— Ах, он-то и есть сотник! — сказал князь Иеремия растерянно. — Пошлите за мальчиком.
— За княжичем! — встрепенулся пан Заец.
— За мальчиком! — топнул ногой князь. — За прорицателем. — Взял пана Заеца под руку: — Прошу вас, сообщи те княгине, а впрочем — я сам.
Вернулся в залу, увидал плачущего сына.
— Вы уже знаете? — спросил он княгиню.
— Нет, — сказала она.
— Стефан Потоцкий разбит. Я прошу вас, княгиня, собраться без промедления в дорогу Вы поедете в Брагин, там будет вам покойно.
— Неужели это… так опасно?
— Это очень опасно, княгиня.
— Когда вы назначаете день отъезда?
— День?! Вы поедете немедленно, — и, чтобы сгладить сухость тона, добавил: — Через час или через полтора часа.
Поклонился и вышел, чтобы не объяснять. Ничего и ни кому не объяснять.
Ровно через час ему доложили:
— Княгиня и князь в карете.
Он вышел проводить их. Поцеловал княгиню, поцеловал Мишеля.
— Князь, я даю вам сотню драгун, будьте вашей матушке надежным защитником.
Мишель посмотрел на строящийся отряд, глаза у него засияли.
— Неужели это так опасно? — опять спросила княгиня.
Гризельда.
— С нашими полководцами беды не оберешься!
— Берегите себя! — она сняла с шеи крестик с алмазами, надела на князя.
— Я клянусь вам, княгиня, навести порядок в стране!
— Дай вам Бог!
К Вишневецкому подошел кто-то из шляхты:
— В Ясногородке и Любартове неспокойно.
Князь Иеремия снова взялся за ручку кареты.
— Князь Михаил, я отменяю свой прежний приказ. Вы получаете в свое командование не сотню, а три сотни драгун.
Карета сорвалась с места, поскакали драгуны, тронулся обоз.
К князю Иеремии подвели мужика.
— Что ему?
— К вашей ясновельможной милости зван, — мужик опустился на колени.
— Кого я звал?
— Это отец ясновидящего! — подсказали князю.
— Я отец Стася, ваша милость.
— А где же сын твой?
— Помер, ваша милость!
— А-а! — сказал князь и, обойдя стороной мужика, ушел в свои покои.
2
Князь Дмитрий сидел в просторной низкой комнатке, дожидаясь, когда его примет великий коронный гетман.
Из-за размолвки со своим опекуном Дмитрий Вишневецкий прибыл в ставку без обещанной князем Иеремией сотни. Завидуя Чарнецкому, Сапеге, Сенявскому, молодому Калиновскому, которые отправились на Хмельницкого во главе прекрасных отрядов, и уж конечно, Стефану Потоцкому, князь Дмитрий посчитал для себя невозможным влиться в пеструю толпу шляхетского ополчения и остался в ставке.
— Не советую вам сегодня говорить с его милостью гетманом, — сказал князю Дмитрию пан Чаплинский, занимавшийся какими-то бумагами за столом у окна. — Его милость сердит на сына своего. Военное дело требует порядка. Разбил бунтаря — сообщи. Улизнул бунтарь — тоже сообщи. А так разве можно? Ни одного гонца не прислал!
— Охота началась, — откликнулся пану Чаплинскому пан Комаровский. — Люди там все молодые, дело сделали и — загулялись.
Князю Дмитрию стало не по себе. Вместо того чтобы быть среди упоенных победой сверстников, обивает он пороги гетманской канцелярии, слушает сплетни, пошлости.
— Узнайте, примет ли меня коронный сегодня? — попросил Вишневецкий человека при дверях гетманского кабинета.
Человек этот появился у гетмана недавно, но уже все знали, что он Самойло Зарудный, и всячески перед ним заискивали. Был Самойло важен, грузен, лицо имел непроницаемое, умное, на любую шишку глядел свысока и пропускал к гетману не по чинам, но по делам. Потоцкий души в нем не чаял.
— Ждите, ваша милость, — сказал Вишневецкому Самойло. — Ясновельможный пан большие дела переделает, тогда уж и ваш черед.
Князь Дмитрий вспыхнул, но что-либо сказать в свою защиту не нашелся. Он было встал, чтобы уйти, но в это время входная дверь тяжело и медленно отворилась, и, пошатнувшись на пороге, в комнату вошел, черный от грязи и запекшейся крови, драгун.
— Гетмана! — прохрипел он.
У самой двери его качнуло, и князь Дмитрий успел подхватить падающего. Самойло Зарудный проворно отворил дверь, и они оба, гонец и князь, оказались в кабинете Николая Потоцкого.
Потоцкий подписывал какой-то документ. Он поднял глаза на шум, и перо выпало из его руки.
— Убит? — спросил он ровным деловым голосом.
