— Тихо, — шикнул он. — Пускай вначале скучатся.
Француз секунду метался между порывом атаковать и здравостью совета и все-таки склонился к последнему, кивком выказав согласие.
Суть о происшедшем с лазутчиком доходила до все большего числа турок. Поднялся возмущенный гомон; солдаты самовольно покидали строй и скапливались вокруг своего офицера, скорбно застывшего над трупом. Томас чувствовал, как все растет напряжение среди тех, кто стоит сейчас рядом, и там, в укрытии из камней и кустарника.
— Еще, еще чуть-чуть, — приговаривал он, видя, как колонна врага все больше превращается в обыкновенное сборище.
— Пли! — проорал вдруг голос откуда-то слева.
Голова Томаса дернулась в направлении некстати грянувшего приказа, но попытка его отменить была заранее обречена.
Жарко зашипел порох на пороховых полках, и аркебузы с оглушительным грохотом исплюнули огонь в клубах сизого дыма. Турки ошеломленно обернулись на крик и сбились в толчею, по которой сейчас кучно ударили тяжелые пули.
— Вперед! — рявкнул ла Ривьер.
Томас, Ричард и остальные оруженосцы дружно повскакивали в седла, выхватили мечи и пришпорили коней, вырываясь из укрытия. Было видно, как с левого фланга поспешает впереди своих рыцарей Гарштайнер, хлопая плашмя мечом по боку своего коня. При этом баварец что-то бессвязно орал (теперь понятно, кто подал команду стрелять). Цепь пехотинцев между флангами опустила аркебузы и, выхватив оружие, кинулась на врага, все еще ошеломленного внезапностью нападения. Едва пехота ступила на дорогу, как с обеих сторон на сарацин напустились всадники. Крепко держа левой рукой поводья, правой Томас, свесившись с седла, резкими взмахами прицельно сек неприятеля. В толпе царила паника — мелькали искаженные ужасом лица, взлетали взлохмаченные клочья одежд. При виде закованных в сталь латников те из врагов, что с краю толпы, попытались дать деру. Одни карабкались через стенку, другие теснились в глубь сборища, лишь усугубляя этим неразбериху. Но были и такие, кто встретил натиск по-военному: поднял щиты, изготовился к обороне.
Вот Томас, направив коня, сшиб на обочину близстоящего турка и с хрустом прорубил ему наискось плечо; выдернул клинок и смахнул голову еще одному: тюрбан отдельно, туловище отдельно. Вокруг звенела сталь, пронзительно ржали лошади, вопили люди — одни нанося удары, другие погибая под ними. Вон Ричард погоняет со стиснутыми зубами коня в гущу сарацин и рубит, рубит сплеча направо и налево, так что кровь взлетает багряными струями и кропит конские бока, а заодно с ними и надраенный нагрудник.
Заметив краем глаза движение, Томас ловким взмахом отразил направленный в плечо косой удар ятагана. Со звонким скрипом стукнули друг о друга клинки, до самого плеча пронзила руку тугая сила удара. С силой отмахнув ятаган, Томас остановил взгляд на высоком широкогрудом воине в кольчуге и конусовидном шлеме. Темные глаза по обе стороны затейливого наносника полыхали яростью, свирепо скалились безупречные зубы. С досадливым рыком он отвел отбитый клинок и замахнулся снова, пытаясь все-таки сразить вражеского латника. Томас, привстав в стременах, рубанул что есть силы, стремясь дотянуться воину до горла. Кончик меча ткнул под бородой, в зазор поверх кольчуги, прорвав мягкую ткань и кровеносные сосуды, и сквозь шейные мышцы уперся в хрящ. Турок потрясенно выкатил глаза, губы скривились в гримасе. Стоило Томасу выдернуть меч, как из раны, жарко пульсируя, хлестнула кровь. Выронив ятаган, воин схватился рукой за горло, тщетно пытаясь остановить кровоток. Тут его смели товарищи, рвущиеся сквозь сумятицу прочь от смертоносных рыцарей.
Несмотря на численное меньшинство нападающих, внезапность и жесткость броска ошеломили турок, не оставив от их недавней спеси камня на камне. Теперь они, как могли, уносили ноги — кто перебравшись через стенку, кто в отчаянной попытке прорваться через рыцарей и унестись по дороге, неважно, в какую сторону. Значительное количество сарацин раскинулось на изрытой земле, и кровь их стекала в пыль. Из людей ла Ривьера пострадал только один: ему досталось протазаном в бедро, и он, припадая на ногу, выбрался через провал, притискивая руку к окровавленному гамбизону.
Османский офицер с горсткой сохранивших присутствие духа солдат по-прежнему готов был отражать натиск.
— Взять его! — распорядился Томас, указывая мечом. — Берем и уходим!
