Каноник встал. Грегорианец спокойно слушал притязания загребчан и только время от времени горько улыбался.
– Господа загребчане требуют многого, – он покачал головой, – очень многого! Но они хозяева положения. Странно, что они не потребовали Медведград. Впрочем, что ж! Кому нужна эта груда камней!
– Ваша вельможность, вы не соглашаетесь по доброй воле с условиями мира?
– Нет, нет! Соглашаюсь по доброй воле, соглашаюсь, все хорошо, все! – ответил Степко и, направившись к двери, бросил: – Бог с вами, господа! Я пойду.
Коляска Степко медленно двинулась в сторону горы.
Стоял весенний полдень 1592 года. На горе царила тишина, воздух был прозрачен, лес еще зеленел нежной листвой, а земля пестрела всевозможными цветами. На горной тропе раздался звон колокольчика. Из чащи вынырнул крестьянский паренек, он пес светильник и позванивал колокольчиком, за ним шел со святыми дарами белый брат из Гемет, монах спешил последний раз причастить Степко Грегорианца. Низко опущенный капюшон скрывал его опечаленное, заплаканное лицо. Вот он подошел к наружным воротам полуразрушенного Медведграда.
– Где хозяин? – спросил он привратника.
– Перед замком, отец Иеролим, – ответил привратник, крестясь при виде святых даров. – Сидит под каменным дубом. Худо ему, очень худо, но пришлось привезти его из Шестин, он сам того пожелал!
Священник направился к замку. Сердце его громко стучало. Он поднял глаза, остановился и задрожал.
Под дубом сидел Степко. Белый как лунь, лицо бледное, увядшее, глаза мутные. Голову он откинул назад и, прислонившись к дереву, смотрел куда-то вдаль. Перед ним на коленях стояли Нико с женой Анкой и могучий богатырь, кавалерийский офицер Павел Грегорианец.
– Ave coena domini![112] – промолвил старик, склонив голову. – Что ж, дети, час настал. Пора уходить! Спасибо, святой отец: едва вас дождался. Ох, подойди скорей, хочу исповедать грехи свои перед тобой.
Священник, опустив голову, приблизился. Сыновья отошли к замку. Священник склонился над Степко, и тот шепотом начал поверять служителю алтаря свои грехи. Жизнь едва теплилась в нем, и старик не чувствовал, как на его лоб падают горячие слезы из глаз исповедника.
– …но один грех, духовный отец мой, – закончил исповедь Степко, дрожа всем телом, – лежит на сердце, словно тяжкий камень; боюсь, что нет ему прощения! Любил и девушку, простую крестьянку, она родила сына. Я бросил мать и дитя и даже задумал убить дитя, но по милости господа мальчишка исчез. Может быть, погиб, может, жив и мается в нужде, меня проклинает…
– Не проклинает, – падая на колени, воскликнул священник и откинул с головы капюшон, – не проклинает, отец! Тот ребенок, тот потерянный сын принес тебе последнее благословение господа бога, твой сын, твой Ерко, отец, это я… я!
Старик вздрогнул.
– Ты… ты, – сказал он удивленно и сжал руками голову сына, – да, да! Ты не лжешь! По лицу твоему видно, что ты Грегорианец! Но, сынок, кончай. Смерть не ждет!
Священник совершил святой обряд, сыновья снова подошли к отцу.
– Дети, – промолвил Степко слабым голосом, – я ухожу! Я был великим грешником! Грешил против бога, против природы, против души. Был горд и спесив. Десница всевышнего меня покарала. Но сейчас я очистился от грехов. Разрешил грехи мой потерянный сын, ваш брат!
– Ерко! – воскликнул Павел.
– Погоди, Павел, погоди, – продолжал старик, – время летит, смерть не ждет. Потом обнимешь его, потом! Сыночки мои, вижу я, гибнет наш древний род. Мне так хотелось его умножить прославить, но бог судил иначе. У тебя, Нико, не будет никогда сыновей; тебе, Павел, как ты сказал, запрещает их иметь священная клятва; Ерко служитель бога. Я не уношу с собой в могилу никакой надежды, над моей ракой увянет ствол. Да будет воля божья! А тебе, Павел, спасибо, что вернулся. Страдал я за тебя. Но не обвиняй меня чрезмерно. Не я виновен в смерти Доры, бог мне свидетель! Это Клара, да простит ее бог!
