А если король иврим не спустится в Изреельскую долину? – думал Ахиш. – Что толку будет от филистимских колесниц?
Вельможа отпил воды и продолжил чтение.
– «Как они собирают урожай? Многие растения вытягивают с корнем, но большинство злаков срезают маленьким серпом. С поля колосья перевозятся на волах на общий ток селения, где каждая семья иврим имеет свой участок. Молотьба происходит так: быков и ослов проводят по снопам...»
– Болван! – рявкнул Ахиш. – К чему ты мне всё это читаешь! Ответь коротко: в чём сила этих иврим и в чём их слабость?
Но прежде, чем растерянный вельможа открыл рот, крики в толпе на площади известили город, что храм Дагона открылся, и из него выходят жрецы. Ахиш и вельможа подошли к оконным проёмам, выходящим на площадь.
Двадцать старцев, принадлежащих к самым древним родам филистимлян, проследовали через ворота храма Дагона, который останется открытым до окончания войны. Навстречу им вышла процессия жрецов и прошла к каменной скамье, установленной возле жертвенника. На жрецах были красные, вышитые золотыми нитями хитоны, перехваченные металлическими обручами. На головах они несли блюда с горстками земли, захваченной когда-то филистимлянами со своей родины, с холма, на котором стоял первый храм Дагона. Окружив жертвенник, жрецы торжественно усадили на скамью верховного жреца - слепого старика, после чего в полной тишине началось гадание по полёту птиц.
В небе появилась стая белых цапель.
– Птицы справа от меня, – объявил слепец. – Это доброе предзнаменование. Процессия жрецов направилась к дорцу басилевса. Ахиш в парадных одеждах вышел ей навстречу. Главный жрец и басилевс в сопровождении телохранителей и народа направились к пограничному столбу. Здесь слепцу вложили в руку дротик с наконечником, смазанным кровью жертвенной птицы, и он швырнул его на восток - в сторону врага. Так филистимляне издревле объявляли о начале войны.
Дозорные сообщили, что со стороны Ашкелона приближается всадник на осле. Это был посланец Ахиша, передавший Давиду приказ явиться в Яффо со всеми людьми и при оружии.
Начались сборы, и впервые в Циклаге воцарилась тревога. Женщины без слёз отправлявшие мужей воевать в пустыню, вдруг заговорили шёпотом. Будто туча накрыла селение и прижала его к пескам.
Самая удивительная перемена произошла с Авигаил. Она неподвижно сидела, глядя в землю, не слышала, когда к ней обращались. Никто её такой никогда не видел.
– Что с тобой? – спросил Давид. Озабоченный сборами в дорогу, он последним заметил перемену в жене. – Разве я в первый раз еду к Ахишу?
Авигаил покачала головой, сделала знак, мол, не обращай на меня внимания. Но он настаивал:
– Что с тобой?
– Предчувствие, Давид.
Она уткнулась ему в плечо, громко заплакала, но тут же закусила губу, выпрямилась и хотела выбежать из комнаты.
Он остановил её.
– Погоди. Что за предчувствие?
– Кончились счастливые дни, – Авигаил опустила голову.
– Для кого они кончились? Для нас с тобой?
Их взгляды встретились, и Авигаил улыбнулась, что-то увидев в его глазах.
– Нет, не для тебя, слава Богу, – сказала, успокаиваясь.
– Так для кого же?
– Для меня, для многих людей. Но для тебя – нет.
– Ты хочешь, чтобы я оставил здесь охрану, Авигаил?
– Да.
Он вышел из дома, но вскоре вернулся злой.
– Филистимлянин говорит, что басилевс велел ему проследить, чтобы здесь не остался ни один воин.
Она развела руками.
– Да никто не придёт в Циклаг. Вспомни, сколько раз мы уходили в пустыню, оставляя вас одних, – уговаривал Давид.
Авигаил кивала, но отводила взгляд. Вдруг сказала своим обычным глубоким голосом:
– Прежде, чем благословлю тебя в путь, муж мой Давид, поклянись Богом, что не забудешь нашу первую встречу в Кармеле и не прольёшь крови детей Авраама.
Он обещал, хотя и был немало удивлён этой просьбой. Обнял жену, поцеловал, постарался успокоить.
У ворот Яффо их встретил вестовой с приказом: отряду разбить лагерь на берегу, а Давиду прибыть срочно к басилевсу.
Идя за вестовым по знакомым улицам, Давид удивлялся переменам в Яффо. Город наполнился воинами и колесницами, повсюду ставились новые палатки, в порту у всех причалов разгружались корабли, пришедшие с Островов.
Ахиш находился в походной палатке. Оттуда непрерывно выбегали вестовые, выкрикивая команды, и по тому, как часто слышалось слово «Афек», можно было догадаться, что в этом городе на Приморском тракте сосредотачивается войско басилевса.
