— И я уверен, что все сие будет. — Бестужев поднялся и отвесил галантный поклон, которому мог бы позавидовать любой кавалер. — Потому что Россия, наконец-то, получила то, чего ей нехватало: твердую руку в мягкой перчатке.
Мадам Полокучи закончила, наконец, свою работу и отошла, с видом художника созерцая наколку. Екатерина встала и протянула Бестужеву руку.
— Надеюсь скоро иметь вас опять моим гость.
Обратившись к Шатилову, она отвела его в сторону.
— Я желала вас видеть, monsieur Шатилоф. Когда-то вы спрашивать меня об одном конфиденте короля Фридриха. Тогда я была неискрен: я сказала, что граф Александр Шувалов знает о нем. Это было не так: одна я подозревала, кто есть Таген… да еще вы, повидимому. Но я хотела до времени молчать, потому что сие могло пригождаться мне против короля Фридрих. Видите, господин Шатилоф, как я есть откровенна с вами.
Алексей Никитич преданно и восторженно смотрел на нее. Екатерина заметила этот взгляд и чуть приметно улыбнулась.
— Поручик Мирович показал на следствии, что весь бунт это затей Таген, или, как он уверял, барон Шлимм. Я желала спросить ваш… как это, oppinion[49] относительно того, как сыскать этого очень опасного шеловека.
— Ваше величество! Дозвольте мне ответить на этот вопрос завтра. Может статься, к сему времени я представлю вам Тагена.
— Шлимма, — поправила Екатерина. — О Шлимме я навела справки. Это есть любимый конфидент прусского короля. Если бы я раньше знала, что Таген есть Шлимм… Ну, теперь все равно! Как женщина, я очень интересуюсь вашим прожектом изловить сего молодчик, но как императрица, не стану спрашивать и даю вам срок до завтра.
Шатилов прикоснулся губами к милостиво протянутой руке и, раскланявшись с Орловым, вышел из спальни.
Глава седьмая
Конфидент Фридриха
Ивонин уже ждал Шатилова в условленном месте. Они проверили оружие и направились к Фонтанке.
Ветер с воем срывался, взметал сухие, лежалые листья и кружил их в воздухе. В небе мчались разорванные в клочья тучи, иногда приоткрывая на миг круглую желтую луну. Где-то во дворе завыла собака, и тотчас же отовсюду откликнулось, отозвалось, будто бесовский, дикий хор затянул свою песню.
— В такой вечер ведьмы шабаш справляют, — молвил Ивонин.
Шатилов не ответил. Ему тоже было не по себе. Точно липкая, холодная рука сжала сердце. «Что за дьявольщина! И перед боем такого не было!» Тряхнув головой, словно желая сбросить неведомо откуда явившееся чувство, он сказал:
— Эка по мостовой сапоги стучат. Видать, доски свежие положены.
— Он, должно, еще в дому сидит — не услышит, — отозвался Ивонин.
Разговор не клеился. За углом открылась Фонтанка. Древняя старушка брела по ней, придерживая полы развевающегося салопа. Больше никого не было видно.
— Отсюда всю улицу обозревать можно. Станем пока здесь, — предложил Шатилов.
Оглядевшись, они заметили в стене ближнего дома нишу: гипсовый амур, вложив в лук стрелу, грозил оттуда прохожим. Вытянувшись, чтобы стать тоньше, они протиснулись туда и встали по обе стороны амура.
Медленно потекли минуты. Улица была попрежнему пустынна, только лохматый пес с поднятым хвостом пробежал мимо, сунулся было в нишу, но, получив пинок ногой, убежал, скуля, прочь.
Шатилов, кутаясь в плащ, сказал:
— Я государыне обещал к завтрему Тагена доставить. Живого или мертвого… Не дам ему спуску: и за давешнее, и за умышления против государства.
— Это всего важнее: грозен враг за горами, а грознее того за плечами. Не будь таких молодчиков, как Шлимм, а в Петербурге таких, что ему сродни, мы давно бы Фридерика побили.
И опять наступило тягостное ожидание. Сутулый человек в овчинном тулупе прошел мимо торопливой походкой. Дойдя до угла, помедлил и, оглядевшись, зашагал обратно.
— Не тот ли? — шепнул Шатилов.
— Кажись, нет! Тот одет иначе, по виду старше. А впрочем, в этакую темень не разберешь.
Человек снова повернул, остановился подле высоких чугунных ворот и, высекши огонь, закурил трубку.
Прошло добрых полчаса. Человек все так же стоял, прислонившись к воротам. Ветер еще покрепчал, стрела в руках амура дрожала под его порывами.
Вдруг Шатилов ощутил на своем лице прерывистое дыхание друга.
— Глянь-ко!
