— Еще одно. Я хочу оставить за собой Галлию еще на пять лет. За это время я надеюсь наконец привести галлов к окончательной покорности.
— Твои требования вполне приемлемы, — согласился Красс. — Надеюсь, и ты, Гай Юлий, понимаешь, что, получив провинцию Сирия, я попытаюсь расширить римские владения на Востоке?
— Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, и поддержу любые твои шаги.
— И ты не будешь препятствовать мне набирать легионы в Италии?
— Более того, я отпущу твоего сына Публия и постараюсь помочь тебе воинами, как только ты сообщишь о начале похода. Я поддержу Помпея Великого, едва он пожелает получить любую из римских провинций кроме Сирии и Галлии, естественно.
— Гай Юлий просит умеренно, наши пожелания воспринял благосклонно — мне остается лишь согласиться с ним, — подвел итог Красс. — Меня волнует другое: желаемое я получу не ранее чем через год. Не изменятся ли планы Цезаря и Помпея за это время?
— Мы давно знаем друг друга, и до сих пор у нас не было повода для недоверия, — поспешил успокоить Красса Цезарь. — В крайнем случае, если один из нас нарушит договор, двое других найдут силы и средства поставить его на место. По-моему, никто из нас троих не отличается кровожадностью. Братоубийственной войны не хотят сенат и народ — еще свежи воспоминания о кровавом споре Мария с Суллой, который очень дорого обошелся Риму. Будет лучше, если в случае размолвки мы вновь встретимся втроем за амфорой старого хиосского вина и решим все проблемы.
— Что скажешь, Помпей Великий? — обратился Красс к союзнику.
— Мне остается лишь присоединиться к вам.
Помпей уже думал о любимой жене, поэтому его мало волновали вопросы власти и сам Рим. Даже недолгая разлука заставляла его тосковать о Юлии.
Приближался день выборов консулов.
Как обычно, претендентов было много, но почти все кандидатуры были настолько незначительны, что едва ли могли рассчитывать на избрание. По Риму упорно ходили слухи, что получить консульство будут пытаться Гней Помпей и Марк Красс и что их поддерживает Гай Цезарь.
Чем ближе подходил день выборов, тем больше росло изумление граждан, и вызвало его упорное молчание тех, кому уже прочили победу. Их действия породили много домыслов в народе. Неопределенность поведения первых граждан государства пугала обывателей, нарушала их спокойствие и побуждала к действию отчаянных людей, привыкших ловить рыбу в мутной воде.
Внести ясность попытался консул Гней Корнелий Лентул Марцеллин, бывший ранее в хороших отношениях с Помпеем, но в последнее время перешедший под крыло Катона. Во время народного собрания он прямо спросил Красса:
— Марк Лициний, будешь ли ты домогаться консульства на следующий год?
— Если это принесет пользу Риму, то буду, в противном случае — воздержусь, — уклончиво ответил сенатор.
— Гней Помпей, выставишь ли ты свою кандидатуру на выборах консулов? — обратился Марцеллин к товарищу Красса.
— Может быть, выставлю, а может, и нет, — еще более неопределенно ответил Помпей.
— Времени для раздумий не осталось: через несколько недель выборы, — не унимался консул. — Народ желает услышать от тебя, Гней Помпей Великий, более конкретный ответ.
— Для добрых граждан я, наверное, выставлю свою кандидатуру, но не сделаю это для дурных.
— Гней Помпей, твой ответ я расцениваю как оскорбление народного собрания. В своей гордыне ты потерял уважение к сенату, римским обычаям и законам, но последнее слово не за тобой, а за римским народом.
Угрозы Марцеллина задели военачальника за живое:
— Ты, Марцеллин, самый несправедливый человек на свете, к тому же абсолютно лишенный чувства благодарности. Ведь это я сделал тебя из немого — красноречивым, а из голодного — пресыщенным обжорой.
Крассу не по душе было слушать перебранку товарища с консулом, и он покинул собрание.
Второй консул, Луций Марций Филипп, также был враждебно настроен к триумвирату: союзу Помпея, Красса и Цезаря.
— Почему мы должны спрашивать у Красса и Помпея, желают ли они стать консулами? — вопросил Марций Филипп. — Разве у нас в Риме нет больше людей, достойных управлять государством? Почему обязательно Помпей с Крассом? Почему снова вместе? Лично мне это непонятно — ведь они никогда не были друзьями. Прошлое совместное консульство Помпея с Крассом принесло лишь беды и угрозу новой гражданской войны. Я уверен, что консульство нужно им не для заботы о благе государства, а для тирании, захвата провинций и ведения кровавых войн.
