— Мари, иди-ка сюда!
В дверях дома показалась низенькая пухлая женщина с миловидным и добродушным лицом. Шарль представил ей гостей.
— Заходите, заходите в дом, — гостеприимно пригласила Мари, — нечего на улице разговаривать! Наверняка голодные! Сейчас накормлю вас.
— Да-да, заходите, — спохватился муж. — Небось с ног валитесь от усталости. И поесть вам надо. Сюда из Парижа путь неблизкий, я знаю. — И он положил руку на плечо Жилю, подталкивая его к входу в домик.
Он сгорал от нетерпения услышать последние новости из столицы. Тинелла и Жиль с радостью приняли приглашение. Они целый день ничего не ели.
Подкрепляясь хлебом и свежим сыром, Жиль подробно рассказывал обо всем, что видел. Супруги Нарго молча слушали, стараясь не упустить ни слова. Разве что иногда у одного из них вырывалось изумленное восклицание. Да изредка Шарль, больше жены понимавший в таких вещах, поскольку сам не раз оказывался в подобных переделках, отпускал скупые замечания. Мари же только неодобрительно качала головой, не понимая, как такое можно допускать. Ей и раньше доводилось слышать похожие истории, но без таких живых и ужасных подробностей. Мари стало не по себе. Она была католичка, но, обладая врожденным чувством справедливости, не находила оправдания подобной бесчеловечности.
— Во всем виновата эта итальянка, — резко бросил Шарль.
— Видимость порой бывает обманчива, — неожиданно подала голос Тинелла, которой после еды заметно полегчало.
До сих пор она почти все время молчала. Но ее задело то, как Шарль отозвался о ее любимой госпоже. Она часто слышала, как народ обвиняет королеву во всех смертных грехах, и не выносила таких разговоров. Ведь эти люди совсем не знают королеву. Они никогда не жили рядом с ней, как Тинелла. Но сейчас ей не хотелось перечислять достоинства и заслуги государыни, у нее просто не было на это сил. Она чувствовала себя слишком слабой и измученной. И кроме того, друг Жиля и его жена так добры к ней. Они с такой сердечностью приняли ее, незнакомку, в своем доме. Сейчас она мечтала только о том, чтобы упасть на кровать и заснуть, ни о чем больше не думая. Пусть поскорее закончится этот ужасный день, самый черный день в ее жизни.
— Это она своей притворной терпимостью к протестантам довела страну до беды, — продолжал разговор Шарль. — Если бы только король был мужчиной и не слушал постоянно свою матушку!
Этого Тинелла уже не слышала. Она забылась глубоким сном, положив голову на плечо Жиля.
Увидев, что девушка заснула, Жиль шепотом объяснил друзьям, в каком состоянии нашел ее на полу в своей комнате. С трудом сдерживая волнение, рассказал, как обнаружил мать в постели мертвой и почему решил покинуть свой дом и искать убежища у них. Потрясенные супруги переглянулись.
— Боже мой! — воскликнула жена Шарля. — Ты хочешь сказать, что девушку… — Она не стала договаривать, боясь, что Тинелла услышит. — Что же ты раньше не сказал? Я сейчас же пойду за врачом. Бедняжке, наверное, понадобится лечение.
— Пожалуй, ты права, — одобрил муж, — только лучше бы перенести ее в нашу комнату и положить на кровать.
— Одна я не справлюсь, — заметила женщина, окинув взглядом девушку.
— Конечно. Ты иди за врачом, а мы о ней позаботимся.
Жиль взял спящую девушку на руки и отнес на второй этаж, где располагалась спальня супругов. Там он положил ее на кровать, а Шарль, взбив подушки, устроил ее поудобнее и накрыл шалью. Все еще стояла жара, и в одеяле не было нужды.
Оба еще немного постояли у кровати, глядя на спящую.
— Какая красавица, — вырвалось у Шарля, — жаль, что с ней случилось такое несчастье. Ей нелегко будет забыть об этом.
Мадам Нарго вернулась с врачом, который тотчас осмотрел Тинеллу и оказал ей необходимую помощь. Когда врач вышел из комнаты и девушка снова заснула, Мари, внимательно глядя на нее, тихо произнесла:
— Ничего не бойся, девочка. Здесь тебе ничто не угрожает. Можешь оставаться у нас, сколько хочешь, пока полностью не оправишься от этой ужасной истории.
Врач тем временем спустился на нижний этаж поговорить с мужчинами.
— К счастью, ничего серьезного. Я провел тщательный осмотр и не обнаружил никаких признаков внутреннего кровотечения. Она потеряла немного крови, но скоро поправится. Девочка молодая, сильная. Сейчас ей нужен только полный покой. Через несколько дней она будет совершенно здорова.