— Ранен, — прохрипел драгун. — Твой сын, ваша милость, ранен. Тяжело. Мы разбиты. Все в плену.
Драгун захрипел и стал оседать.
— Положите его! — приказал гетман.
Драгуна уложили на пол, дали ему вина.
— Сколько у Хмельницкого войска? — закричал гетман, наклоняясь над раненым.
— Реестровые изменили, — прохрипел драгун. — Мы ждали помощи. Но пришли татары…
— Татары! — вскричал Потоцкий. — Говори! Какие татары?!
— Татары! Много! — драгун посмотрел на гетмана широко открытыми глазами и потерял сознание.
— Лекаря… Лекаря! — закричал гетман, становясь на колени перед раненым. — Какие татары? Кто пришел? Хан? — Посмотрел на Вишневецкого: — Скачите к Калиновскому в Корсунь… Нет, стойте! К пану Черняховскому, в Канев. Пусть идет в Корсунь на соединение с польным гетманом. Мы выступаем туда же. Тотчас!
Князь Дмитрий выскочил из кабинета.
— Вот и назначение! — сказал он вслух, натягивая перчатку на дрожащую руку.
Уже в седле вспомнил дрожащую свою руку. Дрожала оттого, что устал держать тяжелое тело драгуна.
«Все в плену, — стоял в ушах хрип раненого. — Значит, я тоже был бы в плену? Я завидовал тем, кто теперь убит или в плену у казацкого бунтаря».
3
Отряд Потоцкого покинул Чигирин в единочасье. В городе остался пан Чаплинский с двумя сотнями жолнеров, которым приказано было спалить Чигирин дотла.
Пан Чаплинский никак не мог понять страха, охватившего коронного гетмана.
— Со стариками горе! — говорил пан подстароста зятю и помощнику своему по службе пану Комаровскому. — Хмель на Желтых Водах, ему до Чигирина идти и идти, а гетман пустился наутек… Выпроваживай скорее шляхетские семейства — и займемся делом. Такой случай раз в жизни выпадает.
Комаровский смотрел на Чаплинского, не понимая, о чем это он.
Пан Чаплинский засмеялся и приказал джурам подогнать к дому двадцать пустых телег.
— Забирай все! — говорил он пани Хелене. — Мы не такие богачи, чтобы разбрасывать вещи, нажитые в трудах.
Вместе с жолнерами подстароста обшарил брошенные польскими семьями дома, прихватывая все, что поценнее. Грабеж перекинулся, как пожар, на казачьи дома. Загремели выстрелы. Казаки пытались дать мародерам отпор.
— Сжечь! Все сжечь! — приказал подстароста, но тут прискакал пан Комаровский.
— Чигиринские хлопы собрались возле церкви. Их много, они вооружены. Надо уходить.
Пан Чаплинский посмотрел на свой дом, окинул взглядом город.
— Жалко жечь. Да и чего ради? Через неделю-другую, когда его милость гетман придет в себя, мы сюда вернемся…
— Пан Чаплинский! — У Комаровского от ярости свело скулы. — Казаки не дадут нам ни одного дома поджечь. Уходить надо. Бежать!
— Прикажите поджечь стога сена! Потоцкий хочет пожарища. Так давай хоть надымим.
Тяжелогруженый обоз с каретой для пани Хелены выкатил на Черкасский тракт.
Пан Чаплинский дал повод своей лошади жолнеру, а сам сел в карету жены.
— Ну вот, — сказал он радостно и облегченно, как после важного и небезопасного предприятия.
Потрогал руками тюки с материями, повозился в корзине с серебряной посудой.
Пани Хелена, задавленная ворохом вещей, сидела молча, без страха в лице. Она посмотрела на мужа с любопытством, не осуждая его.
— Это все наше! — сказал он ей. — Твое!
Она опять посмотрела на пана Чаплинского очень серьезно, очень внимательно и совершенно равнодушно.
— Пусть тебя не пугает весь этот переполох, — сказал пан Чаплинский. — Нам он определенно выгоден.
— Казаки! — раздался тревожный крик.
Пан Чаплинский выглянул из кареты:
— Где казаки?
— Впереди.
Чаплинский поймал ногой стремя, прыгнул в седло.
Дальнейшее произошло быстро и просто. Казачее войско, загораживая дорогу, развертывалось по-татарски, полумесяцем, чтобы окружить отряд и обоз.
— К балке! — крикнул пан Комаровский и помчался, уводя жолнеров на другую сторону лесистого глубокого оврага.
Пан Чаплинский беспомощно повернулся к своему обозу и, нахлестывая плетью коня, пустился догонять жолнеров.
— А вот и невеста с приданым! — Хохоча во всю глотку, казак стоял у распахнутой дверцы кареты. — Иди ко мне, моя краля!
— Я замужем, — сказала пани Хелена.
— Хлопцы, вы слыхали? Она замужем!
