«Опять будет ругаться», – вздохнул Святослав. С сожалением взглянул на быстро удаляющийся печенежский отряд и, описав полукруг, поехал назад.
Ещё более часа длилась битва. Зажатые в Перуново коло печенеги, которые не смогли вырваться, были убиты, ранены либо сдались в полон.
Пройдя ещё скорым маршем вдоль Курянских границ, русская дружина очистила свои земли от остатков захватчиков, отбила награбленное, освободила многих русских пленников. А затем, дав себе два дня на отдых и сборы и оставив на кордонах Сторожевую тьму, двинулась обратно домой, в Киев.
Вместе со всеми возвращалась и Малая Святославова Дружина.
По дороге старые темники вели между собой беседу.
– Видел я в сече нашего княжича, – говорил Веряга, – спокоен был, уверен, замечал, что творится вокруг. Горяч малость, но это по юности, главное – око имеет темницкое, скоро сможет дружину в самостоятельные походы водить. А это – Перунов дар, которому нельзя научиться, как птичьему пению. Через лето, мыслю, будет из Малой Дружины добрая конница!
– Верно речёшь, друже, – отвечал Горицвет, – княжичу нашему по его роду добрым воином и начальником быть дано, какими были отец его, дед и прадед.
– Да благословит его Перун и боги русские на защиту Киева и всей Русской державы! – сказал Притыка. И эти слова из уст обычно немногословного темника прозвучали серьёзно и веско.
В Киеве люди уже знали о сражении с печенегами и кричали «Слава!» не только Старой Дружине, но и юным воинам, которые храбро бились с врагами и имели только пять раненых и ни одного убитого.
Полки проходили мимо высокого теремного крыльца, с которого их приветствовала княгиня Ольга. Рядом с ней княжич разглядел невысокую фигурку Ладомилы.
Увидев мужа, она, не удержавшись, сбежала со ступеней и радостно прильнула к стремени. Святослав легко подхватил её и посадил на лошадь впереди себя.
– Слава великой княгине матери Ольге! – громогласно сотрясали воздух полки.
– Слава княжичу с княжной!
– Слава Перуну!
– Слава воеводе Свенельду с темниками! Павшим в битве с врагом – вечная память…
Лето 6465 (957)Лодии большого русского посольства, готовые к отплытию, покачивались в устье Почайны.
Ольга в окружении родственников, послов и трёх толмачей стояла у борта княжеской лодии, на носу которой была искусно вырезана голова лебедя. Рядом с Ольгой высилась аскетичная и суровая фигура священника в длинном тёмном одеянии. Это был отец Григорий, который разъяснял княгине историю и особенности Христовой веры, учил молитвам и обрядам. Из нескольких предыдущих христианских пресвитеров сей пришёлся Ольге боле всех по сердцу, и она избрала его личным духовником. Теперь же захотела княгиня воочию увидеть Царьград – сердце Византии и оплот христианской веры. Император Константин Седьмой Багрянородный неоднократно передавал ей благие пожелания и приглашения при случае посетить его великую державу. И Ольга решила сим летом отправиться за море вместе с купеческим караваном.
Прозвучала команда старшего лодейщика – и вот уже отвязаны просмоленные пеньковые канаты, а гребцы взялись за вёсла, выводя караван из затона.
Держась одной рукой за резной поручень, княгиня несколько раз махнула провожающим. В ответ с берега раздались дружные возгласы и пожелания счастливого пути.
– Знаешь, Святославушка, я так рада, что ты не едешь с матушкой, а остаёшься дома! – довольно шепнула Ладомила, прижавшись к мужу средь людской толпы.
– Там и без меня сродственников хватает, – тётки, материны свояченицы, Улеб вон. – Святослав кивнул в сторону разодетого в вышитый золотом кафтан двоюродного брата.
Заметив это, Улеб, надутый от важности, показал Святославу язык. Княжич незаметно погрозил ему кулаком.
– Я ежели пойду к грекам, то не с дарами, а с мечом, как отец мой и дед ходили! – блеснув очами, нарочито громко проговорил он, чтобы слышали стоящие неподалеку молодые дружинники.
У борта, прощально подняв руки, стояли Олеша с Журавиным, – они плыли в Царьград, как люди Святослава. Отец Олеши Гордята – коренастый осанистый купец с подстриженными «скобкой» волосами и аккуратной окладистой бородой – был старшим у торговцев. Его лодия – большая и широкобокая – отошла первой, за ней в походный строй стали вытягиваться другие. Отчалил и «Лебедь» княгини. Гружённый провизией и дарами для византийского двора, он тем не менее двигался легко, будто и впрямь имел родство с гордой птицей, несущей клюв впереди над волной. Несколько чернобоких насад, в которых находились вооружённые дружинники, проворно устремились за караваном, чтоб неотступно следовать за ним в качестве охраны.
