Каждый раз, когда под акротерием[142] скрипел ролик и носилки раскачивались, со стороны лежащего тела доносился стон. В верхнем окне три женщины вместе тянули за веревку, поднимая израненного человека; но малейший толчок вырывал из его груди крик боли. Сначала, до того как носилки привязали к лебедке, которую каменщики не успели демонтировать, он еще шевелился и протягивал руки к Царице, которая выглядывала из окна, и умолял:
– Позволь мне умереть рядом с тобой…
«Умереть вместе», «умереть с» – он использовал именно эту фразу, глагол с корнем того существительного, которым они оба назвали свое последнее общество: лучше, чем «Товарищи смерти», были только «Товарищи по совместной смерти». Помимо трех из них – Клеопатры, старого Канидия и Филострата по прозвищу Мудрец, – все уже выполнили эту программу. Исправно…
– Откройте! – взывали солдаты, принесшие императора к Мавзолею. – Женщины, сжальтесь: он не может умереть, кровотечение прекратилось. Октавиан казнит его! – И стучали в бронзовую дверь.
– Нет, – ответила Царица, – я не открою.
Она больше никому не доверяла; в благородном жесте этих мужчин, принесших ей умирающего мужа, она чуяла подвох: почему они не покончили с умирающим генералом, как полагается поступать с настоящим солдатом? Она опасалась предательства, прекрасно зная, что Октавиан хочет заполучить ее живой, а вместе с ней – и сокровища Египта. Но в конце концов она спустила носилки…
Умирающий больше не шевелился, его хрип заглушался криками небольшой толпы, которая подбадривала женщин не сдаваться или поднимать осторожнее, как только казалось, что они вот-вот его уронят. Когда тело находилось достаточно высоко над стоявшими внизу людьми, они заметили, что ткань носилок стала красной: раненый снова начал истекать кровью. Автократору Востока нужен пурпурный покров, потомка Геркулеса и друга Цезаря следовало завернуть в ярко-красную ткань… Но Царица величала его совсем другими титулами, когда в какое-то мгновение ролики прекращали скрипеть и она могла выкрикнуть сверху:
– Мой супруг, мой император, мой господин, – говорила она.
И только потому, что Клеопатра произносила эти слова из счастливого прошлого, их секретные слова, он был до сих пор жив – несмотря на разрезанный живот, сильное кровотечение, пронизывающую боль, мучащую его жажду и этот жуткий запах жабы… И когда женщины наконец отвязали его и затащили через окно в ее комнату, он потерял сознание.
Стоявшая внизу Селена поняла, что этот небольшой окровавленный комок – ее отец, когда-то всемогущий. И что загнанная в тупик мать не сможет спасти своих детей. Отец и мать вместе в белой башне. Они там соединились. А дети остались снаружи, покинутые, брошенные на растерзание врагу. Она крепко сжала пальцы старшего брата.
Она решила спрятать Антилла в подземелье Цезариона:
– Этот потайной ход ведет к истоку Нила, к месту, о котором никто не знает. Там нет солдат.
– Не оставляй меня одного, Селена, пойдем со мной…
– Я не могу. Я нужна Птолемею. В конце подземелья ты найдешь Цезариона. Я догоню вас, как только смогу.
Но для того чтобы поднять плиту, им требовалась помощь; Антилл решил поставить в известность своего прецептора Теодора, раз уж появилась такая возможность. Теодор? Селена лучше бы попросила совета у Диотелеса или Николая. Но Диотелес улетучился (на страусе или на розовом фламинго?), а Николай выздоровел настолько, что вернулся – пешком! – в лагерь Октавиана: по всей видимости, Ирод предложил ему стать прецептором своих детей. Воспользовавшись случаем, философ подарил победителю Антония только что сочиненную оду. Обладая подобными качествами, этот парень далеко пойдет, намного дальше Иудеи!
Действительно, две тысячи лет спустя мы можем встретить имя Николая Дамасского во всех энциклопедиях: придворный Ирода, у которого он впоследствии станет послом, и приближенный Октавиана Августа, чью биографию он написал первым, Николай стал обвинителем покойного Антония и в своей «Универсальной истории» обличал его политические преступления и воспевал доблестных захватчиков… Однако не должны ли мы признать заслугу прецептора, перешедшего на сторону врага, в том, что он не подумал предварительно убить доверенных ему принцев?
