, милый мой… миленький!
— Дорогуша, что за бурная реакция? — с недоуменной улыбкой попытался отстраниться он.
— Это не реакция, Саввушка! Это радость! Ты что, ничего не понял? К тебе же вернулось обоняние, понимаешь? Ты снова стал различать запахи О, Господи — шмыгнула она носом, отошла на шаг и отвернулась.