— Не беспокойся, Жиль, я присмотрю за ней, — вмешалась Мари. У нее было доброе и чуткое сердце. Она охотно взяла девушку под свою опеку.
Сентябрь 1572 года. Графство Ландеперез
Прошло несколько недель после рокового дня 24 августа. Тинелла постепенно приходила в себя. В обществе супругов Нарго ей было уютно. Мари обращалась с ней как с дочерью. Здоровье девушки быстро шло на поправку, но картины насилия все еще стояли у нее перед глазами. Она знала, что никогда уже не станет такой, как прежде, — душевные раны не затянутся. Наоборот, чем больше усилий она прилагала, чтобы обо всем забыть, тем настойчивее преследовали ее во сне и наяву кошмары той ночи, превращаясь в неотступное наваждение.
Жиль смог побыть с ней всего пару дней. Ему нужно было уладить дела в Париже, прежде чем придет пора возвращаться в полк. Он хотел достойно похоронить мать и привести дом в порядок.
Избиение гугенотов, потрясшее Париж, вместо того чтобы унять народную ярость, продолжилось по всей Франции. Это было сродни чуме. Только в столице насчитывалось более трех тысяч убитых. Если прибавить жертвы в провинции, общее число погибших приближалось к десяти тысячам. Кто мог предугадать, что расправа с предводителями гугенотов, задуманная королевой-матерью, окажется столь грозным оружием, против которого все будут бессильны? Сельская аристократия, которой принадлежали почти все земли в провинциях, не желала отставать от столичных аристократов, нашедших отличный предлог уничтожить исконного врага. Пример оказался заразителен: вскоре в расправах приняло участие мелкопоместное дворянство, а затем и простой народ. В деревнях доносы сделались в порядке вещей, и тем несчастным, кто был оклеветан, редко удавалось спастись. План королевы избавиться от врагов государства и восстановить свое влияние на короля обернулся злой напастью, поразившей всю Францию. Достаточно было заурядной ссоры между соседями, и один тут же объявлял другого протестантом. Того незамедлительно уничтожали. Однако графство Ландеперез чудом избежало этой участи и превратилось в островок мира посреди всеобщего безумия. Старый граф Себастьян твердой рукой управлял своими поместьями и не расположен был допускать на своих землях несправедливость и насилие.
Когда Жиль уехал, чтобы присоединиться к своему полку, Тинелла вручила ему письмо для королевы, в котором кратко описала произошедшее и объяснила причину своего длительного отсутствия, умолчав, однако, о насильниках. Она писала, что подхватила тяжелую лихорадку, и обещала вернуться, как только выздоровеет.
За те несколько дней, что они провели вместе, Жиль показал себя ласковым и чутким товарищем. Он испытывал нежность к этой девушке, но она, в глубине души обвинявшая Франсуа во всех своих несчастьях, не могла видеть в нем больше чем хорошего друга. Тинелла искренне уважала своего спасителя и была ему бесконечно благодарна, но не более того.
Она ни за что не позволила бы ему до себя дотронуться. Сама мысль о чем-либо подобном приводила ее в ужас.
Жиль честно выполнил свое обещание передать письмо королеве. Несмотря на то что в столице все еще было неспокойно, он, не считаясь с риском, отправился в Лувр. Разумеется, лично отдать письмо государыне никто бы ему не позволил, но гвардеец у входа принял у него послание, заверив, что оно сей же час будет передано по назначению. На самом же деле, стоило Жилю повернуться, как письмо было изорвано в клочки.
— Куда катится мир, если всякая деревенщина мнит себя вправе писать лично королеве? — сквозь зубы процедил караульный.
Екатерина Медичи так и не получила весточку от своей камеристки. Многочисленные письма, написанные в последующие недели, тоже не дошли до адресата. Не подозревавшая об этом Тинелла решила, что королева сердится на нее за непослушание и поэтому не отвечает.
Так проходили недели, затем месяцы. Из Лувра не было никаких вестей. Постепенно Тинелла оставила мысль о возвращении на службу. По правде сказать, ей было очень хорошо на новом месте. В лице супругов Нарго она обрела настоящую семью, открыла для себя новые чувства. Ведь она никогда не знала своей матери, не говоря уже об отце, который так и не объявился. Привязанность к ней королевы, отчасти заменившей девочке мать, все же была другого свойства. Как-никак Екатерина Медичи была королевой Франции, а Тинелла — ее служанкой. К тому же государыня всегда была чрезвычайно занята и, как она ни старалась проявлять заботу по отношению к своей подопечной, заменить ей настоящую мать не могла.
