— Из них получится прекрасная пара, хотя она немного не вышла ростом.
Едва часы пробили полночь, шевалье исчез, ни с кем не попрощавшись. Он был сыт по горло этими любезностями. Окружающие же хотели думать, что это его известная всем «дикость» завладела его чувствами. Будущие «родственники» твердо были уверены, что он снова появится со дня на день, чтобы сделать предложение. Несчастная девица так поверила в это, что говорила только о нем, и с таким пылом, что выдавала себя с головой, но в глубине души ее начало охватывать отчаяние. Несколько раз, отбросив собственную гордость, она под предлогом прогулки на лошади приезжала в Нуайе, но каждый раз чтобы услышать, что шевалье нет дома. А вскоре она с изумлением и негодованием узнала, что в Нуайе вернулась красавица Виктория, «эта иностранка, интриганка, солдатская подстилка и безродное ничтожество»! Ее вроде бы видели на прогулке вместе с шевалье. Они набрались «наглости» вместе появиться в Эрбье и зайти в «Зеленый дуб», «Невеста» сначала была в ярости, а затем впала в крайнее отчаяние и попросила дать ей умереть, отказалась от врача, поскольку жизнь ее потеряла всякий смысл из-за того, что шевалье ее отверг. В самом деле, у нее с шевалье были какие-то общие черты. Они оба были, как он, так и она, в чем-то безумны. Ее брат решил вступиться за честь сестры и примчался в Нуайе. Охваченный яростью, он оттолкнул Десланда и ворвался, как ураган, в гостиную, где шевалье заканчивал обедать в компании мадемуазель Виктории.
— Ты нас обманул, Ландро! — закричал он.
— Ты это о чем?
— Ты обманул нас, сделал из нашей семьи посмешище.
— Когда это?
— Кто увлек мою сестру и затем бросил ее? Несчастная этого не переживет!
— Дорогой мой, мне кажется, что некоторые принимают за действительность свои желания. Я не соблазнял, насколько я знаю, твою сестру.
— Нет, соблазнял! Более того, она влюбилась в тебя!
— Она в этом не одинока.
— Не добавляй к своему обману еще и оскорбления!
— Я терплю твое «тыканье» только потому, что ты принадлежишь к нашему кругу.
— О, нет! Я обращаюсь к тебе на «ты», как я обращался бы к слуге.
— Несчастный, ты где, думаешь, находишься? На сцене? Обесчещенная девица, ее оскорбленный брат… Я где-то видел такой спектакль, это была какая-то слезливая мелодрама.
— Юбер, по крайней мере, ты должен выразить сожаление.
— Чтобы удовлетворить твое петушиное тщеславие? Нет, мне не нравятся ни мелкие шантажисты, ни дурнушки, ищущие состоятельного мужа.
— Юбер, извинись!
— То, что ты хочешь пристроить свою сестру, я понимаю, хотя, видит Бог, это дело потребует сверхчеловеческих усилий, но уволь меня от своего выбора.
— Ты предпочитаешь проституток?
И гость с вызовом посмотрел на Викторию.
Глаза шевалье налились кровью.
— Вон! — заорал он. — Убирайся! Или я разделаюсь с тобой!
Молодой человек в ответ бросил ему в лицо перчатку.
— Ты действительно хочешь драться? Ты хорошо подумал? Ты хочешь, чтобы я спустил с тебя твою гладенькую шкуру?
Виктория попыталась его успокоить:
— Юбер, будьте осторожны. Вспомните дуэль у Тортони! Секундантов нет, как и тогда, это будет не по правилам. Вас опять обвинят в убийстве.
— Пусть это тебя не беспокоит, — заявил спесиво его противник. — Я пришлю тебе своих. Все будет по правилам, и у тебя не будет неприятностей. У тебя даже будет время приласкать свою мадемуазель или исповедаться, на твой выбор.
Виктория схватила Ландро за руки:
— Юбер, я повторяю вам, это ловушка!
— С возрастом ты становишься тяжел на подъем, Ландро! Где знаменитый «Ужас синих», преследователь бонапартистов? — продолжал грубить юный наглец.
Ландро подошел к стене, на которой висела коллекция оружия:
— Сабля или шпага?
— Солдафоны не привыкли к шпаге, я выбираю саблю. Это будет хороший урок для тебя. Я тебя предупреждаю: у меня был великолепный учитель фехтования.
Ландро хотел по традиции поприветствовать противника, но не успел. Клинок уже просвистел около его уха. Дерзкий юнец опять сделал выпад, на этот раз Ландро ловко парировал удар, и через мгновение противник, вскрикнув, схватился за руку, а его сабля перелетела через всю комнату и, ударившись о стену, со звоном упала на пол. Виктория подбежала к ней, прижала к груди сверкающую сталь.
— Юбер, — закричала она. — Вы не можете убить безоружного! Вы не в равном положении.
На несколько мгновений шевалье замер, переводя взгляд с раненого на Викторию и обратно, потом положил саблю на стол и сказал:
— На этот раз убирайся живой, дурак!
