Но вот однажды заходит меж приятелями разговор прямой о монголах.
- Как может смотреть народ на нас, его вождей и правителей, если мы не защищаем народ? - воскликнул Осман.
- То и дело я слышу о набегах монголов на мирные селения, о том, какие обиды чинят монголы... А мы не отвечаем, мы бездействуем...
- Эх! - заговорил в ответ эскишехирский друг Османа. - Если так и дальше пойдёт, мы и вовсе лишимся власти! Уже сейчас для султанских подданных ахии[232] важнее нас!..
Осман и прежде слыхал об ахиях, а теперь сказал так:
- Мы должны дружить с ахиями и поддерживать их, и мы должны учиться у них, если они и вправду таковы!
- За чем же дело стало? - откликнулся сын султанского наместника в Эски Шехире. - Поедешь от меня, поезжай через селение Итбурну[233], там распоряжается шейх ахиев, Эдебали. Поговори с ним.
- А ты? Ты говорил с ним?
Но бей отвечал, что говорить с шейхом Эдебали ему приходилось...
-1 Но мне это селение Итбурну не слишком пришлось по душе...
- Отчего?
- Да так. Сам не знаю.
- Стало быть, ахии не привлекли твоё сердце?
- Нет, я не очень поладил с Эдебали...
- А непременно заеду в Итбурну и буду говорить с Эдебали!..
Сын эскишехирского бея вдруг посмотрел пристально на Османа и сказал с досадой:
- Быть может, и тебе не стоит ездить в Итбурну! Зря я сболтнул об ахиях...
- Да я и сам слыхал о них! И ты обо мне напрасно тревожишься! Даже если мне и не удастся поладить с шейхом, ничего дурного из этого не выйдет. Я - человек не задиристый. Обходиться с людьми я худо-бедно умею...
Однако видно было, что эскишехирский бей недоволен поездкой Османа в Итбурну, хотя сам же и вызвал его на эту поездку...
Но Осман, впрочем, не задумывался о недовольстве своего приятеля. Осман полагал искренне, что его эскишехирский друг просто-напросто беспокоится о нём... «Но ведь со мной ничего не случится!» - подумал снова Осман...
Селение Итбурну понравилось Осману. Здесь дома смотрели наружу узорными узкими нишами белыми. Настоящие окна глядели во внутренние дворы. Деревянные ограды были украшены круглящейся резьбой. Подле ворот были замощённые участки, чисто выметенные, политые с утра водой из кувшинов и вёдер. Самой приметной постройкой в селении был, конечно же, минарет большой мечети. Осман подъехал к храму, сошёл с коня и привязал коня к деревянному столбу; здесь же было вкопано ещё несколько таких же столбов, и несколько лошадей было привязано. Осман вступил в мечеть и увидел, что правоверные собрались для совместной молитвы. И он присоединился к людям селения Итбурну. А когда моление завершилось, один почтенный человек обратился к Осману и спросил дружелюбно, кто он. Однако Осман не успел ответить, потому что вмешался другой житель Итбурну, помоложе, и сказал:
- Я знаю этого молодца! Это Осман, сын вождя Эртугрула. Этот Осман - мастер устраивать охоты!..
Тогда и Осман заговорил:
- Добрые люди, я приехал в селение ваше, потому что хочу говорить с шейхом Эдебали!..
Собравшиеся близ мечети расступились, и Осман увидел шейха. Осман ожидал увидеть мудреца и богослова, подобного тем, каких он видел в Конье и в Хаджибекташе. Но перед ним остановился воин, человек, хотя и немолодой уже, но в одежде воина, в короткой куртке, в сапогах, и на голове его была надета войлочная шапка наподобие шлема, а не чалма. Но кос у него не было.
Шейх Эдебали смотрел на Османа. Осман поклонился.
- Я приехал узнать обычаи и устав ахиев, - прямо сказал он. - Я - Осман, сын Эртугрула!..
- Знаю Эртугрула, - коротко бросил шейх Эдебали. - Когда-то он оказал мне гостеприимство в своём становище в Сугюте...
Эти слова обрадовали Османа.
- Идём в мой дом, - позвал его шейх...
И видя, что шейх Эдебали идёт пешком, Осман также не стал садится на коня, но повёл коня в поводу...
Шейх сам отвёл коня Османова в конюшню, затем сам же и постелил скатерть и принёс похлёбку, приготовленную из мяса козлёнка. Похлёбка приправлена была острыми, пряными травами. Шейх принёс также и питье, выжатое соком из плодов сладких... Вымыли руки и принялись за еду. Во двор выбежала маленькая девочка, лет пяти или шести. Но увидев гостя, смутилась и тотчас побежала в дом...
Осман подумал, что это, должно быть, одна из младших детей шейха...