Вот Теодор не был столь совестливым и предал своего ученика. Он сообщил римлянам о плане двоих детей, организовал их преследование и смертную казнь. Это было до того, как в Мавзолее услышали погребальные причитания женщин? До или после похорон Антония? До или после похищения Иотапы? До или после смерти Царицы? До или после казни Цезариона? Бедствия происходили с такой скоростью, что перемешались в воспоминаниях Селены. Беспорядочно возникавшие картинки не имели никакой последовательности. Когда ее охватывали эти воспоминания, следовавшие друг за другом трагические события накладывались: она находилась на одинаковом расстоянии от каждой катастрофы, все беды были одинаково близки, и несчастья сформировали вокруг нее идеальный круг, который ей никогда не разорвать.
Позднее она узнает, что прошло три недели между предательством флота и последним трагическим событием – тем случаем с красным солдатом с кинжалом, который выдернет выживших детей из их последнего укрытия… Так когда же произошло убийство Антилла?
Наверняка еще в то время, когда дети могли свободно передвигаться по Царскому кварталу. То есть в самом начале. Но все же во «внутренних» дворцах уже должны были находиться солдаты противника, патрули, отряды. Это было следствием того, что шпионам Октавиана удалось пробраться за крепостные стены. И после того как оба его соратника – Прокулей, зять Мецената, и Галл, главнокомандующий ливийскими легионами, – хитростью ворвались в Мавзолей и захватили Царицу… Впрочем, неважно, какого числа казнили Антилла: для Селены это событие навсегда осталось незабываемым.
Каждое утро, просыпаясь обессиленной, она снова и снова вспоминала ту резню: в момент, когда они с братом подошли к входу в подземелье и приблизились к плите, которую нужно было поднять, из-за храма Цезаря вдруг появилась небольшая группа легионеров, и вел их Теодор! Антилл сразу же все понял и попытался удрать: подобрал тогу и побежал в розовый сад; группа наемных ливийских солдат – тех самых, которые еще вчера охраняли его отца, – преградила ему путь; подросток нырнул в кустарник, выбежал к подножию ступенек храма, взобрался наверх, но обнаружил, что дверь заперта; тогда он залез на огромную статую Цезаря, подтянулся на его коленях и ухватился за плечи бога:
– Сжальтесь! Ради божественного Юлия, сжальтесь! Я не хочу умирать!
– Будь благоразумным, – ответил центурион. – Докажи нам, что ты взрослый парень, раз носишь мужскую тогу: спускайся и вытяни шею.
– Я молю о защите бога Цезаря! О защите его сына Октавиана, вашего генерала! Ради всех святых, я умоляю вас! Теодор, Теодор, умоляю тебя…
– Вот невоспитанный юноша, – раздраженно проговорил центурион и дал своим людям команду снять мальчика с его насеста. Заметил ли он, что к ним подошла маленькая девочка десяти лет, которая смотрела на них так напряженно, что у нее заболели глаза?
Антилл же ее заметил.
– Селена! – закричал он по-гречески. – Спаси меня! Отдай им свои драгоценности! Селена…
Солдаты сорвали с него тогу и дернули за тунику, но им не удалось оторвать Антилла от статуи; тогда один легионер концом меча проворно резнул ему под коленками. Мальчик упал, скатился по ступенькам, и мужчины взяли его под мышками и потащили вниз. Он скулил, как щенок. Быстрым движением центурион схватил его за волосы… Что было дальше, Селена не помнила: между ней и убийством всегда будет стоять защитный экран строк из «Гекубы», которые описывают казнь греками самой молодой троянской принцессы: «кровь струится из ее покрытого золотом горла в источник черного сияния».
После того как Антиллу перерезали горло (они не могли сразу отрубить ему голову, потому что он яростно отбивался) и центуриону наконец удалось отделить голову от неподвижного тела, заметила ли она Теодора, рывшегося в крови в поисках колье своего ученика? И она ли раскрыла это воровство? Селена не знала этого, не знала, она помнила лишь то, что Теодор был распят на дворцовых воротах: Октавиан приветствовал донос, но не поощрял расхищение.
Все смешалось. Смерть Антилла и смерть Цезариона. Одного за другим их пожирало подземелье и вело прямо в Аид. Пересекая колоннаду, где теперь располагались легионеры галльской армии, занятые разделкой и жаркой дворцовых котов, она, как ей показалось, увидела Родона; человек стоял рядом, у огня, и сразу отвернулся, заметив ее, но все же на мгновение их взгляды встретились, и она убедилась, что это был он…
– Родон? Не может этого быть! – заявила Сиприс. – Он сопровождает нашего фараона. Если ты увидела его, то и твой брат должен быть здесь! Невозможно.
