Полный веры к словам старца, князь Владимир терпеливо ждал того знака, каким обозначится путь к святому крещению. Каким будет тот знак, князь не знал, но растерянности не испытывал.
Шли дни, недели, зима покатилась с горки. Владимир порой забывал о событиях прошлой осени, увлеченный державными делами. Зимой он побывал на местах по южным пределам Руси, где возводились крепости, остался доволен. Людно там становилось, прочно оседали работные люди в новых селениях. И то: северяне народ хваткий, корни пускают глубоко. А как только князь вернулся из обзорного похода, нахлынули неприятные события. В Киеве появились греческие миссионеры и принесли с собой вести, больно ударившие князя. Слышали они в Константинополе, что император Василий и его царствующий брат Константин передумали отдавать за князя Владимира свою сестру. Она будто бы учинила там бунт, и её, царевну, держат взаперти, как полонянку. Да будто бы ждут сватов из Германской империи. Прогневался великий князь всея Руси Владимир на византийского василевса и его брата, воскликнул:
- Вот он знак, коего жду!
Князь позвал Добрыню и сказал ему, что намерен выступить в Царьград, дабы наказать Василия и Константина за обман и коварство.
- Как посмели они забыть царское слово, данное в тяжкий час! Я покорю Царьград и вырву Анну из рук злочинцев, силой войду в христианскую веру!
Мудрый Добрыня остудил пыл племянника:
- Сей шаг неразумен. Там шесть тысяч твоих сынов. Василий изведет их, как только ты выступишь против него. И Анну ты не добудешь, потому как её насильно повенчают с Оттоном Вторым. Тот давно добивается её руки. Он и войско пришлет Василию, которое выступит против тебя.
- Что же мне делать? - в отчаянии спросил князь. - И знак выходит обманным?
- Твори добро. Через добро иди к истине. Ты ждешь знака, который указал бы тебе путь деяний. Он проявился!
- В чем ты увидел сей знак? Уж не в сговоре ли ты с отцом Григорием?
- Не кощунствуй, княже, - строго произнес Добрыня. - Слушай иное. Греки-паломники поведали ещё о том, что Корсунь проявил царю Василию непокорство и освободился из-под его руки, дабы сойтись с Вардой Фокой. Сей мятежник оказался жив, вновь объявился в Малой Азии и грозит трону Василия, собирает войско. В Корсунь же пришли его корабли с вождями, зовут корсунян к оружию. Земарх-правитель вошел с ними в сговор.
- Моя забота в чем? - не понимая, куда клонит Добрыня, спросил князь. - Ещё войско в Царьград послать?! Не будет того.
- Забота твоя в ином. Докажи царю Василию, что есть великий князь, что ты могуч так же, как твой дед и твой отец. А ещё как они умели хранить слово верности. Или память отняло, что забыл о договоре отца?
- Помню.
- Вот и ступай в Корсунь, усмири мятежных. Тогда и Анна будет твоя, и крещение с честью примешь. А чтобы поруха замыслу не приключилась, шли послов к василевсам.
Задумался Владимир, по палате прошелся, потом Добрыню обнял, щекой к бороде прижался.
- Ох, дядюшка родимый, ну и богат же ты розмыслом, - повеселел Владимир. - Верный знак указал мне. Иду на Корсунь.
- Тому и быть. Велишь поднять дружину?
- Повелю, как пройдет лед. По большой воде и полетим. А пока шли во все города гонцов, чтобы наместники о рати попеклись.
Никогда не был так нетерпелив князь Владимир: как пришла весна, каждый день на Днепр выходил, словно хотел сдвинуть льды в Черное море. Могучая река будто понимала томление князя, позвала на помощь теплые ветры, послала их в свои верховья, и сестрица весна поторопилась, прилетела на две недели раньше времени. Уже в марте с громом и грохотом, с треском прокатился мимо Киева ледоход. Да тут же пришла большая полая вода, и покрылась река в виду города тысячами легких судов - ладей, стругов, насад, расцвеченных парусами. С верховьев же каждый день новые суда приходили. Слали воинов все северные города. А первыми прислали ратников Чернигов, Любеч и Смоленск. Прибыли и новгородцы. Их привел скорый на ногу воевода Иван Путята, из ладьи птицей вылетел, чтобы обнять своего милого друга Добрыню. Их дружбе не один десяток лет миновало, да и впереди ещё немало лет было отпущено.
- От семеюшки тебе низкий поклон. Тоскует по тебе, зовет, - частил Путята и ожег воеводу, опечалил. - Ну ладно, ладно тебе, эко, право, - поспешил он прибодрить друга. - Она у тебя доченьку растит, не нарадуется.
