Гао был сильно взволнован. Смолоду простой грабитель, он, разбогатевши, опасался, что дети вырастут белоручками, не сумеют других брать за глотку так же смело и решительно, как их отец.
— Поедем со мной на Анюй, — велел Гао сыну. — Там есть одна семья… Отец мне должен и давно не отдает долг. По дороге поговорим с другими должниками.
Гао решил, что надо учить сыновей, как вымогать меха и как обходиться с работниками.
По дороге он запретил давать батракам рис.
— Проживешь на лапше, — сказал он Туну. — Я еще не видел, как ты работаешь.
— Мне не жалко горсти риса, хотя и горсть риса стоит денег и моих трудов, — говорил он сыновьям, — но я хочу, чтобы вы никогда не транжирили зря того, без чего работники могут обойтись.
Лодку купцов Гао двое работников потащили бечевой против течения. Тун и Ли целыми днями брели по пескам. Иногда они что-то заунывно пели. Утром, в обед и вечером им давали по чашке лапши.
— Тун очень хороший работник, крепкий человек, — говорил Гао, — но если надо будет, то пусть и он погибнет. Для дела никогда не надо жалеть человека. В Китае найдется другой. Их тысячи, таких здоровых оборванцев, на любом базаре. Но помните, что привезти любого из них сюда нелегко. Надо быть расчетливым.
Гао долго не мог забыть, что сын его выказал жалость к работнику. Между тем парень уже сам понял отлично, что за богатство надо держаться обеими руками и ради него откинуть прочь жалость…
— Чем больше забьешь людей, тем быстрее разбогатеешь. Твоего богатства половина — от гольдов, а половина — от работников, помни это! — рассуждал Гао, подъезжая к одинокому берестяному балагану на отмели. — Надо уметь выколачивать богатство. Не бояться крови, хорошо владеть палками и веревкой…
Горная река Анюй шумела среди девственных лесов. На песок, встречать купца, вышла семья удэгейцев. Они пали перед ним на колени. Торгаш взглянул на сына. Он как бы говорил ему: «Смотри и учись! Будь твердым, как твой отец!»
Гао Цзо держал ребенка вниз головой до тех пор, пока тот не посинел, а удэгеец валялся у него в ногах, отдал все — топор и чайник, обещал отдать всю будущую добычу.
Тун ужаснулся, видя все это. «Куда я попал!» — думал он.
Работник знал, что много несправедливостей есть в жизни. Но купцы, которые и на родине жестоки, в этих краях, как видно, совсем не знают меры. Он подумал, что если бы купец Фу, разоривший его и пустивший с семьей по миру, попал сюда, он так же пытал и терзал бы гольдов.
«Но у нас есть люди, — думал Тун, — которые учат народ справедливости и помогают распознавать лжецов и обманщиков. У нас есть смелые люди. Они защищают бедняков и убивают таких злодеев, как Гао. Неужели здесь нет человека, который мог бы мстить за свой народ и противиться разбойникам-торгашам?»
Тун сам побывал в лапах ростовщиков и знал все их приемы.
Оставшись с удэгейцами наедине, китаец попытался объяснить им, что отобранный у них чайник стоит в десять раз дешевле того, за что снова продаст его Гао. Но китаец не знал языка удэгейцев, и его не поняли.
«Несчастные люди!» — думал Тун.
Хозяин пустился в обратный путь. Лодка шла вниз по Амуру, Тун и Ли сидели на веслах. Они получали утром и вечером по куску сырой рыбы.
На далеких берегах Тун видел крыши селений гольдов и вспоминал все злодейства, что совершал Гао над этими кроткими людьми.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
КОЗНИ СТАРОГО ТОРГАША
Лето в разгаре. Стоят жаркие дни, а Гао все не едет на Горюн.
У дядюшки Дохсо заболела нога. Весной на правой ноге у него обычно появлялись нарывы, но быстро проходили, а нынче нога болит и болит. Со скуки старику казалось, что нога болит особенно сильно.
Отец велел Игтонгке съездить на Мангму, узнать, скоро ли наконец Гао приедет. Вниз на легкой оморочке парень спустился за два дня. Обратно подниматься было трудно, но Игтонгка спешил и через неделю был дома.
Едва выйдя на берег и еще не отдышавшись, он рассказал страшные новости. Всюду на Мангму оспа. В низовьях Горюна также оспа. Все говорят, что появилось множество злых духов, которые летают от деревни к деревне и разносят заразу.
— Гао говорит, что не поедет на Горюн, потому что боится несчастий; говорит: «Если повезешь водку на Горюн, то по дороге она станет ядовитой». Да еще говорит, что он боится торговать. Дыген за это отрубит голову. Гао закрыл свои амбары. Он говорит, что товары теперь дешевы, особенно дешевой стала водка, но Дыген будто бы запретил торговать.
Старики пришли в ужас.
