Тома умолк на полуслове. Его имя? Неужели на башне работал еще один человек по фамилии Гаскон?
– Мое имя? Ты уверен?
– Мне показал его сам месье Эйфель. «Вот фамилия вашего брата, – сказал он. – И не забудьте рассказать семье, что видели ее здесь».
– Ого, – только и смог выговорить Тома.
– В общем, мы поднялись наверх и он пошел в свой кабинет, а я погулял по обзорной площадке. Как там красиво! Должно быть, такие же виды открываются, когда летишь на воздушном шаре.
– И что потом?
– Потом я спустился, конечно, что же еще?
– А, ну да.
– Он очень любезный, этот месье Эйфель.
– Да, – от всего сердца согласился Тома, – очень.
Эдит пребывала в неуверенности. Тетя Аделина сомнений не имела.
– Пора положить этому конец. Ты совершила ошибку, но теперь все разрешилось. Ты больше не беременна и свободна. Он неплохой мальчик, но у него, похоже, дар попадать в неприятности, а за душой ни единого су.
Мать Эдит тоже хотела поучаствовать в решении судьбы дочери.
– Помнишь того мясника в начале улицы Помп? Ну так вот, мне кажется, его сын положил на тебя глаз. И помощник воспитателя в лицее, тот, что с бородкой, я видела, как он смотрел на тебя, когда ты выходила из здания. Ты бы подала ему знак, что он тебе нравится, а?
– Учитель никогда не женится на мне.
– Кто знает? Я могу поговорить с ним.
– Вряд ли это поможет.
Эдит была твердо намерена принять решение самостоятельно, но отрицать правоту тети не могла. Может, никого лучше Тома ей не найти, но брак с ним не станет тихой, безопасной гаванью.
И потом, его семья! Эдит допускала, что родители Тома приличнее, чем большинство обитателей Маки, но все равно никаких родственных чувств к ним не питала. А став женой Тома, она будет вынуждена зарабатывать им на пропитание.
Что же касается его младшего брата… Было в Люке нечто такое, что Эдит не нравилось. Она и сама не могла бы точно сказать, в чем дело, но она ему не доверяла.
Что же оставалось? Только тот факт, что в объятиях Тома ей уютно и тепло. То, что он внимателен к ней и ей приятно находиться в его обществе. То, что он любит ее. Ей нравится, что он именно такой, какой есть, нравится его запах. Нет сомнений, что он хороший человек. Складывая все эти мелочи одну к другой, Эдит приходила к выводу, что, должно быть, по-своему она тоже любит его. Порой она хотела его, а порой могла почти забыть о его существовании.
Она никак не могла определиться, что делать, и очень переживала из-за этого, так как не хотела вести себя нечестно по отношению к Тома. Возможно, именно поэтому Эдит в последнее время почти неосознанно избегала его.
В апреле они встречались всего несколько раз, и только вечерами, когда она заканчивала работу. Не было ни одного свидания в выходной день. Ну да, ей нужно было помогать тете Аделине, однако Эдит прекрасно знала, что нашла бы для Тома время, если бы действительно захотела.
Он все приглашал ее на Всемирную выставку, но у нее был удобный предлог для отказа: на выставке она хотела бы подняться на башню. Башню открыли для посещения всего три дня назад, но лифты пока так и не наладили, и говорили, что это неудобство продлится еще не менее трех недель. А к тому времени…
Эдит казалось, что если бы не билеты на представление «Дикий Запад», которое она очень хотела посмотреть, то к началу мая она бы наверняка порвала с Тома.
Тома зашел за ней в полдень. Через пару минут они уже шагали вместе по авеню Гранд-Арме на запад, в сторону Нейи. Тома надел свой новый костюм, которым очень гордился. На Эдит было летнее платье с шелковой шалью, подаренной тетей Аделиной. Тома предложил Эдит руку, и она взяла его под локоть. Ей нравилось идти с ним так.
Когда улица уперлась в Булонский лес, они повернули направо и скоро вышли в ту часть деревни Нейи, где еще не было построек. Посреди пустоши стояли развалины старого форта. Там-то и разбил лагерь Буффало Билл.
Лагерь состоял из двух сотен палаток и больших загонов для лошадей и мохнатых буффало – последние вызвали сенсацию, когда их вели по улицам от железнодорожного вокзала на пустошь. А по центру установили огромную арену и сидячие места на пятнадцать тысяч зрителей.
– Посмотри, сколько народу! – воскликнул Тома.
Они пришли заранее, но люди уже валом валили через входные ворота. И это были не просто люди: на первом показе присутствовал президент Франции месье Карно и его супруга. Королевская семья и послы, генералы и аристократы, знаменитости со всего света, включая большую группу американцев, – в зрительных рядах яблоку некуда было упасть. Там были все, кто имел вес в этом мире. И еще Тома Гаскон.