А войско всё собиралось. И собралось. Давно под рукой князя Владимира не было такой мощи, разве лишь тогда, когда на Камскую Болгарию ходили. Перед подобной ратью не только Корсунь, любая другая крепость не устоит. Воины были готовы идти в дальний поход. Оставалось по обычаю отцов и дедов сходить на Священный холм, положить богам жертвы и попросить у них военной удачи. Жрецы во главе с Драгомилом ждали князя и воевод. Но на сей раз Владимир отказался от встречи с идолами и их хранителями и воевод не пустил: дескать, время нельзя терять. В путь его благословил с молитвой священник Григорий:
- Господь всемилостивейший, дай мужу Владимиру с душевным спокойствием пройти всё, что несут дни грядущие. Дай всецело предаться воле твоей, Господи. Руководи моим сыном, Господи, научи его верить, надеяться, терпеть, прощать и любить ближних. Аминь.
Молитва была загадочной, но Владимир принял её со смирением и хотел уже покинуть палаты, но Григорий остановил его:
- Сын мой, не беги, мне за тобой не поспеть.
- Ты проводишь меня в ладью? - обрадовался Владимир. - Ты мне ближе отца-матушки стал, - сказал он проникновенно и взял старца под руку.
- Всевышний повелел мне идти с тобой в Корсунь. И не возражай.
- Но, святой отец, там же пороги, через которые и мне идти страшно, - попытался отговорить князь Григория.
- Знаю. Хаживал. И не перечь. Судьбе угодно, чтобы в Корсуне я был рядом с тобой.
- Нет сил тебя остановить. Кланяюсь твоему мужеству, отец.
На берегу Днепра князь бережно ввел старца по трапу на ладью и пропустил его вперед. Сотни горожан и воинов, многие бояре и воеводы с удивлением и непониманием следили, как Владимир по-сыновьи провел Григория в шатер, поставленный на корме ладьи. Потом Владимир поднялся на нос ладьи, и воины взметнули над нею стяг.
Это было знаком к началу похода.
Тысячи горожанок, вышедших провожать мужей, братьев, сыновей и запрудивших берег Днепра, кричали что-то, махали платками, благословляли в дальний путь.
И всё пришло в движение, отправились суда вниз по течению, уходя на поиски истинного Бога. Многим воинам показалось, что их бог Перун, возвышающийся на Священном холме, в горести склонил серебряную голову, а его золотые, усы обвисли, глаза же светились мрачно, угрожающе. Ведал он или нет свою печальную судьбу, но пройдет несколько месяцев и те, кто сегодня уплывал по полой воде в поход, вернутся, поднимутся на холм, сбросят идола Перуна с капища, стянут его на берег Днепра и пустят по вольным волнам.
Пока же слуги Перуна, языческие жрецы, что хранили в пантеоне огонь, были полны зловещих замыслов и готовились к борьбе за свою веру. Жрец Драгомил видел с вершины холма Днепр и сотни ладей на нем и, в ярости сжимая кулаки, слал русскому воинству проклятия. Но вскоре Днепр перед Киевом опустел, и Драгомил ушел в свои пещеры, вырытые в холме, - копить ненависть и злобу к Владимиру.
Караван судов плыл по полой воде так быстро, что и полдень ещё не наступил, как ладьи и струги вошли в отроги Алатырской возвышенности. Тут и пороги надвинулись. Алатыры тянулись на семьдесят верст, Днепр рассекал их на две части. По берегам реки справа и слева вставали огромные скалы и крутые горы. Там и тут нависали над водой утесы. Они поднимались над Днепром на высоту до трех вековых сосен, и казалось, вот-вот рухнут в реку. По руслу Днепра всюду виднелись скалистые острова, которые через несколько верст сбивались в плотные гряды, образуя пороги, перегораживающие Днепр от берега до берега, лишь в отдельных местах оставляя ворота, которые россияне называли «заборами» - воду забирающими. Через эти пороги никто не отваживался ходить кроме русичей и норманнов. Но и этим храбрецам порой отказывало мужество, когда иссякали силы бороться со стихией, с бешеным круговоротом воды, и они вытаскивали суда на сушу, обходили пороги, да не забывали смотреть по сторонам, потому как за каждой скалой могли затаиться печенеги со стрелами на тетивах луков.
Но вот суда Владимировой рати миновали пороги по высокой полой воде. Быстрое течение понесло их к лиманам. Там, в устье Днепра, воинов ждал отдых на острове Святого Еферия. А после снова опасный путь вдоль побережья Тавриды, к конечной цели - Корсуню.
Как было задумано Добрыней и воеводами Посвистом, Малком, Тригловом и Путятой, россияне подошли к греческому городу ночью. Апрельское море было спокойно. Дул легкий попутный ветер, суда, сколько могло уместиться, вошли в гавань Корсуня, и воины заняли её. Но кое-кто из жителей гавани сумел-таки скрыться за крепостными воротами и поднять горожан на защиту своих очагов.
