Донесение Орла ободрило командующего 10-й армией. Немцев отбросили на прежние рубежи, город Киров не сдали.
Две девочки рискнули жизнью – и тысячи не искалеченных судеб. Обошлось без «немецких овчарок» – так называли женщин, которых немцы превращали в любовниц, без предателей – ради спасения детей, семейств. Без грабежа, без насилия. И звенит вопрос в безупречной синеве зенита: были ли люди, которые хотя бы раз помянули в молитвах Антонину и Александру – своих избавительниц от ужаса оккупации?
Не ведают новые поколения, кто дал им жизнь, жертвуя своей. Память нынче – шоу. Не хочется русского слова осквернять.
Шумавцов июльской благодати не замечал. Дело он себе нашел очень даже не простое. Пытался проследить жизнь генерала Ренике. Во сколько часов подают ему автомобиль из гаража, устроенного Бенкендорфом на заводе. В какие часы шофер приезжает на завод заправляться. Как долго автомобиль генерала стоит у штаба дивизии.
Четкого графика не получалось. Машину генералу подавали в восемь утра, но она могла стоять у штаба часами, однако иногда увозила генерала много раньше восьми.
Во второй половине июля, не достигнув успеха под Кировом, немцы начали наступление от Жиздры на село Ульяново.
Красная армия снова запросила помощи у партизан.
На этот раз Золотухин разработал операцию сам. Оперативник НКВД, он посещал в мирное время поселения эстонцев, живших в Жиздринском районе с екатерининских времен. В разведку Золотухин отправил Тоню Хотееву. Для нее изготовил документы на имя немецкой колонистки Анны Рерих.
Оккупанты, заняв Жиздру, всех немцев и всех эстонцев вывезли в Прибалтику и в Германию. Жиздра – фронтовой город, а земля Германии, земля Эстонии – войны уже не будут знать.
Казалось бы, какие теперь колонисты в Жиздре? Но было замечено: в городе появлялись молодые люди, искавшие своих родственников. Советский Союз – страна счастливого студенчества. Юноши и девушки учились в вузах, во втузах, в техникумах…
Фольксдойче Анна Рерих тоже разыскивала своих близких.
Фольксдойче – лицо немецкой национальности, проживающее вне Германии. Для солдат – свой человек.
Но нужно было приодеть милую фройляйн Анну. Через батюшку Викторина Мария Михайловна Лясоцкая получила от прихожан часть немецкого парашюта. Может, и не чистый шелк, но на шелк похоже. Материю выкрасили, а Полина Антоновна создала для Тони платье «смерть немецким офицерам».
Воздыхающих Тоня собрала по дорогам Жиздры большой букет. Ее подвозили на «опелях», ее устраивали на ночлег, помогали находить населенные пункты, где еще остались колонисты.
Фройляйн Анна просияла в Жиздре прекрасной кометой и пропала в космосе. Впрочем, Анна Рерих не была выдумкой. Дочь ломового людиновского извозчика Антона Рериха – Тонина одноклассница. Они вместе уезжали в Москву поступать в вузы. И поступили. Тоня летом 1941 года приехала в Людиново на каникулы, а вот Анна в городе не появилась. Немка. Возможно, ее отправили куда-нибудь в Оренбург или в Казахстан. Военное время. Американцы своих японцев после Пёрл-Харбора загнали в концлагеря. Советская власть часовых к своим гражданам немецкой национальности не приставляла. Жестокость была в другом: увозили с насиженных мест. Оставляли на целинной земле. Копайте землянки, стройтесь, работайте, если выживете.
Каких-либо военных резервов Тоня Хотеева в Жиздринском районе у немцев не обнаружила. Небольшие отряды во время наступления на Ульянове покидали свои квартиры, и замены им не было.
Шумавцов, слушая Тоню, не сдержался и рассказал ей о своей диверсии:
– Я подложил мину под автомобиль генерала. Генерал сегодня поехал к войскам. Машина не вернулась.
– А ты что-нибудь о Ростовском знаешь? – спросила Тоня.
– Нет, – Алеша тоже тревожился: – Не подает о себе вестей.
– Он не был у меня целую неделю до Жиздры. И пока я в Жиздру ездила, не появлялся.
– Скорее всего, на фронте. Он же при командире батальона.
– Хочется верить. – И вдруг глаза у Тони засмеялись: – Шумавцов! А нам с Шуркой ордена положены? Как ты думаешь?
– Вы заслужили память народа, – сказал Алеша серьезно. – А впереди у нас еще много чего… Золотухин приказал провести разведку в Красном городке. Туда тоже не сунешься.
– Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится, сгодятся Тонька с Шуркой!
– Очень даже сгодятся. Я думал о Римме Фирсовой, о Тоне Хрычиковой.
– Не надо! – сказала Тоня. – Мы с Шурой умеем зубы немцам заговаривать. А девчонки… Смотреть в глаза немцу с автоматом – это надо уметь.