«Может быть, я не должен задавать ему вопросы о его жёнах и дочерях!» - подумал Осман.
- Женщины и девицы в Итбурну, - заговорил шейх Эдебали, будто угадав, что Осман сейчас подумал о женщинах в семье самого Эдебали, - так вот, я тебе говорю, не могу я справиться с ними! Всего несколько семей, в которых жены и дочери сидят, как положено, на женской половине, и если выходят из дома, закрывают лица. А все прочие ходят, будто жены неверных или кочевницы, открыв лица и высоко подняв головы...
- Вижу, ты человек почтенный, - возразил Осман. - И я у тебя в гостях сейчас! Однако же зря ты равняешь женщин и девушек наших становищ с этими суками неверных! Думаю, ты всё же не хотел обидеть меня! И если бы я нечаянно обмолвился такими словами о женщинах твоего дома, я тотчас просил бы прощения!.. — И Осман отложил на скатерть ложку деревянную, показывая, что не может есть после оскорбления...
Шейх Эдебали посмотрел на него черно, глубоко и сурово. Также отложил ложку. Затем снова поднял её, повертел меж пальцами, глядя по-прежнему на гостя, и наконец сказал:
- Настаивать не стану. Я не из тех, которые желают во что бы то ни стало поставить на своём! Признаю, что ты прав! Прости!..
- Благодарю! - обронил Осман. И тотчас взял свою ложку со скатерти и принялся за еду...
А после трапезы шейх Эдебали по просьбе настоятельной гостя рассказал об ахиях.
- Мы, ахии, - говорил он, - сейчас единственные защитники народа. Наедут монголы - мы отомстим за набег! Какой-нибудь мелкий греческий владетель начнёт притеснять тюрок, опять же - кто защитит? Мы, ахии! К нам примыкают и болгары, и тоски, и гэги[234], и обращаются в правую веру!..
«Оттого и женщины и девицы не соблюдают правил затворничества!» - подумалось Осману. Но из почтения к собеседнику он вслух ничего не сказал. Меж тем, шейх продолжил свою речь:
- Знакомо ли тебе слово «фата»?
- Нет, - отвечал Осман.
- Слово это означает: «боец», «молодец». Ты и сам достоин такого наименования! Так вот, мы, ахии, живём по канонам футувва - чести и храбрости. Каждый из нас - гази - борец против неверных! Мы не позволяем грекам нападать на нас! Смелость и отвага - вот самые важные для нас добродетели. Добродетели эти известны с самых давних времён. Слыхал ты о герое-фата Хатиме ат-Тай’и?
О Хатиме Осман слыхал и был рад сказать это шейху.
- Но Хатим жил очень давно, - продолжил шейх, - жил Хатим ещё задолго до явления нашего славного Пророка Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует Его! А из правоверных самым лучшим фата был зять Пророка, славный Али. Он был первейшим фата и одним из праведных халифов. Арабы и до сих пор говорят: «Ла фата илла’ Али!» - «Если уж кто и молодец, так это Али!» Я сам слыхал такие слова, когда совершал хадж - паломничество в Мекку...
- Так тебе довелось совершить хадж? Хотел бы и я... Расскажи мне о святых местах!
- Об этом не расскажешь быстрыми словами!..
- Но я горячо надеюсь, что мы видимся не последний раз! Я хочу ещё слушать твои рассказы. И хочу побольше узнать об ахиях. Мне и самому уже охота сделаться одним из них, то есть одним из вас!..
Шейх Эдебали кинул на молодого человека зоркий взгляд и сказал коротко:
- Приезжай, я найду время для беседы с тобой!..
* * *
Воротившись в Эрмене, Осман первым делом направился в юрту Эртугрула...
- Хочу я говорить с тобой, отец. Мне кажется, мы давно уже не беседовали по душам!
- Последнее время я мало вижу тебя, - заметил Эртугрул. - Ты или на охоте, или у кого-нибудь из этих новых твоих приятелей, то в Эски Шехире, то в Инёню...
Осман посмотрел на отца и немного встревожился:
- Здоров ли ты, отец? - вырвалось невольно.
- Я показался тебе хворым?
- Да нет... - Осман смутился.
Эртугрул закутался в меховой плащ поплотнее:
- Давай поговорим...
- Отец, возвращаясь из Эски Шехира, я нарочно проехал через селение Итбурну. Мой друг, сын султанского наместника в Эски Шехире, посоветовал мне это. Мы беседовали, и он сказал мне, что ахии взяли большую силу... Тогда я решил увидеть их шейха...
- Я знаю шейха Эдебали, помню его в дни его молодости. Однажды он целый месяц прятался в нашем становище, кто- то преследовал его; я не спрашивал, кто. Быть может, греки. Ты не можешь помнить, потому что был очень мал тогда...
