С тяжелым чувством Томас повернул коня и, дав ему шпоры, полетел нагонять своих.
— Тридцать пять тысяч, говорите?
Выслушивая доклад полковника Маса о проведенном допросе, ла Валетт размеренно поглаживал бороду.
Великий магистр в окружении офицеров стоял на бастионе, отведенном под защиту рыцарей-кастильцев — один из сильнейших оплотов во всей линии обороны Биргу. Сюда же под утро был вызван и Томас.
За ночь османы широкой дугой расположились вокруг Биргу и Сенглеа. О продвижении свидетельствовали бесчисленные точки факелов, мерцающие по всей округе, и горловые призывы приказов, возносящиеся в темноте. Рассвет показал, что враг подтянулся к самой зоне досягаемости крепостных пушек, расположенных по периметру стен.
Стоило румяному утреннему свету растечься по острову, как враг всем своим скопищем опустился на колени под заунывный напев муэдзинов, и несметный молитвенный хор явственно донесся до слуха тех, кто наблюдал за всем этим с высоты стен и бастионов, защищающих оба мыса.
Гипнотизирующий вид тысяч согбенных спин, напоминающий издали чешуйки крыл какой-нибудь невиданной бабочки, невольно отбивал у защитников охоту разговаривать; они лишь завороженно, даже, можно сказать, с благоговейным трепетом взирали на этот цветистый восточный ковер, густыми рядами расстелившийся по всему обозримому пространству. Тут и там звездно вспыхивали стальные острия. А на возвышенности за построением неприятеля было видно, как с обстоятельной неторопливостью хозяйствуют османские инженеры, командуя разравниванием площадок под артиллерийские батареи. Каждое орудие, сгруженное накануне с галеонов, заботливо доставлялось от берега на руках. Скоро, готовые бомбардировать защитников крепости, они встанут на места. Хотя врагу, похоже, хватит спесивости штурмовать стены уже сейчас, даже не дожидаясь огня своей артиллерии.
— Да, сир, — мрачно кивнул Мас. — И ожидается прибытие еще десяти тысяч, под командой Драгута.
Упоминание имени корсарского воителя вызвало среди членов военного совета неуютное шевеление. Корабли Драгута наводили ужас на порты всего Средиземноморья. Десятки тысяч мирных жителей были в разное время схвачены в своих домах и угнаны его подручными в рабство. Все корсары под его началом были опытными моряками и воинами, готовыми рубиться со всей самозабвенной свирепостью магометанских фанатиков, только не за веру, а все больше за позлащение. Пресловутый бакшиш. [48]
— Если с Драгутом, то получается в общей сложности сорок пять тысяч, — подытожил Мас. — При подмоге сотни пушек разных калибров, тысячи инженеров и уймы осадного снаряжения. Одних лишь боевых кораблей у них сотни две, не меньше. Враг значительно превосходит числом не только нас, но и все силы, какие только дон Гарсия может собрать у себя на Сицилии.
— А каков последний подсчет наших сил? — осведомился ла Валетт.
Мас сверился со своими записями.
— У нас… чуть менее семисот рыцарей, тысяча двести испанских и итальянских наемников, да еще пятьсот солдат с галер. Затем еще пара сотен добровольцев из Греции и с Сицилии и девяносто оруженосцев. Ну и ополчение. Мальтийская милиция. Здесь нам повезло: желание взяться за оружие изъявили свыше пяти тысяч человек — намного больше, чем мы предполагали. Я знаю, сир, ожидания от них у вас скромные, но то, что я видел, убедило меня, что свои дома и семьи они готовы защищать со всей решимостью. Думаю, эти люди еще нас всех удивят.
— Посмотрим. — В голосе Великого магистра сквозило сомнение.
— Вообще-то, есть еще невольники с галер, — без уверенности закончил Мас. — Драться за нас они, понятно, не станут, но их можно использовать для устранения повреждений стен Биргу и Сенглеа, а также усиления укреплений.
Наступила тишина, нарушил которую Томас.
— Соотношение всего семь к одному. Мне жаль турок.
Разулыбались все, кроме ла Валетта.
— Есть и хорошие новости, — вспомнил Мас. — Захваченный нами офицер сказал, что Сулейман поделил командование между Мустафа-пашой и Пияле-пашой. Первый командует всем войском на суше, второй — всем флотом на море. И у них уже наметились разногласия насчет того, как действовать. Когда подтянется Драгут, делить власть придется уже натрое.
— Вот это добрые вести, — потеплел Великий магистр. — Хотя подозреваю, благоговение, которое все испытывают перед Драгутом, позволит ему взять под свое начало всю осаду, что существенно увеличивает опасность. Это самый грозный противник, с которым когда-либо сталкивался Орден. У Драгута налицо все признаки вождя. Он воодушевляет всех, кто за ним идет.