— А от оспы умерло два человека в деревне на устье, — продолжал Игтонгка.
— А где же Чумбока? — вскричал дядюшка Дохсо.
— Что о нем говорить! — с досадой ответил Игтонгка.
— Почему ты так говоришь про него? — спросил Дохсо.
— Напрасно прогнали Дыгена! — громко заявил Игтонгка.
Дядюшка Дохсо опешил:
— Как ты сказал?
— Во всем виноват Чумбока, — продолжал парень с раздражением. — Зачем он стрелял в маньчжуров? А сам еще хвастался, что это он сам придумал. Все люди теперь горюют. Китаец сказал мне, если бы Чумбока не разбойничал, то можно было бы торговать. Все бы, говорит, были с товарами. Нынче, говорит, все подешевело.
Дядюшка Дохсо совсем загрустил.
— Так Чумбоки нет в Онда? — спросил Кога. — Куда же он делся?
— Может быть, у меня тоже оспа? — вдруг обеспокоенно спросил дядюшка Дохсо. — Вот у меня болит нога. — Он задрал штанину и показал волдыри.
— В Мылках умер Бариминга. Умер Турмэ, — продолжал Игтонгка.
Новости были одна другой хуже.
— Вся надежда на Бичингу. Он сказал, что выведет всех злых духов и болезнь прекратится.
Вскоре вблизи Кондона болезнь появилась среди кочевавших оленных тунгусов.
В Кондоне начался переполох. Гольды бросали стойбище и разъезжались по рыбалкам.
Заболел Кога. Старик почернел. Тело его покрылось коростами. В страшном жару он вылез из юрты и мочил тело ледяной водой.
Умирали дети.
Шаманы ничего не могли поделать.
Дядюшка Дохсо решил ехать к Бичинге.
— На него последняя надежда, — сказал старик. — Да заодно надо бы хорошенько вздуть Чумбоку. Сколько из-за него беды!
Лодка за лодкой спускались вниз. В надежде на избавление от злых духов горюнцы ехали к шаману. По дороге встречались соседи из Вахтора, они говорили, что это наказание послано за то, что был ранен Бичинга: он ослаб после ранения и распустил духов.
Дохсо осуждал своего зятя.
— Зачем он так сделал? Нужно же ему было в шамана стрелять! Да ведь верно, я совсем забыл про это. Впрочем, даже в сказке говорится: «Прострелил стрелой богатырь второй глаз шаману». Я так и думал, что Чумбока хотя и мал ростом, но как настоящий богатырь. Ведь теперь сила у того, кто купит хорошее оружие!
* * *
Бичинга шаманил три дня. Он ездил на птицах и на зверях в мир духов, узнавал, кто виноват в несчастьях жителей Горюна.
Сначала ничего хорошего не было. Шаманство шло, как всегда. В перерыв варили, пекли, угощали шамана и сами ели. Но чем дальше, тем страшней становилось дядюшке Дохсо. Кажется, дело шло к тому, чтобы все свалить на зятя. Шаман что-то часто поглядывал на Дохсо. Этого достаточно, чтобы перепугаться, когда знаешь, что на тебя глядит тот, кто распоряжается тайнами. В самом деле Чумбока влепил ему стрелу, жалко не в глаз. И старик крепкий, выздоровел, хотя теперь и ходит раскорякой, вихляется, как пьяная девка.
— Почему такое множество злых духов появилось на земле? — кричал Бичинга.
Давно уже у Бичинги не было такой тесноты и толкучки. Духота и смрад приятны шаману: снова он в силе, опять много зрителей собралось смотреть его фокусы.
Бичинга со злорадством поглядывал на дядюшку Дохсо: «Вот когда вы снова пришли ко мне, проклятые!»
Видно было в отблесках пламени, как ужаснулся старик, когда Бичинга назвал имя Чумбоки.
— Брат с сестрой живут! — крикнул шаман. — Брат с сестрой живут! От этого непременно черти родятся.
Бичинга заплясал и замахал какой-то тряпкой перед очагом.
— Вот они, духи! Злые духи! — вопил Бичи. — Брат живет с сестрой, и они вылетают из сестры. От кровосмешения родятся!
Тени, черные, похожие на птиц, летели на стене непрерывной вереницей.
— Носатые, черные, с красными глазами! — кричал Бичи. — Вон, вон они! Это они из утробы вылетают. Это оспы духи. Вот где оспы причина! Вот откуда оспа является!
Многие пришли в исступление.
— Все понятно! — угодливо пролепетал лысый Алчика.
У всех на глазах черти летели по стене, как гуси в перелет.
Шаман бросил бубен и в изнеможении повалился на кан. Бичинга знал, что теперь несдобровать Чумбоке и его толстушке.
Дядюшка Дохсо схватился за голову. Правда все это? Или подстроено? Теперь уж не только Чумбоке беда, но и родной дочери.