— Господин!..
— Да, господин, освободи нас от своего присутствия! Твоя честь спасена, раз я тебе немного пустил кровь. Ты можешь всем показывать свою рану. Короче, твоя сестра отомщена…
Когда они с Викторией остались одни, он сказал:
— Это то, чего не надо никогда делать в жизни. К счастью, вы оказались рядом.
— Я всегда прихожу вовремя, Юбер. Вам придется с этим смириться.
Скрюченные ревматизмом пальцы нежно ласкали листы белой бумаги, немного обтрепавшиеся по краям. Автор знакомых нам мемуаров нашел ее случайно на мельнице в Шаранте, когда путешествовал по югу. Эта мельница, расположенная в Пуймуаене, оседлала небольшую речку с прелестным названием — Светлая вода. Каждый листок этой бумаги вырабатывался вручную. С того времени пожилой господин не признавал никакой другой бумаги. Даже простые письма, немного из тщеславия и, конечно, из любви к старым, хорошо сделанным вещам, он писал на этой бумаге. Вот он обмакнул совершенно новое гусиное перо в чернильницу и написал:
«Брачные планы на шевалье были похоронены, хотя мадемуазель Виктория, после очередной, я не знаю, по какой причине, ссоры, уехала, не пробыв в его доме и трех месяцев. Такой была их странная любовь. Они сходились, расходились, ссорились, мирились, не способные как окончательно разорвать свои отношения, так и оставаться вместе долгое время. И каждый раз, когда мадемуазель Виктория уезжала, шевалье надевал маску то ли высокомерия, то ли равнодушия, никто не знал почему, да и сам он едва ли это знал! Случалось, припозднившись на охоте, мы останавливались у него на ночлег. Он принимал нас гостеприимно, доставал из подвала бутылки с лучшим вином. Но напрасно самые хитрые из нас пытались что-нибудь разузнать, например, спрашивая, нет ли каких-нибудь новостей от мадемуазель Виктории. Он не сердился, но отвечал каждый раз одно и то же: „Довольно! У этой женщины своя голова на плечах. Ни за что на свете она не оставит свое дело без присмотра надолго. Что я могу еще сказать? Меня совсем не интересуют ее дела“».
Когда она жила в Нуайе, а самое длительное пребывание ее не превышало шести месяцев, не считая последнего, самого странного из всех остальных, Виктория прекрасно справлялась с ролью хозяйки дома. Сохраняя некоторую дистанцию или, скорее, сдержанность, она естественно и просто брала в свои руки хозяйство, впрочем, совершенно не выставляя напоказ своего положения. Те, кто продолжал верить во врожденное благородство, считали, что она не могла быть простолюдинкой, что в ее происхождении была какая-то тайна, известная только одному шевалье. И потому они удивлялись, почему он не женится на ней. Кое-кто считал, что она внебрачная дочь знатного вельможи. Конечно, она не могла быть дочерью какого-то мелкого дворянина! Однажды, я при этом присутствовал, завели разговор о «естественных» детях. Шевалье это очень развеселило, и он долго заливался своим «ржанием». «Ах, — восклицал он, — а разве бывают „искусственные“ дети? Да, друзья мои, что касается меня, то я предпочел бы появиться из живота благородной дамы, рискуя совсем не знать отца и его социального положения. Ведь кровь ребенка определяется кровью матери, не так ли?» Все заметили, как вздрогнула Виктория и смешался шевалье, когда он заметил допущенную оплошность.
В отсутствие мадемуазель Виктории хозяйство в доме вела Евгения Десланд. Да, Десланд все-таки женился. Все в доме ели то же, что и шевалье, как было заведено исстари, когда хозяева и слуги жили одной семьей. Теперь эти обычаи позабыты, и можно только об этом пожалеть. Евгения была дочерью богатого фермера, получила кое-какое образование и со своими обязанностями справлялась очень хорошо. Но, по правде сказать, с Ландро это не представляло большой трудности, он не был привередливым и предпочитал количество качеству. Хотя он и имел волчий аппетит и пил соответственно, но не полнел. Наоборот, с возрастом его большое тело только еще больше худело и высыхало. Десланд же располнел, у него появился животик, и весь он округлился и раздался вширь — такова плата за семейный комфорт! Однако он по-прежнему считал своим долгом сопровождать шевалье. Их ночные «забавы» стали менее дерзкими, но не потому, что угас пыл участников, просто сами объекты преследования постарели, да и друзья могли вернуться из своего похода только к утру. К счастью, Тримбаль прекрасно знала дорогу домой, впрочем, как и лошадь Десланда. Обычно у парадного входа, уперев руки в бока, их встречала Евгения. Она не стеснялась в выражениях. Шевалье на это отвечал своим «ржанием», Десланд молча сносил поношения. Мне знакомы эти подробности их повседневной жизни от одного слуги, «перебежавшего» от Ландро ко мне, знатный был болтун!