Давида провели в палатку. Ахиш ответил на приветствие и приказал оставить их одних. В шлеме, бронзовой кольчуге и походных сапогах басилевса трудно было узнать. Несколько секунд он стоял посредине палатки, размышляя, потом подошёл к Давиду и положил ему руку на плечо.
– Филистия выходит на войну, – сказал Ахиш. – Против нашего общего врага Шаула.
И сказал Ахиш Давиду:
– Да будет тебе известно, что со мною пойдёшь ты и люди твои.
И сказал Давид Ахишу:
– Если так, то узнаешь ты, что сделает раб твой.
И сказал Ахиш Давиду:
– Зато я сделаю тебя хранителем головы моей навсегда. Но об этом можно будет говорить только после похода, когда разгромим Шаула. Понял меня?
Давид задумался, но отвечать не пришлось.
– Я-то тебе доверяю, – продолжал басилевс. – Я ручался за тебя перед серенами. Но они сказали: «Нет. У твоего иври есть теперь случай помириться со своим королём, принеся ему наши головы». Серены требуют, чтобы ни одного иври не было в филистимском лагере до конца войны. Так что...
Лицо Давида потемнело. Ахиш засмеялся:
– Серен Дора такой трус, что даже пытался убедить меня, что ты, – слышишь! – тот самый иври, который попал из пращи в нашего солдата-великана Голиафа. Но тут уж не только я, а все серены ему объяснили, что молодого иври, убившего Голиафа, звали Эльханан.
Видя, что его рассказ не развеселил Давида, Ахиш посерьёзнел.
И сказал Ахиш Давиду:
– Знаю я, что ты хорош, как ангел Божий, но серены филистимские сказали: «Пусть не идёт он с нами на войну». Итак, встань рано утром, ты и люди, которые пришли с тобой, и <...> чуть забрезжит свет – уходите.
И встал Давид рано – сам и люди его – чтобы утром уйти <...>
А филистимляне поднялись в Землю Израиля.
Глава 8В то же утро о больших перемещениях войск на побережье стало известно в военном стане иврим. Король Шаул понял сразу: это – война. Значит, настал его час. Но на Совете все, даже князь Яхмай, посчитали, что и на этот раз дело ограничится вторжением, которое надо отбить и отогнать грабителей обратно, к морю.
Шаул молчал, но вдруг поднялся Авнер бен-Нер.
– Нет, – он покачал головой, – это – война. Все пять племён Филистии объединились, и армию ведёт сам их басилевс.
Наступила тишина, все смотрели на короля.
Шаул произнёс: «Авнер прав» и опять замолчал.
Вошли разведчики-шимониты с донесением о передвижениях неприятеля. Шаул выслушал их и обратился к Совету.
– Всё, как мы предполагали: Ахиш идёт на северо-восток в Изреельскую долину, чтобы отрезать нас от иврим севера.
– Нельзя дать ему войти в Изреельскую долину! – закричал Малкишуа. – Мы должны занять её первыми!
Остальные зашумели: верно!
– Ничего не получится, – князь Яхмай поднял руку и, дождавшись тишины, продолжил: – Ахиш, конечно, рассчитывает на то, что мы, не дожидаясь подхода наших ополчений, встретим его в Изреэльской долине. У иврим лёгкое оружие, мы подвижнее филистимлян, но в долине нас раздавят, как кузнечиков. Если уж битвы не избежать, – Яхмай почесал затылок, – лучше, пожалуй, нам ударить сверху, с гор Гильбоа, например. Так, чтобы филистимляне не успели разогнать свои колесницы.
Совет решил отправить гонцов во все племена, чтобы ополчения быстро шли к горам Гильбоа. Обе армии, Шаула и Йонатана, после коротких сборов соединились и двинулись на север. Военные станы в Михмасе и Гив’ат-Шауле опустели.
Шаул и Авнер, войдя в палатку, поставленную оруженосцами, уселись на землю. Король попросил Миху никого не впускать. За стенами палатки гудел стан: солдаты устраивались на новом месте. Не было слышно обычных шуток, споров из-за места, дележа оружия или продуктов. Раздавались только команды, шум шагов и блеянье овец в загонах.
Король сидел, охватив голову руками. Авнер поднялся, попил воды, утёр бороду, а когда опускался на место, задел плечо Шаула, раненое ещё в Явеш-Гиладе.
Рицпа с двумя маленькими сыновьями Шаула, как и другие жёны, оказавшиеся в это время в лагере, поехала с обозом вместе с армией.
Продвигаясь на север, филистимляне и иврим следили друг за другом. После Сохо Ахиш повернул на восток, а Шаула горная дорога увела к северу, и с этого момента иврим больше не видели сверху тракт, забитый неприятелем, но днём и ночью слышали голоса, топот ног и скрип колёс. «Похоже, басилевс собрал для войны с Шаулом всех филистимлян и всех солдат, прибывших морем», – мрачно рассуждали иврим. Они ехали молча. По прибытии в горы Гильбоа командующий Авнер бен-Нер и король Шаул уединились в палатке.