Давешний прохожий в тулупе был уже не один. Рядом с ним стоял высокий человек. Он что-то говорил ему, указывая рукою на ворота, которые были теперь чуть приотворены. Потом оба быстро зашагали. С каждой секундой фигуры их становились все более отчетливыми. Ветер разорвал полотнище туч, выглянула, как в оконце, луна и озарила все бледным светом. Шатилов вгляделся и вдруг впился в плечо Ивонина.
— Он!
— Сам догадался: я того, другого, признал. Переоделся он.
— Ну, так с богом!
Шедшие уже поравнялись с амуром. Шатилов, держа в руке пистолет, выступил вперед и загородил им дорогу.
— Здравствуйте, господин Таген.
Высокий повел плечами.
— Вы ошиблись, сударь.
— Извините! Я хотел сказать: барон Шлимм.
— Вы снова ошиблись. Мня зовут иначе.
— Будто? А ведь я вас, барон, еще с той поры помню, как вы в деревню Малиновку наезжали. А потом мне о вас говорил поручик, коему сегодня по вашей вине голову срубили. Извольте же, господин Шлимм, следовать за мной.
Шлимм резко отдал какое-то приказание своему спутнику. Тот вдруг прыгнул вперед и согнутым коленом ударил Шатилова в живот, одновременно выбив из его руки оружие. В то же мгновенье Шлимм выхватил пистолет. Шатилов увидел прямо перед собою длинное дуло. «Так вот она какая, смерть», мелькнула у Шатилова мысль. Однако выстрела не последовало. Скорчившись от тупой боли в животе, Шатилов мельком увидел, как Шлимм осел под навалившимся на него человеком. «Ивонин! Молодчина!»
Сутулый немец вторично бросился на него. Шатилов откинулся в сторону и наотмашь ударил нападавшего кулаком. Тот упал. Не глядя на него, Шатилов устремился к нише, где на земле, у подножия бесстрастного амура, катались по земле два человека. Рыча от бешенства, он схватил за ворот пруссака, рванул его так, что почти поднял на воздух, и с силой бросил оземь. Тот застонал и остался лежать. Шатилов, не отводя глаз от поверженного Шлимма, поднял лежавший на земле его пистолет. Второй немец, увидев это, пустился бежать, и через мгновенье скрылся во тьме.
— Чорт с ним! Лишь бы этого взяли… — Ивонин, тяжело дыша, поднялся и жестко сказал: — Довольно фокусов! Подымайтесь, господин барон.
Шлимм медленно повернулся, попробовал подняться, но опять сел.
— У меня сломана нога. Я не могу встать, — сказал он сквозь зубы.
Шатилов наклонился над ним.
— Какая нога?
Вдруг пруссак выхватил из складок плаща кинжал и занес его над Шатиловым.
— Берегись, Алеша! — крикнул Ивонин.
Стремительным движением он упал на Шатилова, прикрывая его своим телом и в то же время силясь поймать руку с кинжалом. Но сделать это он не успел. Немец, далеко отведя руку, с размаху вонзил лезвие ему в шею.
Все произошло в одно мгновенье. Шатилов, еще не понимая толком, что случилось, но инстинктивно осознавая опасность, направил на пленника его же пистолет, который он еще держал, и нажал курок. Сверкнула молния выстрела… Шлимм опрокинулся навзничь.
Шатилов повернулся к другу. Ивонин лежал недвижим, под головой у него расплывалась большая красная лужа.
— Борис!
Ивонин не отозвался, только слышно было, как глухо стонет Шлимм. Дрожащими руками, обрывая пуговицы, Шатилов расстегнул мундир Ивонина и приложил ухо к его груди. Сердце его билось.
— Лекаря! Эй, люди! — закричал он не своим голосом.
Но и без того уже бежал, привлеченный выстрелом, народ. Хлопали двери домов, улица наполнилась встревоженными голосами.
— Лекаря! Скорее! — в отчаянии кричал Шатилов. Кто-то с чадящим фонарем в руке метнулся обратно и через несколько минут воротился, ведя за собой грузного мужчину в длинной шубе, из-под которой виднелись голые ноги. Сгрудившаяся толпа расступилась. Мужчина склонился над Ивониным, потрогал его, посмотрел при свете фонаря на зияющую рану и молча поднялся.
— Помер, — сказал он неожиданно тонким голосом. — По жизненной жиле удар пришелся.
В толпе обнажили головы. Какая-то женщина заголосила..
Лекарь между тем наклонился над Шлиммом.
— Живой покуда, — пробормотал он сердито, — да недолго жить будет. Пуля-то в упор, видно…
Шатилов не ответил, даже не повернул головы. Стоя на коленях подле трупа Ивонина, он, казалось, застыл.
Кто-то осторожно дотронулся до его плеча.
— Ваше высокобродие! I Надо их унести! Туточки недалечко…
Шатилов, недоумевая, посмотрел на квартального, потом безучастно поднялся.
