Бранибор выжил после взрыва Белой Вежи. Перуница спасла его, подобрав так же как и Вершко, а затем отвезла к отцу Буривою, и тот упорно лечил сына, не жалея усердия. Наверно никому другому, кроме Бранибора, так выбраться из-за края было бы не по силам. Три месяца богатырь пролежал без памяти, три месяца после ещё он не вставал со своего печального ложа. Выполнил обещание, дождался возвращения Святояра из Милана. Стал у Бранибора волос из тёмного, как кора дуба, светлым, как пшеница. Стал у него голос тихим и слабым. И так был неразговорчив, а теперь и вовсе стал молчалив. Стали глаза из тёмно-синих светлыми серо-голубыми. Стал сам Бранибор сухощав и жилист, не таков, как раньше был богатырь. Болезный. Не воин стал и не работник. Будто вторую жизнь дал ему для чего-то Род, да и вовсе, будто другой человек. Стал Бранибор понимать язык зверей и птиц, стал видеть будущее. Взор стал, будто из-за кромки, из-за грани жизни и смерти. Долго не понимали, что же делать… А он однажды собрал котомку, поклонился родным и ушёл жить к волхвам в леса…
После гибели Белой Вежи как ближайшая крепость усилилось Берестье. Вершко нанимался туда учить новых дружинников военному делу. Особенно прославился гарнизон стрельбой из лука. Снаряженный стрелой лук стал гербом крепости и города. Вершко прожил долгую жизнь, до ста трёх лет. Любил жену. Вырастил детей и внуков, не только своих, а и Браниборовых. Охотничал. Скудельничал. Гончарным и печным делом зарабатывал медяки. Играл в шахматы с сыном. Ещё не раз он участвовал в вооружённых делах, но и не разбойничал в простом понимании и к чужим князьям на службу не ходил. У него дела были особые. Он спасал добрых людей и священные реликвии. Иногда кто-то приходил к нему вечерами, и Вершко уезжал из дома на недельку — другую, а то и дольше. Возвращался такой же спокойный, как всегда. Поскольку дела эти всегда были тайной, почти никто и ничего о них толком рассказать не мог. Когда ему исполнилось пятьдесят лет, он купил холсты и краски и нарисовал себе по памяти портреты своих друзей, какими они были в его молодости. Рисовал и думал, что кисть художника сильно напоминает меч воина. Какую правду нарисуешь — так и будет. Картины висели в его доме, и он рассказывал о своих друзьях, об истории Деречина и Белой Вежи своим.
А Срыйдовга отвезли на старинное капище в глубине Беловежской пущи. Сложили костёр в человечий рост. Собрались ученики волхва и простой народ. И когда огонь пылал горой и душа волхва уходила вверх — тучи снова разошлись окном, чтобы не мешать его душе, просинело небо и громыхнул вдалеке прощальный Перунов раскат.
За тысячу лет корень слова «литва», означавший Родина, место проживания, родные места, народ здесь живущий, менялся и кочевал из одних слов в другие. Был и в «посполитье» при казаках — простолюдьем, и в названии всенародной монархической республики Речи Посполитой и в названии Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского. И постепенно корень сошёл с языка, спрятался из частого употребления, оставшись в названиях нескольких селений Литва в Беларуси, фамилиях Литвиных, Литвиновых и других похожих, в названии косы литовки, и в названии прибалтийского государства (по-старому аукшайтско-жемойтского) — Литва.
Беловежское княжество пало в годину, когда рухнула и большая часть прежнего мира. Поменялись королевства и правители, начались новые походы и новые дела. Рюриковичи через наместника стали править этими землями. Затем Болеслав король польский совершал сюда походы, затем снова забирали себе эти земли киевляне. Затем недолго тут было княжество Берестейское. На протяжении веков за эти земли боролись русские и поляки, и многие другие ходили войной через эту землю. И земли эти переходили из рук в руки по много раз. Для белорусов просто остаться в живых, не уронив чести, несмотря ни на власть, ни на правительство, ни на общественный строй, несмотря ни на что, требовало и мужества и присутствия духа. И Белая Земля осталась — земля трудолюбивых и крепких людей, терпеливых, умных, неунывающих, мирных, но умеющих постоять и за себя, и за Родину. Белая Русь жива. Я вижу её в белом и красном цветах её флага. В зелени её лесов и пущ. В беленьком мелком песке под ногами. Я вижу её в глазах моих родных, в серых с небесной синевой глазах белорусов.
