Царям и их каменному войску досаждали струи текущей с небес воды. Потоки размыли глаз громадному Тукульти–Нинурте I, приказавшему убить тридцать тысяч взятых в плен хеттских воинов. Ослепший, развернутый в профиль, с поблекшей от стекавшей влаги ручищей, он томился и недоумевал в одиночестве. Отколупнутая штукатурка и начавшийся здесь ремонт полностью уничтожили его армию, смешали абрисы пленных в единое известковое месиво.
Сарсехим вошел в следующий зал и уперся в прославленного отца нынешнего правителя – Ашшурнацирапала, сокрушившего горное княжество Бит–Адини и поголовно вырезавшего местное население. Дождь не пощадил и его подвиги, намокшая стена почти полностью скрыла царские зверства.
Легкость, с какой вода расправлялось с воспетыми в камне деяниями ассирийских царей, с собственными сарсехимовыми страхами, привела евнуха в чувство. Взор очистился от воспоминаний. Въявь проступили симптомы болезни, которая губила этих царей – все они мучительно страдали от ненасытности в пролитии крови. На ней выстроили твердыню, которая могла поддерживаться на плаву только непрерывным добавлением новых трупов. На той же темной, бесформенной подложке покоилась и внутренняя жизнь страны. Эта ощерившаяся ужасом громадина была крепка, пока ее обильно питали кровью, неважно чьей – сопредельных народов или своей собственной, ассирийской. В борьбе за право пролития крови не могло быть компромиссов. Власть была единственной возможностью сохранить жизнь. Проиграв, каждый из членов «алум Ашшур» лишался жизни. Это касалось и царевичей – царевичей, может быть, в первую очередь.
Шами ждала его в кресле. Шагах в трех перед ней стоял накрытый стол, где голодный взгляд пленника мог отыскать и жареную куропатку, и рыбу, и фрукты, и изящный медный кувшин, в котором должно было храниться что‑то очень вкусно–хмельное. С торца пристроился дряхлый старикашка с добрыми глазами. Судя по разговору с Шурданом, это был известный любитель сказок, Ишпакай.
— Итак, – спросила женщина, – как прикажешь поступить с тобой, евнух?
Сарсехим отвел глаза от стола, сглотнул и, припомнив недавний спор, ответил.
— По справедливости, госпожа.
— В таком случае с тебя следует содрать кожу. Ведь не кто иной, как ты, изводил меня в детстве дразнилками и пренебрежением. Вспомни, с каким сладострастным удовольствием ты порол меня.
— Что было, то было, – вздохнул Сарсехим, – Но и ты припомни, сколько раз я лечил тебя. Сколько раз шлепал за то, что ты путала слог «пр» со слогом «тр», добавляя к нему лишний клинышек. Сколько раз спасал, тайком доставляя хлеб и воду, когда тебя за твои шалости сажали под замок.
— Ты и сажал! – возмутилась Шами.
Евнух пожал плечами.
— Но не бил. Не издевался, как Нури или как Аплу.
Ишпакай не дал ему договорить.
— Я согласен с тобой, брат, поэтому оставим препирательства. Давай лучше выпьем – мне рассказывали, ты большой охотник до перебродившей крови бога винограда. Затем ты расскажешь нам о своих путешествиях в волшебный город Дамаск, а также о том, как ты оказался в Калахе.
Старик жестом пригласил гостя к столу и потянулся к кувшину. Рука его заметно подрагивала. Сарсехим перепугался – не дайте боги, чтобы он начал разливать. Все на пол прольет. Он подошел ближе, перехватил кувшин.
— Я слыхал, тебя называют Ишпакаем, брат, и больше всего на свете ты любишь слушать сказки. Но уверен ли ты, что у нас есть время на досужие разговоры?
— Исполняй то, что тебе говорят! – потребовала Шаммурамат.
Сарсехим отвесил в ее сторону торопливый поклон и налил в чарки густое вино.
Первый рассказ о приключениях достославного Сарсехима в благодатном Дамаске Шами оборвала, когда гость завел речь о приказании Гулы доставить в Ашшур четверку отъявленных бандитов.
— Это не интересно. Давай дальше.
Далее последовала сказка о возвращении священной реликвии к месту ее происхождения. Эту историю Сарсехим начал с рассказа о встречах с Шурданом. Правда здесь евнух немного притормозил, соображая, стоит ли упоминать о склянке, которую вручил ему царевич, или свести повествование к великому подвигу, который он при содействии Бен–Хадада, Ардиса и Бури совершил в горном замке?
Прежний разум плутовато подмигнул из‑за угла, – кто, кроме царевича может знать о подлом заказе? Так что ври, не стесняйся! Кричи, что если бы не ты, никто из этих мужланов не отважился и на шаг подойти к логову Гулы. Врать не позволил второй разум, соколом набросившийся на прежний, пронырливый.