Святославу невольно вспомнилось теперь уже давнее происшествие с испытанием на Непре, когда они едва не потонули. Он улыбнулся, а потом опять нахмурился.
Меж тем лодии птицами устремились вниз по течению, на мачтах взметнулись паруса, ловя дуновения летнего Стрибога, – на всех полотняные с ликом Хорса, на княжеской – шёлковый с изображением белого лебедя.
Ольга, откинувшись в лёгком походном кресле, думала о своём, скользя вокруг рассеянным взором. Верные гридни из теремной охраны – широкоплечий рассудительный Славомир и его неизменный соратник помладше – высокорослый подвижный юноша Кандыба – стояли поодаль, чтоб не мешать княгине, и смотрели на проплывающие мимо берега, где обработанные поля чередовались с тучными лугами и могучими древними лесами.
– Красива земля наша, слава богам! – прогудел Славомир. – А Непра широкая как разлилась, будто не по воде, а по небу плывём, и такая тишь вокруг, благодать!..
– А может, вон в том лесу печенеги на нас злое замышляют? – по обыкновению, возразил Кандыба, любивший противоречить приятелю.
– Тут они нам не супротивники. Кочевники в степях сильны и быстры, а большой воды боятся. И таких прочных лодий, кроме как у нас, варягов и греков, больше ни у кого не имеется, – степенно толковал Славомир, приглаживая растрёпанные ветром светлые вихры.
– А на порогах? – не унимался Кандыба. – Там они могут нас перенять?
– На порогах не зевай, там и без ворога погибнуть – что рог осушить, чуть оплошал кормщик – и вдребезги! Правда, сейчас поспокойнее будет, не то что ранней весной, когда река разливается и скалы уходят под воду.
Оба помолчали под монотонное шлёпанье воды под бортами.
– Славомир, а ты в Византии бывал уже? – опять спросил Кандыба.
– Бывал. С князем Игорем в воинском походе.
– И Царьград видел? Красота, рекут, неописуемая? Славомир пожал могучими плечами:
– Как тебе сказать… Богатый град, это верно, однако чудной. Другое там всё, чужое. Да что рассказывать, сам увидишь!
Снизу поднялся Фарлаф.
– Идите отдыхать, ночью стражу нести будете, Истр и Свен сменят вас.
Охоронцы спустились вниз и, растянувшись на тюках с пушниной, тут же уснули.
Вскоре по обоим берегам Непры леса всё больше стали чередоваться со степями, а пологие берега превращались в крутые и каменистые, особенно правый. Это значило, что скоро начнутся пороги.
Вот по правую руку показался Рябиновый остров, прозванный так за произрастающее на нём большое число рябиновых деревьев, особенно красивых в пору Великих Овсеней, когда созревают тяжёлые красно-оранжевые гроздья. Но чаще его называли Богомольский. Потому как он был последним большим островом в преддверии порогов, и всякий караван останавливался здесь произвести починку и помолиться богам перед тяжким испытанием. Славянские кумиры соседствовали здесь с небольшой христианской храминой, поставленной ещё во времена князя Аскольда, который крестился в Царьграде с варягами, а затем принялся насильно крестить Русь. А варяги-язычники предпочитали славянского Перуна, называя его Перкуном, и щедро кропили его кровью закланных в жертву коней, быков, а в особых случаях, когда ярилась непогода либо ожидалась схватка с кочевниками на порогах, воинскому богу приносилась человеческая жертва из числа пленных или рабов.
Ольгино посольство тоже причалило к острову. Лодейщики не мешкая принялись ещё раз проверять суда перед опасными порогами, ощупывая руками и оглядывая цепким оком каждую снасть. Княгиня со всей свитой, духовником, крещёными варягами, а также несколькими купцами-христианами направилась помолиться в крохотную церквушку. У врат в смиренных позах её встретили черноризцы, что обитали тут же в вырытых землянках-норах и существовали благодаря подношениям христиан-путешественников. Другая часть посольства и воинов, а также лодейные люди, которых христиане презрительно именовали язычниками, пошли к древнему капищу Перуна, чей строгий лик внимательно взирал на пришедших. Большая плоская гранитная глыба перед кумиром с останками предыдущих жертв, кабаньи, бычьи и бараньи черепа – всё вместе дышало суровостью и силой. После приветствия богу Перуну и прославления его древний камень окропила кровь младого агнца, что принёс в жертву могучему богу старший лодейщик. За ним возложили пожертвования воины и посольский люд: несколько добытых в последней стычке с кочевниками топоров, кинжалов и вражьих шеломов с лисьей опушкой легли к подножию кумира, рядом с воткнутым в сыру землю оружием от прежних жертвоприношений. Некоторое время молча стояли славяне, вслушиваясь в шум ветра и волн, в шелест травы на холме, стараясь услышать ответ могучего бога на их просьбу помочь в трудной и опасной дороге. Когда вернулись к лодиям, христиан ещё не было.
