когда они наконец могут добиться всего, что им нужно как паре, — финансовой стабильности, надежного источника дохода для их политического движения и права сидеть рядом с Гитлером, когда он завоюет Великобританию, — и всего, чего она хочет как женщина: быть женой Мосли и выносить его ребенка.
Два года по настоянию Мосли они держали свой брак в секрете от всех, кроме, разумеется, ближайших родственников. Поначалу он боялся разозлить Бабá, но со временем стало ясно, что из-за отношений с Дианой, неважно — оформленных или нет, невестка лишит его финансовой поддержки. Однако к тому времени у них появилась еще одна причина для секретности. Переговоры о радио шли полным ходом, и Диане было важно, чтобы Мосли официально не был связан со сделкой, дабы не привлечь внимания британской разведки. Но теперь, когда и рождение ребенка, и завершение сделки уже близки, приходит время открыться.
— Мы с мальчиками скоро будем дома. — Диана проглатывает свое недовольство и обещает поскорее вернуться, чтобы подготовить мужа к переговорам о радио.
Глава пятьдесят первая
ЮНИТИ
27 сентября 1938 года
Лондон, Англия
Юнити вскакивает с кушетки, на которой все это время лежала как выздоравливающая, и пытается выхватить телефонную трубку из рук Дианы.
— Стой! — кричит ей сестра, отгоняя, как надоедливую мошку. Юнити терпеть не может, когда с ней так обращаются, особенно когда себя так ведет Диана. Она опять чувствует себя маленькой девочкой, странной и неуклюжей на фоне божественных сестер. И хоть она и сейчас порой завидует сестре, ее красоте и обаянию, не говоря уже о том, как легко ей удалось наладить отношения с фюрером, Юнити восхищается Дианой, даже в какой-то степени боготворит ее. И Юнити поверила, что ее чувства взаимны, что Диана по крайней мере признательна ей.
— Но я хочу поговорить с Мосли, — скулит Юнити, и звук собственного голоса кажется ей мерзким, но остановиться она не в силах. Она ужасно скучает по Гитлеру и хочет, чтобы он знал, что его Валькирия скоро вернется в Германию. — Я должна продиктовать ему сообщение, которое он передаст капитану Видеману при встрече в Париже. Важное сообщение, которое капитан Видеман отвезет моему фюреру.
— Откуда Юнити знает, что я еду в Париж и с кем я там встречаюсь? — Мосли обращается к Диане, но его голос в телефонной трубке достаточно громок, чтобы Юнити все расслышала. — Что ты ей рассказала?
Его слова поражают Юнити. Почему он хотел скрыть от нее свою поездку в Париж и цель этой поездки? Разве они все не на одной стороне? На стороне фюрера и фашизма? На стороне, которая должна убедить Великобританию, что мир между родиной Юнити и ее приемной родиной Германией на пользу обеим великим державам? Что вместе они должны править всей Европой?
— Тс-с-с, — шепчет ему Диана. Она пятится от Юнити, насколько хватает телефонного шнура.
— Не затыкай мне рот! — практически кричит Мосли. И хотя Диана отошла с телефоном в угол гостиной, его голос слышен всем. Не только Юнити, но и Муле с Пулей, которые пристально смотрят на Диану.
— Она тебя слышит, — шипит Диана.
— Да мне плевать, пусть меня слышит хоть чертов Гитлер. Ты моя жена, и я не потерплю, чтобы ты затыкала мне рот. Уж точно не из-за проклятой Юнити.
— Нам нельзя отталкивать Юнити, мы не можем себе этого позволить, — приглушенно отвечает Диана. — И как бы там ни было, ты не можешь так говорить о моей сестре.
Юнити не обратила никакого внимания на просьбу Дианы отойти и по-прежнему нависает над нею, наблюдая, как вытягивается изящное личико ее сестры, как горбится ее всегда прямая спина. Как смеет этот жалкий Мосли так разговаривать с ее сестрой? Он псевдофашист в лучшем случае — трижды менял партии, прежде чем остановиться на фашизме, — и не заслуживает ее. Юнити знает, что именно Диана по-настоящему верит в Гитлера и Рейх, и ее вера проявляется, разумеется, через Юнити.
Возможно, думает Юнити, Мосли недостоин партнерства с Гитлером. Возможно, кто-то другой гораздо лучше послужил бы делу фюрера, когда Великобритания заключит с ним союз. Возможно, это Диана. А может быть, и сама Юнити.
Холодная решимость пронзает ее, и она отворачивается от сестры. Она подходит к телефонному столику, не реагируя на крики матери, которая умоляет ее вернуться на кушетку. Даже Пуля зовет ее, когда Юнити начинает кашлять. Но она не отступит. Она должна защитить свою сестру и две ее родины — Германию и Англию, — и всё одним движением.
Юнити подходит к телефону. Она протягивает указательный палец к черному бакелитовому аппарату, слышит, как ее сестра кричит «нет!». Но ничто не может ее остановить, она нажимает на «отбой», рассоединяя Мосли и Диану. Никто не встанет у нее на пути.
Глава пятьдесят вторая
НЭНСИ
2 августа 1939 года
Перпиньян, Франция
— Сеньора, сеньора! — кричат мужчины сквозь забор из колючей проволоки. Они просовывают руки между острыми шипами, старясь схватить меня за рукав или за брючину. Отчаяние, исходящее от беженцев, осязаемо и душераздирающе.
— Lo siento [25], сеньоры, — отвечаю я одной из немногих испанских фраз, которые смогла выучить в перерывах между дежурствами. Хотела бы я предложить им больше. Что им мои извинения, когда их желудки пусты, а будущее неопределенно.
Я иду через убогий лагерь в женскую его половину, где так же за забором из колючей проволоки находятся женщины, будто они преступницы, хотя на самом деле единственное их преступление — побег во Францию из Испании, подальше от массовых казней, которые устраивает фашистский генерал Франсиско Франко и его армия. Глядя на этих грязных, истощенных женщин, многие из них с детьми — малыши цепляются за подолы их тонких хлопковых платьев, виснут на их худых руках, вокруг крутятся собаки и домашний скот, — я в миллионный раз задаюсь вопросом, как они пересекли грозные Пиренейские горы, чтобы спастись. И как могла Франция не приветствовать их с распростертыми объятьями, когда эти бедные, несчастные люди наконец пересекли границу? Хотя я полагаю, что французы больше озабочены подготовкой к войне против Германии, чем наплывом беженцев, и, надо отдать им должное, они хотя бы не отправили людей обратно в Испанию, но разместили в лагерях, в подвешенном состоянии, и теперь нужно множество добровольцев, чтобы заботиться о них. Пока мы ищем страну, которая согласится принять толпы обнищавших, голодных людей, ресурсы стремительно утекают.
Я подхожу к охраннику у ворот и сообщаю, что принесла лишь весточки от родственников из мужского лагеря, еды нет. Хоть я и без продуктов, женщины окружают меня, стоит мне войти, они улыбаются. Ради соблюдения приличий