— Уж не вызывает ли он у вас восхищения? — насмешливо поинтересовался Мас.
— А то как же, — на губах ла Валетта мелькнула улыбка. — Я не слепой и вижу его достоинства как воина, даром что он не более чем пират, да еще и приверженец ложной веры. Родись я где-нибудь на Востоке, сражаться на его стороне я счел бы за честь. Но мы с ним враги, — Великий магистр отвердел лицом, — и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он был уничтожен, без жалости и пощады. А пока будем молиться, чтобы решение султана разделить командование послужило нам на руку и внесло в его стан раздор. Раскрыл ли пленник при допросе еще что-нибудь полезное?
— Увы, сир, до этого он не дожил.
— Жаль. Что ж, по крайней мере, у нас теперь более детальное представление о силе, противостоящей нам. — Ла Валетт обернулся к Томасу. — Сэр Томас, молодец, что захватили офицера.
— Благодарю вас, сир. Хотя он достался нам ценой жизни одного из наших рыцарей. Остается лишь надеяться, что ла Ривьер со своими спутниками принял доблестную смерть в бою. Если нет, то есть вероятность, что враг прознает о наших сильных и слабых сторонах не хуже, чем мы о его.
— Что касается выносливости к пыткам, — встрял Стокли, — то вы наверняка недооцениваете стойкости шевалье ла Ривьера. Рыцари нашего Ордена не изменяют своим обетам. Ла Ривьер именно таков. Не то что некоторые.
Томас, выдержав укол, хладнокровно парировал:
— А вы, сдается мне, недооцениваете усердия вражеских дознавателей. В искусстве пытки османы поднаторели не хуже, чем в инженерном деле. Нет такого человека, что устоял бы под пыткой — во всяком случае, до конца. Нюанс лишь в том, чтобы найти в человеке уязвимое место, а там уж сломать его не составит труда. Рано или поздно ла Ривьер заговорит. Если его взяли живым, то надежда лишь на то, что он не выдаст чересчур много и сразу.
Офицерство притихло, оглядывая плотные ряды турок, которые по завершении намаза поднимались сейчас с колен. Воздух внизу наполнился ритмичным уханьем барабанов и визгливыми напевами рожков, в то время как воинство поднимало оружие и потрясало им так, чтобы было видно со стен. Солнце отстреливало от оружия и доспехов хаотичными бликами — ни дать ни взять искристые чешуйки на море, волны которого готовы обрушиться на скалистый берег.
— Они думают атаковать без промедления, — рассудил Томас, оглядывая идущую от бастиона стену.
Бастионы, охраняемые кастильцами и овернцами, были единственными достроенными полностью. На остальных все еще не было бойниц достаточно прочных, чтобы выдерживать обстрел вражеских пушек. То же самое можно сказать и об участках стен между бастионами.
— Гляньте-ка, — Мас указал на османские ряды. Впереди боевого построения гарцевали пышно одетые офицеры в бирюзовых тюрбанах. За ними шествовал отряд янычаров; величаво колыхались на войлочных колпаках страусовые перья. Передние вели человека, руки которого были укручены за спину. Вот он нечаянно запнулся, и его потащили волоком. Человек, судя по всему, был бос, а красная рванина с остатками белого креста была некогда сюркотом [49]Ордена. Паклей свисали с плеч блондинистые волосы. Сомневаться в том, кто это, не приходилось.
— Ла Ривьер, — буркнул Стокли, хмуро покосившись на Томаса. — Похоже, вы в кои веки правы.
Офицеры в молчании смотрели на продвижение процессии вдоль строя, параллельно линии укреплений. Время от времени турецкие офицеры останавливались и, указывая в сторону Биргу, задавали пленнику какие-то вопросы.
— Ох, не следовало ему даваться им в руки, — укоризненно покачал головой Мас.
— Видимо, у него не оставалось иного выхода, — заметил Томас. — Его могли просто оглушить и забрать. А взять живьем одного из наших рыцарей им хотелось ничуть не меньше, чем нам пленить одного из их офицеров.
— И все-таки, — пробурчал полковник, — не попадаться им в лапы было его прямым долгом.
Томас пожал плечами.
— Обвиняйте его в чем хотите, теперь уже все равно ничего не поделаешь.
— Какая умная мысль, — хмыкнул Стокли.
— Сир, — повернулся к ла Валетту Мас, — нам не мешало бы открыть по ним огонь. Ла Ривьера надо заглушить прежде, чем турки вытянут из него что-нибудь еще. Глядишь, заодно уничтожим и кого-нибудь из их офицеров.