Дождавшись, чья возьмет, Сарсехим обреченно начал.
— Правда или небыль, кто может проверить, но могучий своим званием и положением царевич вдруг предстал передо мной в образе огнедышащего дракона и принудил отравить твою сестру. Он изрыгал дым и пламя. Он потребовал от меня, чтобы я приложил все силы, чтобы мир между Ашшуром и Дамаском стал невозможен. Яд хранился в волшебной склянке, невидимой никому, кроме разве что демонов, пробавляющихся в полночь поеданием трупов. Духи тьмы преследовали меня, толкали под локоть, настаивали, чтобы я поспешил отправить Гулу к своей покровительнице. Хвала богам, я устоял и сумел отложить посещение Дамаска до приемлемого срока, когда Гула должна была разрешиться от бремени.
— Где же теперь эта склянка? – поинтересовался Ишпакай. – Может, ты захватил ее с собой в Ашшур?
— Нет, брат. Брошенный в зиндан, я прозрел и, собравшись с силами, вырвал из сердца все, что было в нем мерзкого. Я отшвырнул волшебный сосуд и разом избавился от жадности, коварства, трусости, желания лгать и изворачиваться. Склянка разбилась о стену, яд пролился и несчастная мышка, лизнув его, отправилась прямиком в страну без возврата, где сейчас, наверное, свидетельствует против меня перед неумолимой Эрешкигаль. Это прозрение случилось со мной во время третьего путешествия в Дамаск. За то, что я отринул порок и обратился к добродетели, Ламашту* (сноска: Недобрая демоница, насылающая на людей болезни и несчастья) забросила меня в пустыню. Там я попал в лапы гнусного работорговца и, если бы не встреча с Бурей, вряд ли я сейчас сидел за этим столом.
Шами повернулась к занавеске, закрывавшей часть комнаты, и спросила.
— Это правда?
Занавеска отодвинулась, оттуда вышел скиф.
— Да, госпожа. Но ты спроси его, зачем он нагло приписал себе все заслуги? Почему так долго отказывался сопровождать Бен–Хадада?
— Потому что я не такой храбрец, как ты, Буря, – ответил Сарсехим
Партатуи подсел к столу. За это время он заметно повзрослел, набрался важности, отрастил светлую бороду, которую начал завивать в кольца.
— Ты и сейчас испытываешь страх? – спросил Ишпакай
— Да, брат, когда имеешь дело с такой склянкой, как Гула, любой потеряет покой.
— Ты полагаешь, у нее достанет яда, чтобы отравить окрестности Ашшура? Тогда возможно, от нее лучше немедленно избавиться?
— Это, уважаемый Ишпакай, будет непоправимая ошибка.
— Почему ты так решил?
— Потому что дракону, как он ни велик, требуются союзники, оберегающие его с тыла или досаждающие с тыла богатырю, который отважится вступить с ним в бой.
— Но если мы избавимся от ведьмы, о каком союзе может идти речь?
— У ведьмы есть мать, еще более злобная демоница. Она начнет вопить о мести за разбитую склянку.
— Но если мы переправим склянку в назначенное место, змеи сплетутся в клубок и нам будет куда тяжелее от них избавиться?
— Но в этом случае у повелителя змей не будет повода совать голову в петлю. Он добрый, но зависимый человек. Мне, прозревшему негодяю и проныре, кажется, что на этом огнедышащий змей как раз и строит свой расчет. Он будет в выигрыше в любом случае – если склянка доберется до места и если не доберется. Какой вариант предпочтительнее, я не могу сказать.
Неожиданно Шами вмешалась в разговор.
— Богатырь требует посадить склянку под замок, а еще лучше разбить ее вдребезги.
Сарсехим так и застыл с поднятой чашей в руке. Рука задрожала. Ишпакай доброжелательно, а Буря подозрительно посмотрели на него.
— Тогда у нас нет выбора – склянка должна быть непременно доставлена на место.
— С какой стати? – спросила Шами. – Говори все!
Сарсехим наконец справился с рукой, опустошил чашу и торопливо заговорил.
— Потому что богатырь – храбрый воин, но склонен к поспешным решениям. Задумайся, Шами, откуда он узнал о том, что Гула оказалась в руках Шурдана?
— Ему подсказали его боевые товарищи.
— Кто подсказал?
— Ты хочешь знать лишнее?
— Я хочу спасти наши жизни. Твою и мою! Твоих детей и храбреца, пусть даже он ненавидит меня, но так уж случилось, что богатырь и его верная жена – моя единственная надежда и опора.
Шами вздохнула, потом решилась открыть секрет.