Белая Вежа была совершенно разрушена. Как место массовой гибели людей и погоревшего на поприща вокруг леса, сии места почитались гиблыми многие десятки лет и избегались для поселения. Но память о Белой Веже вошла в плоть и кровь, в душу местного народа. Белая Вежа осталась в памяти людской невзятой крепостью, непобеждённой твердыней. И пуща называется Беловежской по сей день. А на гербах некоторых окрестных городов можно увидеть ещё и поныне красный щит, а на нём белую башню — знак доблести, твёрдости и верности князя Любомира и его ближней дружины.
Уже той зимой 6574 (1066 года), на зимний солнцеворот, Изяслав князь Киевский занял с войсками Менск, подданный Всеслава князя Полоцкого, учинив там немалое кровопролитие среди мирных жителей. А следующей весной 6575, в марте, Всеслав пришёл туда же со своим войском. Стояли неделю друг против друга через реку Немигу.
Первым решился Всеслав, перейдя реку, напал на Ярославичей. Состоялась самая трагичная, кровопролитнейшая, братоубийственная битва того времени — битва на Немиге, в которой погиб цвет русского воинства. Неизвестный автор «Слова о полку Игореве» написал об этом: «…на Немиге снопы стелют из голов, бьют цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу из тела славных сынов русичей…»
Герои нашего повествования по разным причинам участия в этом не принимали.
Любомир под простым именем «капитан Стриж» ходил по морям и странам на кораблях. В его команде неизменно служили два друга: один небольшой, быстрый и рассудительный, другой — могучий и жизнерадостный, — Горобей и Брыва. Много славного и интересного случилось ещё в жизни Любомира. Детьми он породнился с ятвяжским князем Гуртом. То ли здоровье оказалось подорвано пленом, то ли просто сильно замёрз в осенние шторма, в сорок три лета от роду, промучившись две седмицы в лихорадке, он умер в море уже в виду берега. А похоронили его в литовских землях.
Уже через сто семьдесят лет в 1236 году н. э. потомок Любомира в пятом колене Мендовг заявил права на великое княжение. В первую очередь он присоединил к своим землям земли Белой Руси. По имени его внука Гедимина стали называть династию великих князей литовских и русских. Ещё позже Витовт Гедиминович создал крупнейшее государство восточных славян того времени, просуществовавшее ещё триста лет — Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское.
Святояр вернулся из Милана и через год женился на Светлооке. Это была отдельная интересная история. Они поселились в Городно и нарожали семерых детей: четырёх мальчиков и трёх девочек. Их внуки и правнуки владели небольшими землями по Неману.
К Святояру в гости не раз приезжали Янка с Милавицей. А жить они остановились в городе Королевице. Легенда о Бременских музыкантах и о любви Янки и Милавицы жива и поныне. Срипка, придуманная цыганом Нику, покорила весь мир.
В лете 1410 от Р.Х. потомок Святояра в десятом колене мелкопоместный боярин Буривой Буслевич со своим небольшим отрядом в тридцать всадников отправился для соединения с Гродненским Стягом войска князя Александра (Витовта), чтобы участвовать в решительной битве с Тевтонским Орденом. В пути он встретил передовой отряд тевтонцев — конную сотню. Во главе тевтонцев находился рыцарь Фрейгерд Коммин — теперь уже свояк Буривоя, женатый на дочери сестры жены его старшего брата. Два отряда встали супротив. Командиры подъехали друг к другу.
Фрейгерд: Добрый день, гэрр командор, куда Вы направляетесь?
Буривой: Пусть он будет добрый, Фрейгерд. Я еду по делам.
Фрейгерд: Не направляетесь ли Вы к князю Александру?
Буривой: Именно так!
Фрейгерд: Я надеюсь, что Вы не будете участвовать в военных действиях против Ордена…
Буривой: … А почему бы мне не участвовать в них? Разве я похож на труса или предателя?
Фрейгерд, младший по возрасту, снял шлем и, действительно, скорбя в сердце, сказал:
— Гэрр командор, прескорбно видеть в Вас неприятеля. Но я хочу блага для Вас. Со всей искренностью и уважением прошу Вас сдаться мне, как представителю Ордена Господа нашего, и не устраивать бессмысленного кровопролития.
— Хоть ты мне и свояк, Фрейгерд, и я тебя люблю как смелого рыцаря, должен тебе отказать. Ибо бессмысленного кровопролития не бывает. Ты плохо представляешь моё благо. Моё первейшее благо — в защите Родины. На кону не только венец Витовта, а и всё, что я люблю. Ты не заметил, как твой Орден хочет прибрать к рукам всю мою жизнь? Мой уклад, мои святыни, моё право вершить свою судьбу самому. Кто тебя заставляет браться за меч против меня, Фрейгерд? Говори!