– Уже простил: умерла в безумии, – заметил Павел.
– Искупи мою вину перед старым Крупичем. Береги его, помогай ему, и пусть он простит меня! Прощайте, Нико, Анка, любите друг друга. Прощай, Павел, будь христианином и юнаком. Прощай, мой Ерко, молись за меня богу! И ты прощай, моя старая крепость, – обратился Степко к Медведграду, – ты, колыбель стольких поколений. Вот мы с тобой, бедная, и разделили судьбу. Вознеслась ты гордо, вознесся и я. Разорвалось твое каменное сердце, сейчас разорвется и мое, прах ты, прах и я! Вот и ночной ветерок. Прощайте, дети… Марта…
И хозяин Медведграда отошел в вечность…
Еще раз выглянуло солнце из-за Окичской горы, осветив трех братьев; обнявшись, они стояли над умершим отцом.
Все сбылось так, как предсказал старый Степко. Павел погиб вместе со своим верным Милошем в 1604 году в чине кавалерийского полковника в бою с турками. Нико умер в 1610 году, не оставив после себя мужского потомства, и имя Грегорианцев сгинуло со света.
Дивная и волшебная зелен-гора родного края, первый окоем моего детства! Лишь подниму к тебе взор, когда вечернее солнце играет по хребтам и долинам, рассыпая золото по твоей зелени, и в сердце моем пробуждаются картины далекого прошлого: пылкие витязи-юнаки, гордые девы, свирепые насильники, бедные кметы, старый Медведград, пылая в трепетном багрянце, кажется снова ожившим. Но нет! Рушится старый замок, рушится; зато там, внизу, под горой, подымается сверкающий, могучий, точно молодой богатырь, – наш Загребград!
Аман – здесь: пощади.
Вигилии – ночные службы в монастыре накануне религиозных праздников.
Вила – мифическое существо, лесная фея, русалка.
Влах – здесь: беженец из османских владений, поступивший в австрийскую армию.
Доломан – род мужского кафтана, отороченный гайтаном.
Жупан – глава крупной административной единицы – жупы, или жупании.
Жупник – приходской католический священник.
Кабаница – род плаща-накидки.
Колпак – меховая шапка с шелковым верхом.
Кастелян – управляющий имением, комендант крепости или замка; подкастелян – помощник кастеляна.
Кмет – здесь: крепостной крестьянин.
Коло – массовый народный танец.
Литерат – искусный в письме человек, знающий латынь.
Лумбарда – старинная пушка.
Мартолоз – здесь: солдат турецких вспомогательных войск, набиравшихся из местных жителей-христиан.
Надзорник – чиновник бана, надзиравший за правильностью отправления правосудия.
Нотарий – чиновник банской канцелярии, писец.
Окка – старинная мера веса, 1283 гр.
Опанки – крестьянская обувь из сыромятной кожи.
Оплечак – короткая женская рубаха с вышивкой на груди.
Парта – украшение на голове, которое носят преимущественно девушки.
Рало – мера земли, равная 0,57 га.
Сурина – крестьянский кафтан из грубого серого сукна.
Фратер – католический монах-францисканец.
Харамия – здесь: солдат в войсках бана, формировавшихся частично за счет беженцев из краев, которые находились под властью османов.
Челенка – серебряное или золотое перо, прикреплявшееся к головному убору как награда за отвагу.
Экскактор – королевский чиновник по сбору податей.
Грич – гора, на которой располагалась древняя часть средневекового Загреба, носившего поэтому название Верхнего города.
Клек – гора в южной части Хорватии, в хорватском фольклоре место пребывания ведьм.
Король Матяш… – Имеется в виду Матяш Корвин (1443–1490) – венгерско-хорватский король с 1458 г.
В хорватских землях до 1850 г. официальным языком был латинский.
доброе утро (лат.).
после ненастья проглядывает солнце, следовательно (лат.).
и так далее (лат.).
стало быть (лат.).
как следует обдумав дело (лат.).
Я сказал! (лат.)
Золотая булла. – Имеется в виду Золотая булла Белы IV, выданная в 1242 г. Загребу (Градецу) и даровавшая ему права свободного королевского города.
высокочтимый друг! (лат.)
Мир тебе! (лат.)
между нами (лат.).