Его забавляла мысль, что они с Эдит попали на открытие, а месье Ней с Ортанс – нет.
И всю эту толпу (за исключением американцев, разумеется) объединяло два чувства. Во-первых, восторг оттого, что вот-вот они увидят всемирно известное представление. И во-вторых, неуверенность относительно того, что именно им предстоит увидеть.
Начало, правда, было довольно предсказуемым: большой парад всей разноцветной, разношерстной труппы. По арене шагали ковбои со свистящими лассо, величественные индейцы в перьях и боевой раскраске, мексиканцы, охотники-канадцы – французские канадцы, само собой, со своими хаски, то есть все эффектное, удалое, необыкновенное, что только можно найти на бескрайних диких просторах Северной Америки. Зрители были восхищены. Затем вышла девушка, Энни Оукли, со стрелковым оружием. Публика вежливо приветствовала ее, мало что о ней зная. И наконец, сам герой Запада, величайший шоумен своего времени Буффало Билл верхом на лошади, в штанах из оленьей кожи и большой ковбойской шляпе, из-под которой развевались длинные волосы, – галопом он ворвался на арену, сделал круг и грациозным размашистым жестом отсалютовал президенту Франции.
Зрители взревели. Пока представление оправдывало свою славу.
Тома предложил Эдит пакет воздушной кукурузы, который купил на входе.
– Что это? – неуверенно спросила она.
– Не представляю. Это что-то американское. Попробуй.
Она попробовала и состроила гримасу. Но через несколько минут ее рука снова нырнула в пакет.
Первой инсценировкой из истории Дикого Запада было нападение краснокожих на пионеров. Постоянный участник – человек, которого природа наделила голосом удивительной мощи, – зачитывал текст так громко, что было слышно всем зрителям; охотники выстраивали свои повозки кругом; индейцы улюлюкали – верховая езда и представление были выше всяких похвал.
Была только одна проблема.
– Что происходит? – спрашивала Эдит. – Что это значит?
– Не знаю, – отвечал Тома.
Как не знал никто из зрителей, за исключением американцев разумеется. Дело в том, что хотя чтец обладал мощным голосом и неделями репетировал французский перевод своего текста, его произношение было настолько далеким от правильного, что для публики его слова явились еще большей загадкой, чем сам Дикий Запад. Под звуки трубы примчалась на помощь американская кавалерия, а французские зрители понятия не имели, кто эти люди в форме и зачем они выскочили на арену.
Волнующая сцена подошла к финалу, а трибуны молча ждали.
– Это конец? – шепнула Эдит. – Пора аплодировать?
– Давай подождем, когда кто-нибудь захлопает, – решил Тома.
Бо́льшая часть публики оказалась перед той же дилеммой. К счастью, начали хлопать американцы, и тогда все с радостью подхватили. Но это был не тот прием, к которому привык Буффало Билл.
Зрители ждали следующей сцены и приготовились напрягать слух, чтобы расшифровать хоть что-нибудь из слов чтеца, ведь им так хотелось, чтобы развлечение удалось. И были удивлены, когда вместо всадников на арену вышла стройная молодая женщина в сопровождении нескольких помощников, тащивших столик и оружие.
Тома нахмурился. Первая часть, по крайней мере, была зрелищной. Молодая дама выглядела приятно, но не слишком увлекательно. Он очень надеялся, что Эдит не будет разочарована представлением.
Девушка оглядела публику и, должно быть, уловила царившее на трибунах настроение, однако не утратила самообладания.
В небо взвился стеклянный шар. Едва глянув на него, девушка подняла винтовку и выстрелила. Шар разбился на тысячи осколков. Определенно неплохой выстрел. Еще один шар, и вслед за ним второй. Два выстрела, последовавшие друг за другом так быстро, что это казалось невозможным. Оба стеклянных шара взорвались. Здорово, ничего не скажешь. Девушка подошла к столу и поменяла оружие. Пока она занималась этим, в небе оказалось три шара, все в разных сторонах. Три выстрела – три попадания.
И началось. Стеклянные шары, глиняные голуби, игральная карта, сигара, предметы с трибун, вещи, подброшенные в воздух перед ней, за ее спиной, все быстрее и быстрее, то выше, то ниже. Она хватала ружья со стола и бросала их обратно с ошеломительной скоростью. Генералы выпучили глаза, аристократы вытягивались вперед со своих мест, дамы роняли вееры. Энни Оукли не промахивалась. Ничего подобного никто не видел. Послышались крики восторга, люди вскакивали со скамеек. И когда она разрядила все оружие и в облачке порохового дыма поклонилась зрителям, публика взревела и стала бросать ей под ноги носовые платки.