Через два дня Золотухин читал очередное донесение Орла:
«Обследованием "Кр. городка" установлено, что строения используются под склады. Объект усиленно охраняется часовыми на вышках и собаками. Ориентиры: северо-восточная оконечность верхнего озера, 400 метров севернее колеи железной дороги. От основной дороги "Кр. городок" – деревня Шипиловка, свеженаезженная дорога, в двух часах ходу склады боеприпасов».
Тоня Хотеева явилась в часть, где служил Ростовский:
– Вохин ист герр[17] Владимир Сергеев? Их бин фрау[18] Сергеева.
Тоне ответили по-русски:
– Бомба. Майор Фогель и переводчик Сергеев погибли в Жиздре. Советская бомба.
По щекам Тони покатились слезы. Опустила голову, пошла. Ее догнали. Сунули в руки пакет. Так и шла через Людиново, не понимая, что несет. Пакет у нее взяла возле дома Шура. Тушенка, плитка шоколада, сахарин, бутылка шнапса.
– Это все, что осталось от Володи, – сказала Тоня.
Достала черный платок, черное платье, пошла в церковь.
– У меня не стало человека, – сообщила она матушке Полине. – У меня нет денег. Возьмите тушенку.
– Тоня! – укорила девушку Полина Антоновна. – Скажи имя.
– Владимир… – и спохватилась. – Он был переводчиком у немцев… Он мой муж. В его машину попала бомба.
Полина Антоновна взяла Тоню за руку, отвела к батюшке.
– На небе меня к нему не допустят? – спросила Тоня. – Мы не записывались. Мы не венчались. Он – любил меня, а я выполняла задание. Я его соблазняла. Он помогал нам, два раза помог.
Отец Викторин знал о сестрах Хотеевых, знал о Шумавцове.
– Я Володе никто? – снова спросила Тоня.
Отец Викторин смотрел на ее закрытые глаза. Стрелочки век, белизна висков.
– Ты его любила?
– Я его теперь люблю. Я теперь люблю взаправду. А когда он был, я – выполняла приказ. Он был нужен.
– А он тебя любил?
– Он – любил. Он знал, что я хитрю. Он – это знал. Но он меня любил.
– Господь есть любовь. Ваша любовь случилась в горчайшее время, но она – ваша любовь, теперь частица вечного света. Вечно живого света.
– Света! – удивилась Тоня. – А-а! Я знаю. Звезды может уже не быть, а свет ее достиг Земли только в наши дни. И будет лететь и долетать…
Отец Викторин прочитал молитвы, дал Антонине просфору.
– Я знаю. Ты все время в бою. Да будет Господь с тобой!
Вечером Тоня вышла на крыльцо. Ждала звезд. Но небо было перламутровое. Она вышла в огород посмотреть, есть ли где прорехи в небе. И тут на нее стали падать капли. Это не было дождем, это были, скорее всего, – слезы.
– Володя! – Тоня подняла ладони, но капли падали ей на лицо.
Саша Цурилин прямо-таки заждался Шумавцова.
– Ты чего не спрашиваешь про машины?
– Спрашиваю.
– Четыре грузовика не вернулись. «Опель-капитан» генерала Ренике тоже не вернулся.
– Разбомбили?
– Может, и разбомбили.
– Генерал погиб?
– Генерал никуда не ездил. Генерал на заводе, у Бенкендорфа, я его сам видел.
– Спасибо. Продолжай наблюдения, – похвалил Цурилина Алеша.
Итак, охота на генерала не удалась. Погиб какой-нибудь штабной офицер.
Алешу тревожили разговоры рабочих. Бенкендорф вербует доносчиков. Скорее всего, немцы установили: взрыв машины генерала – это не наезд на мину. Об английских магнитных минах контрразведка Айзенгута, скорее всего, знает.
– Ну что ж, господин Бенкендорф! – У Шумавцова сверкнула интересная мысль: пожалуй, есть, что противопоставить немецким хитростям.
В конце июня на завод поступил сверстник, хороший парень, зовут Прохор. Из деревни, живет у своего дяди, у Гришина. Гришин – начальник столярного цеха. Доверенное лицо у Бенкендорфа. О нем говорят: баптист. Был проповедником. Сидел. Гришин, скорее всего, и вербует стукачей. Что-то останавливало Алешу поговорить с Прохором по душам. Фамилия, что ли? Звучала как-то подозрительно: Соцкий. Алеша нашел в цеху Виктора Фомина, он тоже теперь гробы немцам сколачивал. Попросил его познакомиться с Прохором Соцким, прощупать: наш – не наш?
В эти дни по Людинову прошел слух: полицаи сожгли деревню Хотню. В этой деревне жители убили трех полицаев; сволочи изнасиловали мать и двух старших ее дочерей. Забирали вещи подороже, собирались зарезать телушку. Жители защитили себя.