После такого заявления шансы союзников Цезаря сильно упали. Дело в том, что именно консулы должны были составлять список кандидатов и оглашать его народу. Само собой, они могли вычеркнуть любого неугодного им человека, и Рим не сомневался, что Лентул и Филипп воспользуются этим правом.
Многие граждане со страхом следили за происходящим, ведь Помпей и Красс были не теми людьми, которых можно остановить одним словом, даже если это слово самого консула.
Тем временем консулы назначили день выборов. И тут два народных трибуна вспомнили о старинном праве вето и наложили его на решение консулов. Народные трибуны, ссылаясь на неблагоприятные знамения, запрещали выборы всякий раз, как только консулы изъявляли желание их провести. Так продолжалось до тех пор, пока не окончился срок полномочий Гнея Корнелия Лентула и Луция Марция Филиппа. Теперь каждые пять дней из числа сенаторов избирался интеррекс, который вместо консулов был обязан проводить выборы.
Союзники дождались, когда место интеррекса занял сенатор, получивший богатые подарки от Цезаря, и выставили свои кандидатуры.
Все прочие претенденты на консульство благоразумно отказались от соперничества с всесильными триумвирами. Только Луций Домиций Агенобарб под давлением Катона продолжал предвыборную борьбу. Для обоих эта затея окончилась весьма плачевно. На следующий день на них напали какие-то люди. Под ударами предательских мечей пал человек, несший перед Домицием факел, многих из сопровождавших ранили, в том числе и Катона. Больше оспаривать консульство у Помпея и Красса желающих не нашлось.
Цезарь облегченно вздохнул, узнав о результатах затянувшихся выборов. Он давно нуждался в помощи союзников, ибо самые худшие опасения наместника Галлии начали сбываться. В то время как Красс и Помпей с помощью подкупленных трибунов вели словесную борьбу с консулами, их союзник сражался с несметными полчищами германцев.
В конце 56 года до н. э. германские племена узипетов и тенктеров перешли Рейн и появились в Галлии. Шли они целыми семьями, вместе с женщинами и детьми. Общее число вторгшихся составило четыреста тридцать тысяч человек.
Возможно, их вытеснили за Рейн более сильные соседи, и узипеты и тенктеры искали место для поселения в Галлии. Ходили слухи, что германцев пригласили кельты, недовольные римским владычеством… Гай Юлий Цезарь не стал долго разбираться в причинах и мотивах. Со свойственной ему способностью действовать молниеносно наместник прошел всю Галлию и стал на пути германцев.
Гостей из-за Рейна было раз в десять больше, чем римлян, но вереница их отрядов чрезвычайно растянулась — многочисленность переселенцев, обозы с семьями и имуществом мешали слаженному движению. Германские всадники рассеялись по окрестностям в поисках добычи и пропитания, многие ушли вперед на десятки миль. Их товарищи еще только заканчивали переправу через Рейн. В таких условиях вожди узипетов и тенктеров не решились напасть на легионы Цезаря, а почли за лучшее вступить с римлянами в переговоры. Старейшины германцев просили у Цезаря места в Галлии для своих поселений.
Цезарь подозревал, что германцы вступили с ним в переговоры с единственной целью — получить время для сбора воинов в единый кулак. А вскоре невесть откуда взявшийся конный отряд тенктеров напал на всадников Цезаря и даже обратил их в бегство. Это возмутило покорителя Галлии. Он приказал связать старейшин, пришедших на переговоры, и бросить на германцев все имеющиеся у него силы.
Лишенные вождей толпы германцев, несмотря на свое численное превосходство, не смогли оказать достойного сопротивления. Часть их пала от мечей римлян, часть утонула в холодных водах Рейна — всего погибло или было пленено около четырехсот тысяч германцев. Лишь тридцати тысячам пришельцев удалось переправиться через реку и найти приют у германского племени сугамбров.
Но и эти жалкие остатки бесчисленной орды Гай Цезарь не собирался оставлять в покое. За десять дней римляне построили свайный мост через Рейн и вторглись в германские владения. Несчастные узипеты и тенктеры вместе со своими покровителями сугамбрами бежали дальше на восток, бросая обозы, дома, имущество.