Ричард, пришпорив коня, отреагировал первым. На скаку он пригнулся вперед, отводя клинок для удара. Впереди своего командира выступили несколько вражеских пехотинцев, готовых отдать за него жизнь. Ричард протаранил их конем: двое отлетели в стороны, третий лишился руки с саблей, а следом получил смертельный укол в шею.
На своем коне вперед протолкнулся Томас, очутившись с офицером лицом к лицу.
— Бросай оружие или умрешь! — крикнул он.
Неизвестно, понимал ли турок по-французски, но, тем не менее, на призыв отреагировал: презрительно плюнул и дал своей лошади шпоры, устремляясь прямиком на рыцаря. Турецкий скакун оказался легче строевого коня Томаса: когда они столкнулись грудь о грудь, тот не подался ни на шаг. Ятаган османа радужной дугой мелькнул в воздухе, но отскочил от наплечника. Махнул клинком и Томас, но офицер его парировал. Их кони разъехались, но оба развернули их, продолжая поединок. Турок оказался проворнее и сделал замах, целя рыцарю в голову. Времени блокировать удар не было, оставалось единственно уклониться, причем рывком. Вражеский клинок просвистел по воздуху, и Томас, крякнув от усилия, распрямился. С противоположной стороны к турку подбирался Ричард.
— Не мешай! — предостерегающе крикнул Томас. — Он мой!
Ричард, помедлив в растерянности, натянул поводья, на что его конь, вздыбившись на скаку, рассерженно заржал. Томас едва успел вскинуть клинок — настолько быстро последовал следующий удар, в этот раз нацеленный на шлем. Удар пришелся возле рукояти меча, за что противник поплатился: рыцарь, надавив, удерживал теперь ятаган силой запястья. Крутнув резким нажимом руку, он заставил противника выронить оружие, после чего, подогнав своего коня вплотную, приставил меч офицеру к глотке:
— Сдавайся!
Тот в ответ зловеще сверкнул глазами (мелькнула мысль, не придется ли его прикончить), но вот плечи гордеца поникли, а голова потупилась в знак покорности.
— Ричард, займись им, — буднично сказал Томас. — Он нужен нам для допроса. Попытается сбежать — карай.
Эсквайр кивнул и приказал солдатам ла Ривьера связать офицеру руки за спиной; сам он в это время держал меч осману возле лица. Выпрямившись в седле, Томас оглядел местность. Отряд врага был истреблен примерно на треть; жалобно стонали на земле раненые, которых сейчас добивали итальянские наемники. Уцелевшие рассеялись по окрестным полям, где их сейчас увлеченно преследовали и срубали ла Ривьер и бо́льшая часть оруженосцев.
— Вот дурачье, совсем потеряли голову, — пробурчал Томас, сердито вгоняя в ножны меч.
Внезапно с восточной стороны донесся хриплый зов рога: в сторону дороги направлялся отряд в три десятка всадников. Обернувшись на звук, те из рыцарей и оруженосцев, что поумнее, смекнули, что враг думает отсечь их от Биргу. Бросив преследование, они тотчас разворачивали коней и неслись во весь опор к дороге. При этом ла Ривьер и двое оруженосцев, оторвавшиеся дальше прочих, заметили опасность слишком поздно. Но рисковать из-за них всем отрядом было недопустимо. Томас, сложив ладони рупором, прокричал:
— Отходим к Биргу! Все! Сейчас же!
Приказ был тут же выполнен: наемники и конные без промедления начали отступать, умело используя для этого изломы местности. Томас обернулся к Ричарду, караулившему связанного офицера.
— Чего ждешь? Отправляйся быстрее. Глаз с него не спускай.
— А вы?
— Я нагоню. Пошел!
Ричард, неохотно кивнув, сунул в ножны меч и, взяв за поводья османского коня, повел его в сторону Биргу. Следом потянулись и остальные всадники. Томас задержался, в волнении наблюдая, как ла Ривьер со своими оруженосцами, безнадежно отрезанные, взъехали на небольшой подъем и там бесстрашно ждали приближения неприятельской конницы. Краешек солнечного диска уже поднялся над горизонтом, брызнув красноватыми лучами на блестящие доспехи и оружие турок, когда те сомкнулись вокруг христиан. Последнее, что Томас различил на месте неравной схватки шевалье, это взвихрение пыли, багряное под утренним светом.
С тяжелым чувством Томас повернул коня и, дав ему шпоры, полетел нагонять своих.
— Тридцать пять тысяч, говорите?
Выслушивая доклад полковника Маса о проведенном допросе, ла Валетт размеренно поглаживал бороду.
Великий магистр в окружении офицеров стоял на бастионе, отведенном под защиту рыцарей-кастильцев — один из сильнейших оплотов во всей линии обороны Биргу. Сюда же под утро был вызван и Томас.
